Стихи последнего года

Из неопубликованного

Публикация Гриты Шальман

***

Как хитро сплетена словесная канва,

Ячейки так малы – так велики уловы,

Я высказала все, но замолчу ль едва,

Коль тычутся в ладонь мне слов болиголовы.

Круглись, но не боли, словесный рой,

Всё заполняй, теснись

Здесь под небесным кровом,

На травах настою и укреплю настой,

Размашисто над ним пройдясь молитвословом.

***

Плюс сорок. Я скитаюсь, огнеликий.

Как будто мне привил садовник дикий

Тяжелую цветочную проказу,

Я всеми красками болею сразу –

Багровой, желтой, черной, золотой,

Меня пустить боятся на постой.

Я с берега пустынного, я брежу,

Я сам себя сейчас под корень срежу,

В кувшин поставлю, влагой напою…

Блаженных двадцать пять теперь в раю.

***

На внутреннем огне вскипают слезы,

Текут по пальцам, сомкнутым у век,

И пальцы намокают будто лозы,

И им уже не высохнуть вовек.

Текут по шее на пол, на кровать,

И я бессильна их поток прервать.

И слезная река меня качает,

Да так, как будто успокоить чает,

И так слеза в слезе отражена,

Что вся река освещена до дна…

Но как ни глубока, как ни хрустальна,

А тайна слез моих все та же тайна.

***

Остаться точкой в мареве лучей

И отблеском на горлышке ручья,

И шепотом в плетении речей

Для всех и для себя самой ничья.

Я – только зренье, зрение и нюх,

И вряд ли пожелаю быть иной.

Впитала леса многослойный дух –

Лист преющий и аромат грибной,

И банный чад откуда ни возьмись,

И тишина… Такая тишина…

Откинься – и готическая высь.

Ты от себя самой отрешена.

***

Ван Гог волнистый – линии, мазки,

Живу в кругу его тоски и света,

Воронки звезд – так дивно небо спето,

Кувшинок звезды – линия реки,

Подсолнухи – подсолнечности мета,

И сам он – перевязанное ухо,

Натянутая кожа, желто глухо

Светящаяся… С трубкою в руке…

Я с ним уже почти накоротке,

Я в спальню вхожа. На кровати кто-то…

Десятки мельниц. Вспомним Дон Кихота.

Он сам в своем сраженьи Дон Кихот

С палитрою как со щитом идет.

И дерево цветущее – миндаль –

Надежды вспышка, будущего даль…

***

У озерной плоскости… Откуда

Вдруг высоты Дудергоф вознес?

На машине огибаем чудо –

Древняя земля из-под колес.

И высоты замкнутой подковой

Заслоняют небо, гасят свет.

Говорят, период ледниковый,

Проходя, оставил этот след.

Я расправлю крылья за плечами

И вгляжусь в былое тяжело,

Озеро придонными ключами

Как подводным лесом проросло,

Валуны здесь воздвигали стену,

Ельник по откосу в гору лез,

Гладь воды едва крылом задену

И случайно раскачаю лес.

***

Слово к слову, вечны как в Завете –

Треугольник из военной тьмы,

Я одна, и только я в ответе,

Что тебе так редко пишем мы.

Сердце встрепенулось – перекличка,

Сжались до нуля десятки лет.

Развернула – ветхая страничка

Чуть жива на сгибах, на просвет.

Слышите от годовалой дочки,

Что едва подсвечивает тьму:

«Скоро ночь, а вы еще ни строчки,

Ни привета папе моему».

Безнадежно канувшие сроки –

Не под силу долу гнущий рок.

Вы тогда не знали – ваши строки

Лечь могли бы смерти поперек.

***

Все наискось, все на беду.

Петляю, как опытный лис.

Я чистое слово найду,

Такое как белый нарцисс.

Оно повлечет за собой,

Проляжет как мартовский путь,

Путь белый, почти голубой,

Текуче подвижный как ртуть.

И бег мой отчаянно рьян,

Хотя и на выдохе лет.

Срываю я желтый тюльпан –

И вот мой весенний букет. 

***

Всю ночь мне снились деньги:

Луидоры, червонцы, и дукаты, и гинеи,

Я рыцарем скупым при них была.

В них руки запустив, я их ласкала

И в отсвете металла молодела,

Как зеркало подсказывало мне.

Потом война мне снилась: гром орудий,

Ряды солдат из глубины веков,

Доспехов блеск, энергия движенья

И топот приближающейся смерти,

Страх, от меня стоящий в стороне…

***

Ангел крыльями по щеке –

Так быстры, что не ловит глаз.

И не видно, что вдалеке.

Важно только что здесь, сейчас.

Среди снежно-привычной тьмы,

Как нетронутого листа,

Счастье ангельской кутерьмы

Нам даровано неспроста.

Свечи теплятся без огня,

И еловый суров настил,

Ангел мой, ты бы взял меня

И мне место определил.

***

Тамаре Петкевич

Какие знаки, прочерки, края,

И воздух для дыхания пригоден,

Не верится самой, что это я,

Все та же я, и взмах крыла свободен.

Свободен взмах и угол все острей,

И на крыло встаю покуда в силе,

И выстрелы захлопнутых дверей

Изранили меня, но не убили.

Лавина голосов, лавина лиц,

Разбег до взлета – долгая надсада

И энностью исписанных страниц

Отмечен путь, что вел кругами ада.

29.03.2015 г.

***

Март у зимы ворует вьюгу,

Она цветет во всей красе.

По отношению друг к другу

Мы инопланетяне все.

Истерлось слово «дорогие»

Вдали, вблизи, и под, и над.

Ад – это все вокруг другие,

Другие все, и это ад.

В глухих скафандрах вместо платья

Мы все подобия нулей,

И расстоянья до объятья

Преодолеть все тяжелей.

Преодолеем для порядка,

Хоть строит козни сатана,

Жизнь – бесконечность, только кратко

Для нас изложена она.

***

На цыпочках готовая к прыжку –

Единственному на твоем веку,

За ветви краем глаза зацепись,

Они-то знают, что такое высь:

Ни цветика, ни бабочки, лишь синь,

Ты приглядись, одумайся, остынь…

Они-то знают мудростью корней,

И ты остановись, зазеленей

И руки вскинув, будь и здесь и там,

Свои ладони подставляй ветрам,

Под их напором стой и гнись сама,

Не мудрствуя и не сходя с ума.

***

Расходился полем грач,

Клюв стреляет метко.

Все кидают в небо мяч,

Только ловят редко.

Бросил в небо – и забыл,

Всё дела земные,

Только дни идут враспыл,

Как холсты льняные.

Слово к слову – туча слов –

Жалящи и пылки.

Мяч – ребяческий улов,

Дедушкин – бутылки.

Если много наберет –

Хватит на пол-литра.

А весна идет вперед –

Горяча палитра.

Что ни листик – всякий зряч,

Зря не прекословит.

Все бросают в небо мяч,

Но не каждый ловит.

***

Весенний ветер – он все злей и пуще,

Я зиму пролежала, как в гробу.

По облакам, не по кофейной гуще,

Учусь теперь угадывать судьбу.

Выходит скособоченной, небрежной,

Какая есть – я примиряюсь с ней.

Из пустоты безлиственной, бесснежной

Все видится и дальше, и ясней.

Гляжу насквозь, прищуривая веки,

Не принимая в счет людской поток.

Ни холмика, лишь острова и реки,

И все, как в невозможное, рывок.

***

Пролетел Господь над нею

Да прошлась по ней коса,

Глуби – черного чернея

Да седьмые небеса.

На авось сколочен дольник –

Ладной песни не проси.

Что Бермудский треугольник

Для отчаянной Руси?

Мураши бегут по коже

Холодею, но горю.

В пропасть кубарем, но все же

Притворяюсь, что парю.

***

Вот дерево мое черно как инок,

Гляжу и говорю себе: уймись.

Опять весь город сложен из снежинок,

Что тонкой нитью ускользают ввысь.

Под фонарями празднично и ладно,

Да только мало фонарей на Русь.

А фоном – ночь и степь, и непроглядно

Я Аввакума матушкой плетусь.

Согбенна от усталости и боли,

Платок от снега не прикрыл лица.

«Доколе, – я шепчу ему, – доколе?»

«А до конца, родная, до конца».

***

Крылами обвивал с небес слетая,

Недолгая была, но золотая

Та полоса, тот солнечный отвес.

Тот леший нас заманивавший в лес,

В пучок собрав веселые морщины,

Отплясывал на дне сухой лощины…

Теперь вокруг все сумрачно, елово,

Я белое перо как знак былого

Поймаю вдруг и приложу к щеке,

На миг, но с прошлым я накоротке.

Та жизнь моя была подобно свитку,

Теперь все хлипко, на живую нитку.

Пустынно так, непрочно все окрест,

Что даже память – слишком резкий жест.

***

Хорошо, что не знала заранее,

Не накаркало мне воронье.

Это мертвая зыбь – умирание –

Ничего нет страшнее ее.

Прахом все – и надежды, и чаянья,

И стихов приближавшихся гул.

Как ни странно, в минуту отчаянья

В паруса мои ветер подул.

Море хмуро, погода толковая

И камней оголившихся сыпь…

Я, к девятому валу готовая –

Лишь бы только не мертвая зыбь.

***

Я как глину разминаю каждый стих,

И толчками кровь по венам – чистый хмель.

Ноги вынесут, хоть мысленно от них

Нахожусь я аж за тридевять земель.

Все тесней сжимает времени кольцо –

Год за годом наступают будто рать.

Не в лицо мое глядите, не в лицо,

А на версты, что успела отмахать.