Номер 5(43) - май 2013
Лорина Дымова

Лорина Дымова Как я работала инженером

 

Вам, наверное, трудно этому поверить, но когда-то – тут хочется сказать "на заре туманной юности", но точнее будет "на заре туманной молодости", потому что было это сразу же после моего окончания института, – работала я в почтовом ящике. И тут для забывчивых или чересчур молодых (хотя бывает ли "чересчур"?) необходимо разъяснение. Почтовым ящиком в те времена назывался не только почтовый ящик, а еще и какой-нибудь научный институт или завод, где делали что-то важное и секретное, хотя важное и не всегда (часто вообще ерунду какую-нибудь), а вот секретное – непременно: чтобы враги не догадались, что производят на этом объекте сущую ерунду. И принимали на работу в почтовый ящик не абы кого, а только надежных людей, которые и под пытками не выдадут секретов родного учреждения. Сначала их, конечно, проверяли: ну скажем, нет ли у них, родственников за границей (а то, не дай бог, напишет такой работничек письмецо какой-нибудь кузине, проживающей на капиталистическом западе, а в письмеце-то, бац, и как раз секрет). Еще не приветствовалось знание иностранных языков, поскольку к этому времени Москва уже кишмя кишела иностранцами и предать родину была пара пустяков. Конечно, возникал вопрос: а как же, не зная языков, узнавать про вражеские секреты и знакомиться с их достижениями. "Что надо, вам переведут", - сухо ответил мне сотрудник первого отдела (тут опять неплохо бы объяснить, что это за отдел, но скажу в двух словах: отдел, в котором работали еще более проверенные люди, наблюдающие за менее проверенными – чтобы те, неровен час, не сболтнули ничего лишнего). Родственников за границей у меня не было, с иностранными языками дело тоже обстояло хорошо: я их не знала, к тому же я была молодым специалистом, что приветствовалось, так что по прошествии нескольких недель я была принята в почтовый ящик на должность младшего инженера.

Тревожной была ночь накануне моего первого рабочего дня, и сравнить ее я могу только с тем, как я не сомкнула глаз перед самым первым моим первым сентября. Беспокоило меня, а смогу ли я соответствовать институту (научному!), в котором мне предстоит работать, справлюсь ли?

Но довольно скоро стало понятно, что беспокоилась я напрасно, могла спать спокойно. Справляться было не с чем, и вначале я испытывала даже недоумение, что вот прошло уже несколько дней, потом несколько недель, а мне фактически никакой работы так и не дали. А я была молода, нетерпелива, жаждала подвигов и открытий (научных), и поэтому после нескольких моих заходов к начальству, начальник, наконец, придумал мне работу: я должна буду измерять вязкость расплавленного кремния, хотя измерять пока было не на чем, наша лаборатория еще только заказала установку для экспериментов, и теперь ее должны были разрабатывать, а потом монтировать, что занимает несколько месяцев (или лет), а я за это время должна была прочитать все, что есть в научной литературе о вязкости кремния. Мало того, мне даже дали собственного лаборанта, который должен был помогать мне в моих трудах. После того, как обнаружилось, что статей на интересующую меня тему не так много, а те, что есть, в основном на английском, энтузиазм мой погас, чему, как выяснилось, трудовой коллектив лаборатории были несказанно рад: моя бурная деятельность слишком контрастировала с общим ничегонеделаньем, и у народа появилось опасение, как бы начальник не встрепенулся и не придумал для них работу тоже. Был у меня еще один рывок: я отправилась в первый отдел, где хранились производственные секреты государственной важности, собираясь ознакомиться с закрытой, секретной литературой по своей теме. Я расписалась в специальной тетради, что соответствовало клятве ни при каких обстоятельствах никому не сообщать того, что прочту, и получила разрешение войти в святая святых. Главный секрет, который я почерпнула из прочитанного, заключался в том, что английские тигли для плавки кремния, оказывается, значительно превосходят наши ну буквально по всем параметрам: они и прочнее, и надежнее, и легче. Других секретов в секретной литературе я не нашла, и теперь нарушаю данную клятву лишь потому, что за почти полвека, прошедших с той поры, наши, русские, тигли, не сомневаюсь, не только догнали по качеству английские, но и перегнали.

После того, как я перестала рваться на баррикады, трудовой коллектив расступился и принял меня в свои ряды, я стала равной среди равных. Наконец, я посмотрела вокруг и увидела, представьте себе, – жизнь. Многогранную, загадочную, часто необъяснимую, но мои новые подруги, чтобы я как можно реже попадала впросак, объяснили мне самое главное: кто с кем и в какой степени. Какие вопросы можно задавать начальству, а какие ни в коем случае. Какого типа женщины нравятся самому начальнику и какие его заместителю. Какие магазины находятся неподалеку от нашего учреждения, и где что стоит покупать. Они научили меня, как в рабочее время проходить через проходную, что говорить вахтеру, но посоветовали этим не злоупотреблять и прибегать к этому только в самых экстраординарных случаях, например, когда в гастрономе дают сосиски. Порекомендовали наладить отношения с Фридой, распределяющей театральные билеты. Это была сложная наука и, чтобы освоить ее, понадобился не день, не два, а довольно долгое время, но, как я уже говорила, напрасно я не спала первую ночь, я – справилась. С моим лаборантом Женей мы очень быстро стали приятелями, благо были примерно одного возраста. Частенько ходили вместе обедать, я была в курсе его ранней семейной жизни, давала советы, помогала купить для его жены Розы подарок к новому году. Он тоже помогал мне, как мог, ремонтировал домашние вещи: утюг, часы. Словом, работали мы душа в душу и вместе оборонялись от нашего начальника, который, демонстрируя своему начальству горение на работе, иногда устраивал в лаборатории "запорожскую сечь". Начальник очень не одобрял мою с Женей дружбу и призывал меня "сохранять дистанцию", необходимую для отношений начальника и подчиненного, одновременно пытаясь сократить дистанцию между собою и мною, противореча собственным же декларациям. Мои подруги по лаборатории понимающе улыбались и советовали мне не тушеваться и держаться твердо, объяснив, что такие испытания проходят все новенькие, и те, кто не может устоять перед притязаниями начальства, после короткого периода процветания бывают вынуждены уволиться, поэтому-то мое место и оказалось вакантным.

И потекла жизнь.

Главное было не опоздать на работу ни на секунду: в проходной всегда стоял сотрудник отдела кадров с листочком бумаги, куда записывались фамилии тех, кто не успевал проскочить мимо вахтера до половины девятого. Этих горемык ожидали санкции в виде проработки на собрании, выговора и даже лишения квартальной премии. Вижу недоумение в глазах моих внимательных читателей: а это еще что за фрукт? Объясняю. Раз в три месяца сотрудники лаборатории получали хоть и смехотворно маленькие, но все же дополнительные деньги в качестве награды и поощрения за отличную работу. Проштрафившиеся же сотрудники премии лишались, что было большой неприятностью, поскольку эти дополнительные деньги уже давно были включены в бюджет семьи, и на них предполагалось купить кому-то из членов семьи ботинки или брюки.

Проскочив в 8 часов 29 минут по московскому времени через проходную, я уже не спеша шла через двор к своему корпусу, то и дело застревая по дороге, чтобы обменяться новостями с тоже никуда не спешащими сотрудниками. В лаборатории я вытаскивала зеркальце, расческу, помаду и долго и вдумчиво начинала наводить красоту. Как, впрочем, и вся остальная женская часть лаборатории. В это время лучше было ни к кому не соваться со своими делами, тем более с производственными. Через полчаса я доставала "материалы по своей теме" – журналы, книги – и начинала их изучать, пряча под бумагами книжку (как когда-то в школе), которую не успела дочитать дома, или тетрадь со стихами, а если начальства не было в лаборатории, то и не пряча. Хотя, когда руководство отсутствовало, находились дела и поважнее: надо было переснять выкройку платья или померить блузку, которую только что купила какая-нибудь сотрудница, и если понравится, бежать за такой же в универмаг.

В одиннадцать я шла за кефиром, который сотрудникам выдавали "за вредность". Дети наших сотрудниц были уверены, что их мамы работают среди вредных людей (что подтверждали рассказы мам о начальнике), и кефир на работе дают вместо лекарства, чтобы эта самая вредность меньше портила здоровье.

После кефира ждать обеда оставалось меньше двух часов, что было, прямо скажем, по-божески. Это был единственный период, когда я делала что-то по работе: читала статьи или шла в конструкторское бюро узнать, как движется работа по моей установке. Постепенно у меня завелось там, вне нашей лаборатории, много друзей, что тоже украшало жизнь.

Обеденный перерыв в институте – это отдельная песня. Песня счастья. Очередь к раздаче была не в тягость, и называлась она "встреча друзей", поскольку это была единственная легальная возможность встретиться с приятелями и знакомыми из других лабораторий, от которых мы узнавали их новости и делились своими. Очередь была также местом встреч влюбленных, разбросанных безжалостной жизнью по разным отсекам института, и наблюдение за этими встречами ничуть не уступало по занимательности просмотру захватывающих фильмов. Одним из обеденных удовольствий было чтение меню, висящего возле раздачи, в котором попадались блюда, доставляющие истинную радость еще до того, как их попробовали. Таковыми были "бульон мясной-мясной" или "сом в интересном гарнире". Потом, правда, выяснялось, что интересный гарнир представлял собой всего лишь перловку и вареную свеклу, вместо обычных макарон, но это уже не имело значения, поскольку удовольствие было получено еще при чтении. Сначала меня удивляла непреклонность раздатчиц, отказывавшихся давать человеку одновременно, скажем, холодный борщ и рыбное второе, но потом мне объяснили, что таким образом проявляется забота администрации о сотрудниках, вернее, об их желудках. "Не сочетается", - сухо бросала раздатчица и ждала, когда несмышленый научный сотрудник придумает другое сочетание первого и второго. О самом обеде из четырех блюд, включающем винегрет на закуску и компот на десерт, говорить не буду, поскольку все это заглатывалось мгновенно и не только по причине голода, но и из-за желания выкроить себе хотя бы минут двадцать обеденного времени, когда можно было понежиться на солнышке во дворе института и поговорить за жизнь, не прячась от всевидящего ока начальства. Мы наизусть знали те пункты трудового законодательства, в которых говорилось о незыблемом праве трудящихся на отдых во время обеденного перерыва. За эти двадцать минут происходило многое: завязывались романы, строились планы на будущее, принимались решения, куда и, главное, с кем поехать в отпуск – тут я остановлюсь, иначе мое повествование слишком затянется, а обеденный перерыв, увы, подходит к концу. Однако до конца рабочего дня остается не так уж много времени и его можно как-нибудь перетерпеть, составляя список покупок по дороге домой и обязательных вечерних дел. Начальство после обеда тоже становилось вялым и ни на кого не обращало внимания. Это доказывало, что начальники тоже люди, которым после еды хочется вздремнуть и которые тоже с нетерпением ждут конца рабочего дня.

И он наступал – конец рабочего дня! Звенел звонок, сотрудники чуть ли не бегом устремлялись прочь, на волю, на свободу, и через три минуты не оставалось ни души сначала в лаборатории, а вскоре и во всем институте. Было непонятно, откуда берется в определенные моменты у нашей крошечной проходной такая гигантская проходная способность. Хотя… Вахтер ведь тоже человек, и ему тоже хочется домой.

И все-таки… Не могу объяснить, каким образом это произошло, но что было, то было! Через восемь месяцев агрегат для измерения вязкости кремния был установлен в нашей лаборатории (забегая вперед, скажу, что из-за этих восьми месяцев и некоторых особенностей установки ее называли недоношенной). Но так или иначе железное чудовище красовалось посреди моей комнаты, и на нем даже можно было работать! И это несмотря на то, что энтузиазм сотрудников конструкторского бюро и тех, кто делал такие железные игрушки, мало отличался от нашего. Но факт остается фактом: я приступила к работе.

Принцип измерения вязкости расплавленного вещества был прост. Тигель с расплавленным кремнием прямо в печи раскачивался, как маятник. К тиглю было прикреплено освещенное зеркальце, и по амплитуде раскачивания можно было судить о том, как различные добавки изменяют эту самую амплитуду, а значит и вязкость. Плавкой кремния занимался мой лаборант Женя, а в мою обязанность входило сидеть в темноте и измерять по шкале амплитуду колебаний, а потом составлять графики и делать выводы. Работка была, прямо скажем, непыльная, мне она понравилась, и дело пошло. Особенно хорошо работалось в первой половине дня, а вот во второй, после обеда, монотонное качание светящегося зеркальца в полной темноте навевало сон. Работа показалась мне вполне осмысленной, к тому же мой начальник пел мне в ухо, что на такой установке я смогу защитить кандидатскую диссертацию, а может быть даже (чем черт не шутит!) и сделать научное открытие. Перспектива вдохновляла!

И день за днем, неделя за неделей я записывала длину прыжков моего зеркального зайчика, скачущего туда-сюда, пока у меня не накопилось бессчетное количество таблиц и графиков. Выглядели они внушительно, однако как только я приходила к выводу, что добавка железа увеличивает вязкость кремния, следующий же график это опровергал, уверяя меня, что именно из-за железа кремний становится менее вязким. Все было замечательно, кроме того, что воспроизводимых результатов не получалось, хоть убей!

Начальник тоже был расстроен – судя по всему, у него были собственные планы, связанные с установкой, и несколько раз он обмолвился, что в его возрасте быть кандидатом наук неприлично, но теперь-то докторская на мази. Снова и снова я проводила эксперименты, но разброс результатов был так велик, что никаких выводов сделать было невозможно. По-видимому, я и до сегодняшнего дня тупо сидела бы в темноте и ловила зайчика, если бы мой начальник в один прекрасный день не сказал мне, что пора закругляться, нужно взять средний результат из всех полученных и провести еще несколько замеров, которые должны будут его подтвердить. Причем сделать это надо в течение двух-трех дней, поскольку через две недели в Запорожье состоится научная конференция, где я как молодой специалист должна буду сделать доклад о новом методе измерения вязкости кремния. Услышав это, я потеряла дар речи. Научная конференция? Доклад? Молодой специалист? И все это про меня?!! И о чем же я буду говорить? О том, что нет никаких результатов?

- Результаты есть, - строго сказал начальник. – Я же вам объяснил, как их получить. А рассказывать вы будете обо всем, что делали, но без заключительного этапа. Вы меня поняли? – последнюю фразу он произнес с нажимом.

Я поняла. И поехала в Запорожье.

Чтобы мне было не так страшно среди научных светил, которых, по словам начальника, там будет пруд пруди, он решил, что со мной на конференцию поедет моя подруга, работающая в нашей же лаборатории, тем более что вот уже месяц, а то и больше, он безрезультатно добивался ее благосклонности, а тут она как раз при нем мечтательно сказала мне: "Эх, мне бы туда! Запорожье это почти юг! Тепло. Фрукты!"

И поехали мы с Региной вдвоем, хотя и с одним докладом, на научную конференцию. Это была моя первая "настоящая" командировка – с жизнью в гостинице, завтраками в ресторане по утрам и всеми остальными атрибутами научной жизни, – и я была чрезвычайно горда и взволнована. Беспокоил меня, правда, предстоящий доклад, хотя я выучила его наизусть, но мой начальник предупредил меня, что мне могут задать какие-нибудь каверзные вопросы, и я трепетала. Однако напрасно. Появление в зале заседаний двух молодых незнакомых женщин было приятным сюрпризом для научных работников, обремененных годами и уставших от одних и тех же разговоров с одними и теми же седовласыми собеседниками. До того, как мы с моей подругой вышли на сцену (она развешивала графики и схемы), в зале стоял гул, похожий на гудение огромного количества пчел, а в глазах публики читалась только тоска. И вдруг!.. Гул мгновенно стих, будто вилку динамика резко выдернули из розетки. Регина, красная от волнения, сошла со сцены, и я начала.

Не соображая, что говорю, я наизусть, как стишок, не прерываясь ни на секунду, выпалила доклад и замолчала, не зная, что делать дальше. Но делать ничего было и не надо. Из вопросов ко мне были лишь: сколько времени проводился эксперимент, какой институт я закончила и в каком году (последний вопрос, я думаю, был задан с целью выяснить, сколько мне лет).

В конце дня, когда подводились итоги, докладчик назвал мой доклад (и эксперимент) одним из самых интересных на конференции, направление исследований чрезвычайно перспективным, и сказал, что это будет отмечено в материалах по итогам конференции в научном журнале. На банкете, устроенном в честь закрытия мероприятия, мы с подругой были в центре внимания, мне, а заодно и ей, объясняли, как мы талантливы, говорили, что мы надежда отечественной науки и что взаимное сотрудничество необходимо продолжать (короче, как нам можно позвонить). В институт я вернулась победительницей, и даже моя не совсем чистая совесть, напоминавшая о липовых результатах эксперимента, замолчала.

Хотя вскоре стало ясно, что наша установка никуда не годится и что получить воспроизводимые результаты на ней невозможно, я продолжала ловить в темноте светящийся зайчик, составлять таблицы и передавать их начальнику, твердо намеренному в ближайший год-два защитить по этим результатам докторскую. Наши с ним отношения очень обострились, он упрекал меня в недостаточном энтузиазме, в скептическом отношении к собственной работе и в том, что я слишком много выписываю для Жени (своего лаборанта) заявок на спирт для чистки установки (как все острили "для промывки оптических осей установки") – мы с Женей давно уже были друзьями, и отказывать ему я была не в состоянии.

С работы я ушла перешла в другой, аналогичный институт, потом в третий (описывать работу там нет смысла: всё то же самое), пока не стало понятно, что с инженерной работой надо вообще завязывать, тем более что параллельно своим металловедческим мучениям я уже занялась журналистикой, и там кое-что наклевывалось.


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2617




Convert this page - http://7iskusstv.com/2013/Nomer5/Dymova1.php - to PDF file

Комментарии:

Берка
Лос Анжелес, Калифорния, США - at 2013-06-01 07:24:24 EDT
К тому, что спирт был валютой почище иных конвертируемых, прибавить что-то новое очень сложно. Но вот мне в руки была дана пивная пол-литровая коричневого(что важно) цвета бутылка с содержимым, которое начальник моей лаборатории в институте Филатова назвал спиртом. Я этому названию не очень поверил, зная натуру начальника. Но поскольку в том возрасте я ещё спирт дегустировать не умел, то очертя голову понёс бутылку знакомому токарю из автомеханического техникума. С целью преобразовать спирт в червячный вал для лабораторной установки. Возможно какому-то химику метаморфоза бутылки в металл покажется нереальной. Но токарю она таковой не показалась. И заказ на чудо был принят. С одной однако оговоркой. Сомнение у токаря вызвал цвет бутылки. Плюс моё глупое упоминание, что спирт доставлен из института глазных болезней Филатова. Подозрения токарь озвучил так,- Не промывали ли, часом, этим спиртом глаза больным?
Этот вопрос сделал со мной две неприятные вещи: застал меня врасплох и поставил в тупик. От своего начальника я мог ожидать и не такого подвоха. Тем более, что я не имел точных сведений, как влияет глазная слизь на органолептические свойства спирта.
Мой ступор от этого вопроса ещё объяснялся тем, что я мгновенно с ужасом представил себе вопли пациентов, которым могли прописать такую промывку.
И вообще, кто мог подумать, что токарь собирался заливать 96 градусный спирт внутрь своего, ещё живого организма. Вместо того, чтобы использовать этот растворитель для протирки станка?

Л. Комиссаренко
- at 2013-05-28 19:13:56 EDT
Марк Фукс
Израиль, Хайфа - Tue, 28 May 2013 17:55:23(CET)
Все, в той или иной степени – свидетели и участники событий.
Я полагаю, что та атмосфера ничегонеделания, о которой с легкой тоской вспоминаете Вы, характерна для академических НИИ. Мой четвертьвековой опыт работы в отраслевом КБ и НПО говорит о несколько ином, хотя некоторые ситуации знакомы до мельчайших подробностей.
===============================================
Уважаемая Лорина! Рассказ Ваш достаточно интересен, в принципе, как правильно отметил Марк (см. цитату), всё всем известно. Вам удалось найти интересные нюансы, мастерски их скомпоновать. Я,как девушка скромная, решил сначала, как почти всегда, промолчать. Но Марк разбудил (не зверя, конечно). Он пишет "о несколько ином" опыте. Мой опыт не несколько, а совершенно иной: из 35 проработанных "там" лет 30 - с 14-часовым рабочим днём без суббот, а зачастую и воскресений. Атмосфера академических институтов мне знакома по командировкам. А вот со спиртом - это интересно. Посему разместил - так, для хохмы - парочку разведенных на нём эпизодов на форуме
http://www.berkovich-zametki.com/Forum2/viewforum.php?f=32

Сергей Чевычелов
- at 2013-05-28 18:57:27 EDT
Может все-таки кто-нибудь объяснит, почему при таком всеобщем бездельи текли куда надо каналы и туда куда надо впадали? Я прочитав одним махом "В круге первом", был твердо убежден, что этой шарашке сделать секретный телефон не удалось. Потому как по описанию Солженицына, целью его трудового коллектива было ничего не делать и ничего не сделать. Каково было же мое удивление, когда в начале 80-х я увидел этот телефон и даже по нему разговаривал. Таки сделали!
Марк Фукс
Израиль, Хайфа - at 2013-05-28 17:55:23 EDT
Дорогая Лорина!
Я рад тем лучам тепла и доброжелательности, в которых купаетесь Вы.
Воспоминания современников - это всегда интересно для читателя, но одновременно сложно и ответственно для автора. Никакая фальшь не пройдет. Все, в той или иной степени – свидетели и участники событий.
Я полагаю, что та атмосфера ничегонеделания, о которой с легкой тоской вспоминаете Вы, характерна для академических НИИ. Мой четвертьвековой опыт работы в отраслевом КБ и НПО говорит о несколько ином, хотя некоторые ситуации знакомы до мельчайших подробностей.
Вам спасибо. Здоровья и спокойствия.
М.Ф.

Лорина Дымова
Иерусалим, - at 2013-05-28 15:34:29 EDT
МАДОРСКОМУ - ЛОРИНА ДЫМОВА
Спасибо за отклик.
Я так и предполагала, что немало людей, порывшись в своей биографии или в жизненном опыте окружающих, узнают многие эпизоды из моего повествования.

Мадорский
- at 2013-05-28 12:23:42 EDT
Спасибо автору. Читать было очень любопытн, тем более, что изложено, легко,с хорошим юмором. Любопытно, потому что я знал понаслышке о советском стиле работы: " Они делают вид, что платят, мы делаем вид, что работаем", но сам не сталкивался. В музыкальной школе после рабочего дня (12 учеников) валился с ног. Странно, но сов. система напоминает ту, что была в ГДР. Мы приехали в 92 году и мой родственник инженер-электрик попытался устроиться на работу электриком( ГДР стада ФРГ, но стиль ещё сохранился). Ему во время испытательного срока сказала сделать определённую работу за 8 часов, а он хотел себя прояить и сделал за два. На другой день его уволили. Как и в рассказе, его коллеги не хотели принимать на работу столь активного сотрудника.
Лорина Дымова
Иерусалим, - at 2013-05-28 12:02:22 EDT
Дорогая Лина, спасибо за добрые слова.Мне, как и любому пишущему, они очень дороги.
Лина Городецкая
Хайфа, Израиль - at 2013-05-28 11:41:44 EDT
Авторское повествование понравилось своей динамикой и легким юмором. Прочитала с удовольствием и со своими ассоциациями. Кстати, Лорина, не получилось оставить коммент под Вашей работой в прошлом номере "Семи искусств". А она оказалась мне очень близкой во многих аспектах.
Творческой Удачи Вам.

Лорина Дымова
Иерусалим, - at 2013-05-28 11:32:09 EDT
ЧИТАТЕЛЮ - ЛОРИНА ДЫМОВА
Да, евреев было полно, в том числе и мой непосредственный начальник.

ЧитАтелЬ
- at 2013-05-28 10:13:49 EDT
Хорошее, живое повествование!
Вспомнил классику: "Служебный роман" Рязанова.
Спасибо автору.

P.S.
Вопрос:
Были ли ещё евреи в этом "ящике", кроме вас?

Лорина Дымова
Иерусалим, - at 2013-05-28 07:54:49 EDT
Очень благодарна всем, кто откликнулся на мой рассказ.
Спасибо!

Беленькая Инна- Л.Дымовой
- at 2013-05-28 07:22:26 EDT
Очень симпатичный рассказ. И , главное, есть интрига, без которой и рассказа не было бы, и которая забирает больше, чем описание времяпрепровождения в "ящике". Эта интрига - в тиглях. В добрые старые времена писательница Коптяева или, кто другая, сделала бы эти тигли центральным действующим лицом в романе с разворачивающейся вокруг них борьбой прогрессивных и устаревших взглядов, сталкиванием карьеристких и научных интересов. Это был бы роман о честности в науке, прославлении молодого специалиста и посрамлении тех, кто преграждал ему путь. Но Вы опоздали родиться, и роману не суждено появиться. На самом деле, этот эксперимент заинтриговал: почему результаты оказались не теми, которые ожидались. Может, Вы были на пороге открытия?
Miller
- at 2013-05-27 19:31:54 EDT
Б.Тененбаум-Миллеру
- Mon, 27 May 2013 07:56:11(CET)
П/я 116, который стоял на набережной ак.Туполева, и был известен в любой пивнушке как "фирма Туполева", но тем не менее оставался "засекреченным". А напротив, по ул.Радио, стоял корпус ЦАГИ. А дальше, вдоль набережной Яузы, были корпуса МВТУ им.Баумана.


...А рядом Академия химзащиты, мои заказчики, куда я по глупой наивности как-то ткнулся с диссертацией...

Все мусолю и мусолю московскую часть "Мыльной оперы" с этим эпизодом... Надо написать страниц 5-10, чтобы замкнуть сюжет. Да горячие свежаки отвлекают...

Соплеменник - Игорю Ю.
- at 2013-05-27 13:55:33 EDT
Игорь Ю.
- at 2013-05-27 06:19:29 EDT
"...Легкая зависть: в отличие от "научных работников" молодым специалистам-конструкторам в КБ надо было выдавать норму чертежей - при их почти полной ненужности. Легкая зависть и от того как хорошо написано. Таки - талант!..."
===============================
Уважаемый Игорь!
Это правило существовало только в институтах типа проектно-конструкторских, где "создавали" почти однотипные вещи.
КБ (ОГК) заводов и НИИ не имели таких нормативов. Хотя, конечно, за "производительностью труда" и там следили дважды - и начальство и ревнивые коллеги.

Б.Тененбаум-Миллеру
- at 2013-05-27 07:56:11 EDT
П/я 116, который стоял на набережной ак.Туполева, и был известен в любой пивнушке как "фирма Туполева", но тем не менее оставался "засекреченным". А напротив, по ул.Радио, стоял корпус ЦАГИ. А дальше, вдоль набережной Яузы, были корпуса МВТУ им.Баумана.
Миллер
- at 2013-05-27 07:50:04 EDT
Б.Тененбаум
- at 2013-05-27 03:29:12 EDT

Слушайте, вы не ошибаетесь насчет п/я 116? Дело в том, что так примерно до 1966 г. именовалось Ташкентское авиационно-производственное объединение им. Чкалова (ТАПОИЧ), которое ходило под Антоновым. Тогда в 66-м меняли вывески: номера "ящиков" секретили, а фирмам давали открытые наименования. Вот, п/я 116 было официальным названием, было еще - 84-й завод (видимо, с еще более старых времен). Потом - ТАПОИЧ.
Аналогично было с нашей фирмой. Когда я начинал работать в 64-м, был п/я 125, в народе "ламповый завод" или просто "лампочка". Потом переименовали в Ташкентский завод электронной техники, потом замутили: По "Фотон". а для самого завода и нашего КБ дали "закрытые" номера "ящиков". Гебня развлекалась!

Миллер
- at 2013-05-27 07:35:37 EDT
Вдогонку. Я имел в виду серию 17 "Утиная шейка застольных времен".
Б.Тененбаум-Игорю Ю. :)
- at 2013-05-27 07:35:31 EDT
Да, на чертежи была норма выработки. Как сейчас помню: "изделие 141", носовая опорная рама, общая компоновка. Это был низколетящий беспилотник с радарным обзором "вбок", запускался, по-моему, с грузовика. Запуск я ни разу не видел, на полигон меня не пускали.

Вот смотрите, Игорь, что значит плановое хозяйство:
1. Я отучился в авиационном техникуме по спец. "Радиотехника" - 4 года.
2. Я отучился в авиационном институте по спец."Управление полетом"- 6 с половиной лет.
3. Я работал в авиационном КБ техником/чертежником - 3 года.
4. Я работал в авиационном техникуме мл.преп. автоматики авиамоторов - 3 года.

А после этого меня забрали в армию в мотострелки - определили на строительные работы по огораживанию территории части
Выстрелил 5 (пять) патронов.
Bесь год в составе родного взвода строил заборы.

Миллер
- at 2013-05-27 07:32:43 EDT
Что-то слышится родное...
30 лет и 3 года отдано работе в ОКБ в первой жизни и в университетской лаборатории и старт-апе во второй.
Правда, с интересом и удовольствием, перебиваемыми периодами лени и общим антуражем, похожим на описанный. И кое-какими трудовыми и личными достижениями.
А таких девочек по распределению видел в жизни множество. Попадались и очень милые. Особенно, среди тех, кому работа была до феньки или в тягость.
В порядке благодарности и алаверды приглашаю: http://berkovich-zametki.com/Forum/viewtopic.php?p=5899

Игорь Ю.
- at 2013-05-27 06:19:29 EDT
Легкая зависть: в отличие от "научных работников" молодым специалистам-конструкторам в КБ надо было выдавать норму чертежей - при их почти полной ненужности. Легкая зависть и от того как хорошо написано. Таки - талант!
Б.Тененбаум-Э.Рабиновичу
- at 2013-05-27 06:14:32 EDT
Спирт был катализатором невиданной мощи. Работа, заказанная в механическом цехе, могла быть выполнена за 2 месяца беспрерывных хождений и упрашиваний.
Или за два часа.


Это была единственная твердая валюта :)

Лирик-физик
- at 2013-05-27 05:56:36 EDT
"Точно и живо".
Точность присуствует, но скорее в описании технологий опытов: про тигель с расплавленным кремнием - безупречно точно.
А вот живости, как раз, - не обнаруживается.
С самого начала - избыточно много слов, разъяснительных скобок, слишком прямых и не совсем удачных попыток смешить читателя. Это, скорее, добротный текст для "своих".

Элиэзер М. Рабинович
- at 2013-05-27 05:40:28 EDT
Обсуждение меню в столовой института:
"Кет в соусе."
"Что такое "кет"?"
"Это такой рыб."

Спирт был катализатором невиданной мощи. Работа, заказанная в механическом цехе, могла быть выполнена за 2 месяца беспрерывных хождений и упрашиваний.
Или за два часа.


Б.Тененбаум
- at 2013-05-27 03:29:12 EDT
Ужасно похоже на "п/я 116", оно же - КБ А.Н.Туполева, куда меня занесло по распределению после авиационного техникума. Думаю, я был как бы вашим "Женей", Лорина - у меня были самые дружеские отношения с моей начальницей, Надей. Она была просто замечательная, и очень любила стихи, и тут мы нашли, что называется, общую почву.

Когда я туда попал, мне было ровно 19 лет, и начальник нашей группы завел себе привычку называть меня, единственного из всех, по имени-отчеству. По паспорту я значился Борис Мордкович - очень забавно, правда ? Но вообще-то в п/я 116 было весело. Над нами прорвало туалет, чинили его эдак месяца четыре, и мой сосед по кульману, Вовка Г., говорил, что свои мемуары он начнет строкой: "По стене фирмы Туполева медленно стекало г...но".

Спасибо вам, дорогая Лорина - очень живо и точно, и пробуждает столько воспоминаний ...

Например, такое: в обед в нашем отделе играли в жмурки. Один паренек, назовем его Виталиком, изловил за рукав кофточки барышню и понял, что кофточка шерстяная. А в тот день в такого рода кофточках пришли две девушки, Ниночка и Олечка, и отличались они только тем, как на них были нашиты пуговки. Ну, и Виталик с удалым воплем: "Ага, сейчас мы по пуговкам разберемся, кто такая ..." таковую пуговку нащупал - и теперь водить стала Ниночка, раз уж ее узнали. И вот она загнала бедного Виталика в самый угол, и деваться ему стало некуда, и он залез на стол.

Но Ниночку он не провел - она услыхала шорох, определила ситуацию, ухватила Виталика за штанину и радостно сказала:
"Ага, попался ! Сейчас по пуговкам разберемся, кто ты такой ...".

С тех пор я знаю, как выглядит немая сцена в "Ревизоре" ... Правда, наш "городничий" упал со стола, но это уже так, мелкие сценические детали ...


_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//