Колмогоровский интернат и Вторая школа:
на двух полюсах одной планеты

В последние годы оживились разговоры о советской системе школьного образования, в том числе физико-математического. Обстановка тех лет – это холодная война, железный занавес, командная система власти. Сегодня наша жизнь – гибридная война, открытые границы, честолюбие власти, финансовые потоки. Неизменны лишь родительские инстинкты поиска лучшей доли своим детям и неистребимая в наших детях тяга к познанию окружающего мира.

Разговоры о физматшколах в СМИ и в сети принимают нередко формы лубочных мемуаров или публичной порки. Известный историк прошлого века Марк Блок в своей книге “Апология Истории или Ремесло историка” приводит арабскую поговорку: “люди больше походят на своё время, чем на своих родителей”. Этот текст – попытка расширить область и формы дискуссии, погрузившись в ткань научной и общественной жизни прошлых лет, взглянуть на историю наших физматшкол с более широких позиций.

Мы опишем особенности двух разных типов школ – интернатов и столичных математических школ на примере Колмогоровского интерната и Второй школы Москвы. Дополнительно расскажем и об особенностях Новосибирского интерната как прототипа Колмогоровского.

В наши дни многие готовы объяснять ход жизни движением небесных тел или гендерными проблемами. Г.Маркес (“Сто лет одиночества”) вообще писал, что история человечества – это история его борьбы с тараканами. Постараемся взглянуть на историю физико-математических школ в контексте общественной жизни нашей страны. События внутренней жизни школ сегодня достаточно подробно описаны в сети.

Этот текст – не научно-исследовательская работа, не монография, не черновик диссертации. Это приглашение продолжить и развернуть начавшийся в последние годы разговор о советских физико-математических школах, расширив его рамки за пределы собственно школы и включив эту тему в ткань общественной жизни того времени. Значительная часть текста – выдержки из твёрдых или сетевых источников, пересказ более-менее известных фактов, иногда что-то из устных преданий. Цель – сделать некую подборку, подспорье для возможных в будущем исследовательских работ. Автор заранее признателен за любые замечания, исправления и мнения. Авторы нынешних школьных реформ ещё в конце застоя создали миф о казённом однообразии советской школы. Не будем сейчас говорить о настоящем разнотравье форм и видов тогдашней школы по сравнению с нынешними евростандартами школьных комплексов. Даже если забыть о малокомплектной сельской школе, школах за рубежом, на зонах или в закрытых и военных городках, достаточно упомянуть об общей архитектуре научного среднего образования. Это математические школы во всех областных центрах, интернаты при ведущих университетах, заочные математические и физические школы, система олимпиад (включая “Алый Парус” Комсомолки), журналы “Квант”, “Химия и Жизнь”, “Техника-молодёжи”, “Радио”, “Юный натуралист”, кружки, летние школы… в обычной школе преподавали… астрономию!

Интерес к советским физматшколам периодически оживляется – то ли ностальгия выпускников, то ли оторопь от современных педагогических новаций и провальные попытки - вплоть до недавнего прошлого - воссоздать что-либо подобное в современных условиях и в других странах - в Европе, Штатах, Канаде, даже в Израиле – на исторической Родине многих из создателей. (Есть утверждение В.Вавилова о подобных заведениях в Южной Корее и Казахстане[24]. Есть свидетельство Г.Фридмана о попытке С.И.Литерата создать подобный учебный центр в Израиле).

В России за последние несколько лет было предпринято две серьёзные попытки реанимировать эксклюзивные школы в финансовой и правовой плоскости. Это так называемый Колмогоровский проект, разработанный коллективом под руководством члена-корреспорндента РАО А.М. Абрамова и академика РАН В.П. Скулачёва, а также правительственный вариант, разработанный под руководством академика РАО и РАН А.Л. Семёнова. Проблема подробно обсуждалась на Госсовете в 2011 году. Однако до сегодняшнего дня видимых результатов ни у одного из вариантов нет. Колмогоровский проект, видимо, предан забвению. В фазе идеи остался, к сожалению, проект создания подобных школ в рамках ЗАТО (закрытых городов) – авторство проекта восходит к профессору физфака МГУ С.С. Кротову.

Лишь летом 2015 в русле общего разворота образовательной политики в нашей стране года вышел Указ о создании Президентских лицеев во всех федеральных округах и при трёх ведущих университетах. Этот проект был предложен Сергеем Рукшиным и А.Кирьяновым из Санкт-Петербургского лицея 239. При МГУ и СПБГУ такие лицеи с интернатами уже работают. В Перми дело пока – в стадии планирования. Решения прорабатываются в Самаре. Что-либо определённое о работе этих лицеев мы узнаем через несколько лет[37,38].

В среде родительской общественности нашей диаспоры в разных странах давно возникло и растёт недоумение по поводу низкого уровня образования в школах. Да и западное общество давно признало, что в результате навязанных ему авантюрных методик они получили уже два-три поколения ни на что не пригодных неврастеников, умеющих разве что доносить на учителей и родителей. Парадоксальная популярность у домохозяек всех стран методик замедленного развития детей (да ещё за приличные деньги!) понемногу сменяется инстинктивной потребностью обеспечить детям выживаемость в среде. Родители читают в прессе о преподавании курса физики за несколько часов, но всё меньше поддаются такой рекламе.

Вышло несколько книжек про Колмогоровский Интернат (Валерий Пахомов[4]), несколько статей тогдашних современников (Олег Найда[9], Илья Гинзбург[13]). Сняты несколько полнометражных фильмов, показанных по центральному телевидению. Опубликована серия статей о Второй школе в “Троицком варианте” с форумом, собравшим десятки тысяч читателей. Из фундаментальных трудов уникальна коллективная монография “Острова Утопии” [1], где этой теме уделена значительная часть объёма (Мария Майофис). В зарубежной научной и публицистической литературе и в Мировой паутине также немало материалов по теме. Из ресурсов Сети можно указать сайт журнала "Семь искусств": 7iskusstv.com.

Одним из поводов к написанию настоящего текста стало высказывание известного общественного деятеля Леонида Радзиховского в Троицком Варианте [22], где он назвал Вторую школу неудавшимся проектом, так как из неё вышло мало выдающихся учёных, и вообще – ни Пушкина, ни Горчакова. Уважаемому Леониду Радзиховскому и всем, интересующимся историей наших физматшкол: единого подхода к их созданию и их работе никогда не было. Больше того, история Второй школы – это результат не проекта, а родительского инстинкта и самоотверженного труда педагогов.

 А вот проект физматинтернатов действительно был и в каком-то смысле дополнял или даже компенсировал факт существования столичных математических школ

 Острова Утопии

“…В 11-12 лет я потратил немало труда на собирание подробных сведений о необитаемых островах южных океанов, так как собирался основать на этих островах некое идеальное государство, для которого даже написал Конституцию…” А.Колмогоров [35]

Очень удачная метафора Островов предложена Марией Майофис и её соавторами по сборнику “Острова Утопии”. Суть её в том, что в советскую эпоху был не только тот Архипелаг, о котором все знают, но и целая гряда “островных” школ, отделённых от материка массовой школы. Мария приводит вполне адекватную их классификацию – от тектонических до искусственно намытых трудом поколений. Одна из статей так и называется – “Намывая Острова”. Было много энтузиастов - “гугенотов”, не уживающихся на “католическом” материке. И они начали медленно, но напористо намывать себе клочки своей земли – вить гнёзда для своего “потомства” и для себя самих. Немного из предыстории. Первые школы для “одарённых” (мотивированных) детей создавались в Москве в начале прошлого века (1910) в общей волне благотворительности меценатов-староверов). Дискуссия об их приемлемости началась тогда же. Сегодня только сумасшедший может начать разговор об эксклюзивном образовании, а в 1911 году такой нашёлся – это был известный педагог и педиатр Всеволод Кащенко (брат знаменитого Петра Кащенко – создателя известной ныне психиатрической больницы). На 1-м Всероссийском съезде по экспериментальной педагогике (Санкт-Петербург) он открыто призывал не лишать способных детей права на развитие в особых школах [1].

К сожалению, не мы – родина слонов. Подобные заведения c углублённым изучением математики возникли ещё на грани 19 и 20 веков в Венгрии и связаны с распадом Австро-Венгерской империи и обретением Венгрией национальной независимости. Школы эти содержались основными конфессиями – как гугенотами, так и католиками. (При разнообразия этнического состава Венгрии в эти школы брали всех – венгров, коптов, сербов, русинов. В одной из таких школ учился и Джон фон Нейман [5]. Пусть не огорчаются наши подвижники, но и прототип журнала “Квант” возник тогда же и там же - этот феномен ещё ждёт своего исследователя или переводчика. Попытки создания эксклюзивных школ как таковых в нашей стране известны с 20-х лет прошлого века и были обычными хедерами. Молва относит авторство этой идеи к М.Дубину, широко известному деятелю еврейской общины, которому своим освобождением обязан Любавический Ребе. Суть замысла была в том, чтобы классы были менее 5 человек – тогда они не попадали под законодательство о школе. Хедеры продержались до послевоенных времён, и оттуда выходили даже будущие авиаинженеры. Схема хедера была перекрыта положением о малокомплектной сельской школе, которое ограничивало общее число учащихся в школе, а наполняемость класса была произвольной, включая разновозрастные группы (мечта авторов некоторых современных новаций).

История эксклюзивных матшкол в СССР началась в 1933 году (москвичи говорят – 1934). Это – первые математические олимпиады в двух столицах (разница в один год не так важна). В Питере сразу пошли дальше – победителей олимпиады сразу же “забрали” – и вовсе не в Большой Дом, а на интенсивные предметные курсы. Подробно об этом рассказали Сергей Рукшин и Анатолий Шалыто в передаче радио “Эхо Москвы-Петербург” [14]. Передача характерна вспышкой от радиослушателей в прямом эфире обыкновенного бытового антисталинизма. Гостей обвинили в пропаганде репрессий – это случается каждый раз при попытке сказать что-то хорошее о школе тех времён. Не важно, что пик репрессий был несколькими годами позже. Это характерный синдром, мешающий сегодня взвешенно говорить об истории нашей школы. (Опять стоит вспомнить про слонов – первая олимпиада состоялась в Венгрии же в 1858 году. Первая международная олимпиада – по инициативе Румынии сто лет спустя). Сергей Рукшин убедительно говорил в той передаче, что первые олимпиады и необходимость отбора толковых школьников была вызвана потребностью страны в квалифицированных научно-инженерных кадрах начавшейся индустриализации.

Система эксклюзивного нематематического образования существовала в соответствии с доктриной педологии, но никак не касалась научного образования. Разгром послереволюционной отечественной школы в 1934 году не входит в нашу тему (заметим лишь, что любой студент педвуза знает о губительности Постановления 1934 года о разгроме педологии, но из опрошенных выпускников никто не читал, хотя и все осуждают Постановление 1931 года, по которому педология и была узаконена). В то время создать новую систему эксклюзивного образования (не для детей партийной элиты, а для увлечённых наукой школьников) за границами олимпиад и кружков было невозможно. Олимпиады прерывались лишь во время Великой Отечественной войны (на 2 или 3 года).

Математические школы не были созданы ни до войны, ни в первые годы после неё. Возможно, качество образования в массовой школе было достаточно высоким. Возможно, власть не стимулировала инициативу. Первые попытки создания таких школ совпали с так называемой оттепелью, которую многие считают решающим фактором. Но и во “взрослой” науке произошли определяющие баталии. Редко кто сегодня знает про так называемое “Письмо Трёхсот”. Напомним суть. 1955 год. Группа учёных разворачивает настоящую войну за настоящую науку – против школы академика Лысенко. Казалось бы, внутренняя разборка научных школ. Но под письмом подписи практически всей научной элиты тех лет. Речь в письме идёт об авантюрах в области биологии, о преступном гонении на генетику. Научное сообщество впервые таким широким фронтом выступило против государственной политики в области биологии. Среди авторов письма немало математиков и физиков, даже экономистов (в Википедии по какому-то недоразумению многие числятся биологами): Л.Д. Ландау, И.Е. Тамм, Г.С. Ландсберг, В.Л. Гинзбург, Я.Б. Зельдович, А.Д. Сахаров, Ю.Б. Харитон, Е.С. Варга, Д.А. Франк-Каменецкий, Л.А. Арцимович, А.Б. Мигдал, П.Л. Капица[Википедия. “Письмо 300”].

Учёные воспользовались оттепельной возможностью говорить. И защищали биологию. Они не требовали денег, квартир, загранкомандировок – ничего для себя. Но необходимо напомнить, что в послевоенные годы гонения на генетику были неразделимы от таких же гонений на кибернетику. И это тогда, когда уже были известны работы и устройства Алана Тьюринга, появились первые компьютеры в стране и за рубежом. Не случайно мы видим там подписи математиков С.В. Яблонского, А.Н. Тихонова, А.А. Ляпунова, М.В. Келдыша (многие их ученики даже не верят, что эти титаны могли писать письма такого рода совместно с другими, как какие-то диссиденты). Учёным необходимо было любой ценой расчистить дорогу настоящей современной науке. Хотя в письме говорится в основном про кукурузу. Сегодня не удаётся обнаружить доступные источники по истории этого письма, как и его оригинал (опубликованный в сети вариант найден в семейном архиве И.В. Курчатова – тоже автора письма). Никита Сергеевич Хрущёв был в гневе – научное сообщество требовало убрать с дороги его и сталинского любимца академика Т.Д. Лысенко. Тогдашний министр образования В.Н. Столетов обыграл вождя – убедил его вынести спор в публичное пространство. И вождь проиграл! Вскоре начала полноценно развиваться дискретная математика, математическая логика. Теория автоматов. Начали выходить книги по кибернетике, статьи зарубежных учёных. В первых же созданных математических школах возникла специализация – “программист”. Оттепель действительно дала свои плоды. Пожалуй, ни до того, ни после – вплоть до нынешних времён - никогда научная элита нашей страны не одерживала таких значительных побед над властью. И начали намывать острова математических классов и школ.

 Академики против спецшкол

“Но твёрдым фактам вопреки

 Есть данные кое-какие …”

 (Д.Самойлов. “Струфиан”)

Все знают, кто создал Колмогоровский Интернат. Но вот несколько фактов, обнародованных известным французским исследователем Лораном Кумелем [6] в работе, выполненной по гранту Евросоюза и на основании наших архивов.

Итак, совещание в ЦК КПСС (1958 год) по вопросу о физматшколах для отобранных детей. Вот интересные фрагменты выступлений.

Физик, академик С.А. ХРИСТИАНОВИЧ:

“…Мне просто страшно слышать о школах для одарённой молодёжи. Это ужасная вещь. Куда мы возвращаемся? Разве можно делать такие вещи? Там будут дети известного круга. Мы с вами знаем, кто там будет учиться: не тот, кто способен. Люди из гущи народа туда не сумеют попасть…”

Математик, академик И.Г.Петровский, ректор МГУ:

“…Меня очень беспокоит такой вопрос, если для части молодёжи, у которой родители менее обеспечены, будет закрыт доступ в эти школы. Это было бы неправильно, несправедливо и неполезно. Нужно для части этих школ установить стипендию…”

Химик, академик А.Н.Несмеянов, президент АН СССР:

“…Факт, что действительно во многих вузах (…) имеется некоторая кастовость. (…) Создаётся наследственная интеллигенция, оторванная от рабочего класса, и иногда с известным “душком”, как это, скажем, мы наблюдали во время венгерских событий… Мы не изучаем результатов нашей работы… Мы в сущности устраиваем лотерею (…). Выигрывают те, которые имеют лучшие домашние условия и лучшее знание грамматики…”

Математик, академик А.Н.Колмогоров:

“…Также согласен с т. Христиановичем в том, что сейчас в вузах есть некоторая опасность создания наследственной интеллигенции. В технические вузы попадают дети самих учёных.”

Вольноотпускные рабы Хрущёва (1956-1958)

Приведённые нами цитаты из речей академиков против эксклюзивных школ относятся к Хрущёвской реформе образования 1958 года. В чём дело? Лоран Кумель точно отметил первопричину реформ – события 1956 года в Венгрии, где роль студенческой молодёжи была очень велика. Испуг можно понять, и он отразился в выступлениях Никиты Сергеевича. Вот выдержка из выступления на партийном активе 4 ноября 1956 [6]), по следам разговора с Г. Дежем и его беседы со студентами. (Георгий Георгиу-Деж – руководитель Румынии тех лет).

“Как рассказывал товарищ Деж, беседа со студентами протекала примерно так:

Студентов спрашивали – вы стипендию получаете?

Да, - говорили те.

Общежитие имеете?

Да, общежитие есть.

Профессора вам лекции читают? Вы учитесь?

Учимся, - соглашались студенты.

Так и учитесь хорошенько. Не хотите учиться, лопату дадим, идите работайте. Когда мозоли натрёте, хорошенько поработаете на производстве, тогда поймёте жизнь, поймёте, что такое демократия, что значит учёба. (Смех в зале).

Ну как, - спрашивают этих студентов, - теперь вы поняли что к чему?

Поняли, поняли, - отвечали студенты. Надо сказать, что этими беседами румынские товарищи провели неплохую воспитательную работу среди студентов.”

Дискуссия продолжалась до конца 1958 года в центральной печати, на общих собраниях АН СССР и АПН СССР. Академики в основном уходили от острых моментов, а академия педнаук вообще отмолчалась. Итог дискуссии был подведён на заседании Президиума Верховного Совета страны. Обширную библиографию можно найти опять же у Лорана Кумеля в [29]. Газета “Правда” ноябре-декабре 1958 года получила около 7000 писем читателей по реформе образования (это очень много, даже если какая-то часть изготовлена самими журналистами). Из наиболее известных нам имён можно отметить выступления академиков Н.Н.Семёнова и А.Д.Александрова против спецшкол, и мнения академиков А.Д.Сахарова и Я.Б.Зельдовича – за их создание. “За” выступил и академик С.В.Обручев, отмечая, что это касается не только физико-математического образования, но и географии, геологии, других естественных наук.

А вот Никита Сергеевич со студентами на выпуске физфака МГУ 20 января 1959 г):

“…Школа наша неправильно ориентирована. Обязательно человек должен закончить ВУЗ, лучше всего Московский университет. (Смех). Если не попал, несчастье для родителей. А сколько окончило ваш университет людей и которые бесплодно сейчас прозябают в нашем обществе? Вы не знаете таких? Нет, а я знаю. Это же первый холостой ход. И вот мы думаем реорганизовать – приём из школ исключить. Я не знаю, знаете ли вы, но я знаю по долгу своей службы, что даже при приёме давали взятки профессорам, чтобы быть зачисленными в ВУЗ, и коммунисты брали взятки. Их судили. Но дело не в том, чтобы поймать и судить. Надо сделать так, чтобы исключить такие явления. Вот мы и думаем.

Мне один знакомый как-то осенью сказал: когда готовилось решение по перестройке школы, что его жена (я её знаю, она хорошая женщина) говорит, вот если бы моя Машенька окончила десятилетку и поступила бы в ВУЗ, а тогда пусть бы и перестраивали школу. (Смех). По-человечески это понятно. Но это как раз говорит о дефекте.”

(“Два цвета времени”. Документы из личного фонда Н.С.Хрущёва)

При чём тут Венгрия? Вспомним про наш 1956 год. В Москву возвращается поток из Архипелага. До этого было холодное лето 1953. А до этого – возврат людей с фронта и из эвакуации, наплыв в столицу массы трудящихся всех профессий из глубинки. Такого как у Варлама Шаламова в Колымских рассказах (“Сучьи бои”), конечно не было, но проблемы были. Была достигнута взрывоопасная концентрация бытового газа. Студенты – бикфордов шнур, как и в Венгрии. Помните, у Николая Лескова: “Вольноотпускные рабы родят нахалов”.

Хочется понять, как это мог за несколько лет произойти такой разворот отцов-основателей, людей гениальных и глубоко порядочных по отношению к эксклюзивным школам? Почему академики так дружно подпели власти? От страха и холуяжа? Ну чего было им бояться, прошедшим все круги ада, добившимся в 1955 году громкой победы над шарлатанами от науки? Они унесли это с собой – мы можем лишь строить предположения.

Распространены две версии, которые кажутся неполными. Одна из них – это защита прав тех, кто в эти школы не попадёт. Наука в стране вполне могла превратиться в восточно-деспотическую модель, где до сих пор прокурорами становятся дети прокуроров. Монополия никогда не улучшала научную среду. Мотивы защитников индейцев в Америке в чём-то аналогичны. Есть и просто версия этническая. Более серьёзным кажется другое соображение. Виновата власть, которая по доброте душевной после войны в знак признательности нашим учёным за заслуги перед народом во время Великой Отечественной войны раздала неожиданно большие подарки. Учёные получили добротные квартиры (включая высотки), роскошные по тем временам дачи в самых престижных ныне районах Подмосковья, машины, пансионаты, добавки, пайки. Это тогда, когда люди ещё ютились по баракам, и даже на мехмате учились студенты, выросшие в обычной землянке. Все понимали, что Второй такой премии не будет. И дело не в том, что у всех свои дети, и что не хотелось делиться. Боялись не просто кастовости. Боялись, что на денежные потоки набежит самая неадекватная науке публика. Тогда уже боялись чего-то вроде нынешних госкорпораций, мегапроектов, технопарков. Вне двух столиц никакой такой школы создать нельзя – там просто это некому делать. Никакой альтернативной идеи тогда, видимо, не нашлось, кроме как тормозить.

Московские родители очень хотели оградить своих детей от инклюзии в одной школе с бандой Мишки Квакина – хватало разборок во дворах. Они знали, насколько опасен дворник из простонародья. Математика была надёжным поплавком даже в местах не столь отдалённых (всё-таки в “круге первом”! Особенности жизни и работы на шарашках на фоне остального Гулага ещё не описаны в нашей литературе). Родительский инстинкт и толкал к созданию эксклюзивных школ, а математика была использована как понятный власти повод и, что немаловажно, это была (помимо спорта) единственная область, где дважды два было четыре независимо от компетенций. Почему математика? Например, фон-Браун учился на химика при всей увлечённости математикой. Таковы были потребности индустриализации Европы и возможности прокормиться в любой стране, куда вытолкнет судьба. Почему наши родители выбрали не химию с физикой, не медицину, а математику? Математика – самый дешёвый для властей предмет (доска, мел и циркуль, и никаких реактивов, радиодеталей). С медициной осторожничали – помнили дело врачей. И даже судьба чудотворца-хирурга Епископа Луки (Войно-Ясенецкого) отпугивала. И не каждого ребёнка можно приучить к работе с больными. В разделе про Лузитанию мы добавим ещё одну картинку к теме судьбы математиков. А про гуманитарные отрасли вообще умолчим. Люди помнили судьбу ИФЛИ (кого на нары, кого сразу к стенке). Были языковые школы, но при закрытой стране они не давали гарантий выживания – куда ты с этим языком? Хотя те школы, где прилично изучали языки, уже тогда курировались и опекались военными. В старших классах школьники упражнялись в переводе военно-технической литературы, и тренировались на темах вроде допроса пленного. Словом, жизнь сама подталкивала к математике.

Первые математические школы столицы создавались энтузиастами (С.И. Шварцбурд, Е.Б. Дынкин, И.М. Гельфанд, ….), иногда – как в религиозных общинах - в результате раскола (не взяли ребёнка в нужную школу – создадим новую [23]).

“С.И. Шварцбурду принадлежит идея создания специализированных физико-математических школ в СССР, за внедрение которой ему присуждена первая премия имени К. Д. Ушинского. В 1959 году он создал в московской школе № 444 первый специализированный математический класс (программистов-вычислителей), а в 1967 году — Московский математический техникум, для которых сам написал учебные и методические пособия. Он был одним из пионеров информатизации общеобразовательных школ. На протяжении 1960-х годов жил вместе с семьёй при школе № 444, в которой преподавал” [Википедия]. Квартира при школе была особенно кстати, учитывая его инвалидность. В те послевоенные годы во многих школах существовали квартиры директоров – это был сильный бонус.

Дальше такие же энтузиасты – учителя и родители кропотливо намывали эти Острова Утопии (никаких банд, где дважды два-четыре, и в дальнейшем – сносная жизнь). Работали как муравьи и пчёлы. Мотыжили землю как Святой Франциск.

Что им хотелось от государства-материка? Да чтобы не трогали, не мешали работать. Денег дополнительных не требовали (не физика или химия). Любой учитель предпочтёт работать в школе, где нет маргиналов с их склочными родителями. Нужна была, казалось, мелочь - право отбирать учеников. Но вот тут-то и оказалась проблема. Венгры подвели. И Власть почувствовала дым.

В итоге дали школьникам лопаты и пошли они копать, месить, таскать… (Надо сказать в защиту идеи Хрущёва – для некоторых профессий работа по специальности перед поступлением в ВУЗ – очень полезная вещь; в медицине, например). Но копали недолго – случился Карибский кризис.

Куба-любовь моя. 1961

Если и ставить памятник или называть лицеи, то по праву этого достоин Фидель Кастро. Карибский кризис отрезвил многих в стране. Угрозы Хрущева закидать Америку ракетами были развенчаны нашими же генералами совсем недавно – да не было у нас чем закидать. И Кузькиных мам было не то чтобы навалом. Фестивали, пляски, стиляги быстро сменились проблемами техники. А тут в вузы подошло и проявило себя первое пореформенное поколение, которое после школы пару лет поработало лопатой.

Из больших академиков первым, видимо, очнулся М.А. Лаврентьев в Новосибирском Академгородке. Нужно было быстро готовить кадры, способные паять и считать. А как? Мозоли от лопаты не сильно помогали. И он на свой страх и риск набрал способную детвору из глубинных школ и привёз их в городок. Подробно это описано у Ильи Гинзбурга. К работе сразу подключился (а может и до того) член-корреспондент АН СССР А.А. Ляпунов. И появились при Новосибирском университете детки, живущие в обычном интернате, которые после уроков быстро делали домашние задания и бежали в институты – кто ядерной физики, кто гидродинамики. Фактически был создан интернат, который никто не намывал, никакие родители не прятали там своих детей ни от каких маргиналов. Родители вообще узнавали об этой школе от самих детей, а дети – на олимпиадах да из газет. Лаврентьев решал государственные задачи. Фидель Кастро подогрел наших генералов, которые вместе с военно-промышленным комплексом перевесили инстинкт самосохранения нашей партийной элиты. Школьников перестали кошмарить лопатами.

Острова столичных матшкол и полуострова интернатов

Чем полуостров отличается от острова? На полуостров не надо строить мост.

Да-да, никто не намывал интернатские физматшколы. Их просто набросали по указу как бетонные глыбы в Енисей. Приехали самосвалы, накидали и сказали – живите. У Олега Найды [9] это всё подробно описано. Кратко – с инициативой выступил академик М.А. Лаврентьев (говорят, под влиянием идей А.А. Ляпунова), потом И.К. Кикоин с помощниками с физфака МГУ подготовили записку в ЦК КПСС на полторы странички, которым узаконивался новосибирский интернат и создавались ещё три – при университетах в Москве, Ленинграде и Киеве]. Территория страны делилась на соответствующие зоны, откуда способные и мотивированные дети отбирались через систему олимпиад и летних школ. Фактически первый физматинтернат возник в Новосибирском Академгородке уже в январе 1963 года, куда свезли победителей всесибирской олимпиады школьников. Жили как обычный интернат в нарушение всех инструкций и норм. Записка в ЦК КПСС (зарегистрирована в ЦК в апреле) уже в июне легла на стол М.А.Суслову (секретарю ЦК по идеологии – вообще школы курировались двумя отделами ЦК – идеологическим и отделом пропаганды). Итогом было Постановление о создании интернатов при четырёх ведущих вузах страны.

Постановление Совмина – это аппаратная работа. Удивительно только, что под ним стоит подпись министра обороны Д.Ф.Устинова, а заседание вёл Леонид Ильич Брежнев. В интернатском фольклоре остался финал истории – Л.И.Брежнев с “товарищами” , подписав Постановление, отмечает крестины нового заведения в стенах уже готового Колмогоровского интерната. Говорят, зубровкой.

Как появилась Записка и как она превратилась в Постановление? Об этом ходят легенды. Финал ярко излагает один из директоров Колмогоровского интерната Александр Абраров [24]: “В самолёте подошёл министр обороны к Л.И. Брежневу, шепнул ему что-то, тот ответил “угу” и всё было решено”. Как это могло произойти? Записка легла в ЦК КПСС в апреле 1963. Виза М.А. Суслова поставлена в июне. Никто из академиков и даже промышленных министров не обладал таким влиянием, чтобы продвинуть документ от приёмной ЦК до секретаря по идеологии – на записке нет никаких промежуточных отметок – то есть она, пролежав в столах пару месяцев, попала прямо на самый верх аппарата ЦК. Возможно, когда-нибудь об этом снимут настоящий детективный сюжет, достойный Гайдая или Тарантино. Ничего подобного не было со столичными математическими школами.

Ключевую роль в подготовке записки в ЦК КПСС и сборе подписей сыграл министр электронной промышленности СССР Александр Иванович Шокин. За всех академиков документ подписан и.о. Президента АН СССР академиком Виктором Кириллиным. Мы видим также подписи министров образования, атомного начальника – академика И.К. Кикоина, министров оборонно-промышленного комплекса.

Интернату при МГУ было выделено новое здание обычной школы в Кунцеве (возможно, тихонько отобрали одно из зданий для детей с недостатками развития). Набор был – пара десятков детей в выпускной 10-й класс. Время не позволяло медлить. Всё делалось с колёс. Даже не дали закончить школу! Посреди учебного года перевели на первый курс мехмата МГУ. Сдавали сессию вместе со студентами. А летом получали аттестаты об окончании школы – закончив первый курс. Интернаты были совершенно эксклюзивными – никаких путей пристроить туда своего ребёнка минуя летние школы не существовало.

В Новосибирске было интереснее. Рассказывает Геннадий Фридман.

“…Принципиальное отличие Новосибирской ФМШ в первое десятилетие заключалось в том, что она расположена в Академгородке, рядом с университетом и в окружении академических институтов. И в ней в значительной степени был реализован "Принцип Физтеха" – предметы естественно-научного цикла преподавали действующие учёные. Лекции, в частности, читали А.А. Ляпунов, Ю.И. Журавлёв, М.М. Лаврентьев, С.Т. Беляев, И.Ф. Гинзбург, Д. Берман (землеведение в одном из потоков), а также химики и биологи (имён не помню). Семинары вели молодые и рьяные. Желающие, а их было не так уж мало, попадали в академические институты, на спецкурсы и семинары в НГУ, здесь же находили себе научных руководителей. Некоторые математики получали первые научные результаты ещё будучи фымышатами, а на первом курсе уже опубликовали свои первые работы. Попавшие в ИЯФ начинали вариться в этом научном бульоне. Примеры из первого выпуска: акад. РАН В. Пархомчук (ИЯФ), акад. РАН Е. Кузнецов (ФИАН), главные научные сотрудники Ю. Бельченко (ИЯФ), В. Дмитриев (ИЯФ), проф. А. Рубенчик (Ливермор)...

Такого не было в других интернатах, хотя в Долгопрудном могло бы получиться. Но не было Лаврентьева и руководимого им СО АН. Новосибирская ФМШ была создана совершенно незаконно при "нецелевом расходовании бюджетных средств". Сначала (с января 1963) под общежитие ФМШ было отдано здание, в котором должно было располагаться Отделение кибернетики Института математики… А занимались в нескольких классах школы 130. И ФМШ начала функционировать только по решению Президиума СО АН СССР (компетенция, конечно, была превышена). И только в августе вышло известное постановление Правительства. Затем Лаврентьев договорился с Обкомом КПСС о передаче ФМШ заканчиваемого строительством здания школы-интерната и жилого дома на окраине Академгородка. В НГУ и в институты надо было ездить на автобусе. А через несколько лет Лаврентьев договорился с военными и обменял эту недвижимость (здесь расположилось военно-политическое училище) на здания рядом с НГУ, в самом центре Академгородка.

Вот такого Лаврентьева нигде не было.

Потом всё стало заметно хуже, но на днях, будучи в ФМШ, я обнаружил там директора ИЯФ, выпускника ФМШ 70- х акад. РАН Павла Логачёва, читающего спецкурс. В следующем семестре собирается подтягивать школьников в ИЯФ. Кроме того, ИЯФ учредил 18 стипендий им. Г.И. Будкера для ФМШ! Вообще, у физиков как-то лучше получается, да и ИЯФ не превратился в геронтологическое заведение.”

А как же академики и касты? А очень простое решение было найдено – не брать в интернаты столичных детей. Просто и эффективно. Нет в глубинке никаких научных каст и вереницы потомственных математиков (на то время).

В общем, академики возможно и посопротивлялись (из Лицея не только Пушкин вышел, но и декабристы), но согласились. Возможно, им всё-таки пригрозили – уж это умели. Но потом впряглись на полную катушку и просто утонули в новой роли школьных учителей.

Мат и Физмат

В названиях школ часто смешиваются эти приставки. Лаврентьев, конечно, создавал физико-математический интернат. Сами по себе математики в большом числе ему вряд ли были нужны. И у него была возможность дать школьникам практиковаться на реальных лабораторных установках институтов Академгородка. Ничего подобного в московских школах быть не могло, и эти школы по сути становились как математические. Приставка “физ” имела смысл только как отражение роли и уровня преподавания физики в той или иной школе, что определялось составом преподавателей. В Колмогоровском интернате преподавали физтеховцы – Александр Зильберман, Сергей Гордюнин, Евгений Сурков. Долго не продержались – их ученики массово уходили на физтех вместо альма-матер. Перешли эти учителя во Вторую школу – она стала по сути физико-математической. Как правило, столичные школы оставались математическими, а интернаты (особенно Новосибирский с его институтами рядом со школой) – физико-математическими.

Москвичи

В интернате периодически вспыхивали и до сих пор не прошли попытки иклюзии москвичей. Избежать этого видимо нельзя – всё-таки территория города, вода-канализация. Был от этого один вред и моральное разложение. Дети начинали забегать к столичным друзьям – ничего в этом полезного не было. Хотя начальству виднее. Может, такое смешение имеет и плюсы.

Две основные системы эксклюзивных научных школ – столичные матшколы и физматинтернаты образовывали своего рода пару электрических полюсов. Они соревновались, завидовали, ревновали. Сталкивались в честных боях – на олимпиадах. И в общем всегда шли на равных. Даже по негласному рейтингу Фонда Сороса в конце 90-х они отличались в пределах статистической погрешности – Колмогоровский интернат чуть опережал Вторую и 57-ю (хотя лично Дж. Сорос лучшей в мире считал 239 питерскую школу). В школьные годы они просто не замечали друг друга, пара срабатывала позже – в студенческие и последующие годы. На работе это не очень сказывалось, но чай пили врозь. Даже на встречах выпускников вуза садились за разные столы. Открытых конфликтов, впрочем, не было – просто у людей были разные жизненные установки, ценности и проблемы.

О двухпартийной системе в науке хорошо написано Е. Берковичем на примере Третьего Рейха. О подобной же схеме в советской культуре рассказывает Юрий Поляков в своей Литературной Газете.

Кто оказался в интернатах

Этим вопросом задались прежде всего иностранные коллеги, изучавшие феномен. Прежде всего они заявили, что на Западе ничего подобного сделать нельзя – чтобы одних детей опекать больше чем других. Да у них даже королевские дети должны ходить в обычную школу – как когда-то у нас дети Вождя ходили в обычную школу с детьми рабочих кондитерской фабрики “Красный Октябрь”). Демократия, что поделаешь…

Из проведённого коллегами опроса запомнилось лишь, что там были дети всех сословий и национальностей; были дети партийных начальников и механизаторов, были дети-инвалиды и сироты из детских домов. (Однажды весь класс собирал на выпуске по рублю своему однокласснику-детдомовцу, чтобы дотянул до первой стипендии на физтехе). Было много детей военных – они очень подвижны по гарнизонам и непритязательны в быту. Но запомнился главный – доминантный – критерий. В большинстве случаев у ребёнка с детства была отдельная комната (возможно с братьями-сёстрами, но отдельная от родителей!). По тем временам это было не у всех сверстников. Хорошая тема для социальных психологов. В те годы жилищные проблемы в глубинке были существенно легче чем в Москве (и тем более в Ленинграде).

В столичных школах диапазон был поменьше – просто не было некоторых сословий сельской и провинциальной местности, но дети академиков и высокопоставленных партийных сотрудников были и показывали порой блестящие результаты.

Семья и школа. Ночная жизнь интерната

Это не про “это”.

Столичные школьники завидовали интернатским – там высокие покровители: А.Н.Колмогоров, П.С.Александров, И.К. Кикоин. У них ресурс МГУ, за них “инстанции”.

Но забывалось другое – у столичных были рядом родители. Школьник после уроков ехал домой, к родителям, братьям-сёстрам. Интернатские шли в общежитие, потом чаще всего – в чужой громадный город (кино, библиотеки, просто поглазеть). У столичных не было проблем добавки к обеду-ужину. А в интернате к вечеру народ скапливался поближе к столовке – не удастся ли зацепить по батончику? Питание было пятиразовым – но организм в 15-17 лет это сжигал очень быстро. По ночам в школу приходила небольшая машина с продуктами и её нужно было быстро и тихо разгрузить. До сих пор никто не знает, откуда она приходила и от кого. Нельзя переоценить роль семьи для подростка. С кем посоветоваться, кто проследит за одеждой, кто подкормит, и подлечит, кто вовремя удержит.

Апологетам бесплатного образования по примеру советского хочется раскрыть, что за интернат родители платили – как правило 56 рублей в месяц, это в те времена треть зарплаты инженера. Если два ребёнка из одной семьи учились одновременно, это было заметной нагрузкой. Считалось, что это за питание и одежду, но ведь в других системах – спортивных и военных не платили. Да и не хватало того питания и той одежды.

Столичным школьникам трудно представить, чтобы директор с учителем помогали на допросе топить своих школьников, доставая из сейфов найденные у них бумажки. Да после этого бы эти учителя не смогли в столице жить. И не представить, чтобы на выпускном вечере школьник, которому предложили выпить с директором, сказал, что предпочтёт вылить коньяк на пол. И чтобы директор писал доносы на выпускников по факультетам, куда те могут поступать? Однажды с дюжину выпускников загнали-таки в казармы. Зато билеты на Таганку доставали.

А ночная жизнь была не очень тихой. По требованию начальства, в 11 часов вечера отключали свет – смолкали магнитофоны, гитары, гасли настольные лампы. Интернат в основном затихал. Но не удержать же тягу к знаниям. Санитарные врачи не разрешали гасить свет в известных местах. Вот там и дочитывали учебники, дописывали домашние задания. Свет оставался и в учебном корпусе. Туда прокрадывались, забирались в классные комнаты и решали-решали-решали. Графики строили, клеили модели многогранников, да кто-что. Дежурные учителя устраивали облавы, но это после общего обхода спящих – так что часа два всегда было.

Отрыв от семей сказывался и на здоровье. В 1969 на Соколиной Горе (там московская инфекционная больница) с дизентерией перебывало пол-интерната, многие по дважды и даже трижды. Ночью ходили по комнатам – вычисляли детей с приступами и грузили в скорую. Некоторых детей родители предпочли забрать домой. Очевидно, досталось директору, попечителям, даже ректору МГУ. Это уровень гигиены – немытые руки в основном. Западные голоса не преминули передать такую занятную новость.

В интернате было два потока – двухгодичный и одногодичный (в Новосибирском – был ещё трёхгодичный). Свежий взгляд безошибочно отличал одних от других. Замедленность движений (инстинктивная экономия энергии организмом), речи, взгляда, даже одежда – всё выдавало детей, которые в интернате не первый год.

Когда в интернате случилась голодовка, вражий голос тоже об этом сообщил, но это не было заботой о детях – просто скандал. В школу прилетел замминистра, постоял, подслушивая, у классных дверей. Дело как-то рассосалось, желудки подростков взяли потихоньку своё, хотя стойкие оловянные солдатики держались (за что потом всё-таки поплатились парой лет армии).

У столичных детей таких проблем не было.

Кудрявые толстые тётки

Шесть часов в день дети сидели за партами и ими занимались учителя. В интернате оставалось 18 часов в сутки, когда они сидели на шее и совести персонала – воспитателей, администраторов. Образно говоря, это были обыкновенные школьные тётки – толстые, кудрявые, как везде в нормальных школах. Они заменяли родителей, друзей, даже медсестёр и милицию. Лаврентьев сразу доверился местным образовательным структурам – и не прогадал. Роль таких тылов для подростков невозможно оценить. Ребёнок-восьмиклассник из сибирской деревни, оторванный от мамы – может простыть, забыть поесть, потерять деньги, проспать, а в столице ещё и попасть в какую-нибудь историю. Дети – твари неблагодарные, но к этим заботливым женщинам выпускники приезжали с благодарностью.

Выпускники первых пяти лет хорошо помнят Раису Аркадьевну Острую – директора интерната в его очень непростые времена. Из интерната она вместе с несколькими замечательными педагогами перешла в 114 школу в Тушине. На сайте этой школы можно найти много тёплых слов выпускников в её адрес. Иногда сказывалось и её военное прошлое – говорили, что войну она закончила в звании подполковника контрразведки, по воспоминаниям коллег из 114-й Тушинской школы она была на войне командиром разведроты. Среди выпускников ИФЛИ, уцелевших в предвоенные годы, такая судьба была обычной (ИФЛИ – институт Философии, Литературы и Истории – в предвоенные годы был элитарным вузом гуманитарного профиля).

Культура и физкультура

С физкультурой в интернате было просто. По утрам всех выгоняли на улицу на 5-10 минут, причём в дверях физрук отбирал свитера даже в пургу. Вообще помогало.

С культурой тоже замечательно. Академики устраивали в интернате музыкальные вечера, водили на концерты в консерваторию, в Третьяковку. Иногда это давало результат, но оставались дети, которые по-прежнему не любили ни классическую музыку, ни живопись, даже – страшно сказать – “наше всё” вызывало у них рефлекторное отторжение (“Евгений Онегин” – это про двух бездельников с Назоном). Из музыки всё-таки предпочитали битлов и Высоцкого (не считая, разумеется, Кима). Могли организовать публичное чтение “Мастера и Маргариты” со вставками из западного издания. При этом, правда, Андрей Николаевич Колмогоров тихо вставал и выходил из зала.

А.Н.Колмогоров прививал любовь к живописи ещё и таким редким способом – в открытом доступе находились редчайшие художественные альбомы – можно было их сколько угодно листать. П.С.Александров вёл вечера классической музыки, приносил раритетные пластинки, которые реставрировал за свои деньги. Тогда мало кто знал такие факты из его биографии, как служба в театре города Чернигова.

Словом, смесь гоголевской Бурсы и Пансиона для благородных девиц. Во Второй Школе признаков бурсы не могло быть.

Крест академика А.Н. Колмогорова

“…Сдав в первые же месяцы экзамены за первый курс, я получил право на 16 килограммов хлеба и 1 килограмм масла в месяц, что, по представлениям того времени, обозначало уже полное материальное благополучие. Одежда у меня была, а туфли на деревянной подошве я изготовил себе сам…” А.Колмогоров [35].

Нет никаких свидетельств борьбы среди академиков за роль куратора интерната. После выхода Постановления они лишь решали, куда девать такую армию будущих выпускников. В самом деле, люди опытные понимали, что лавры могут быть ещё когда-то, а головной боли будет немерено. Это же дети, интернат, склоки, быт. А главное – государство, и не полиция, а образовательные власти. В какое-то время интернат даже подчинялся Мосгороно (нынче – это департамент образования мэрии Москвы). В Новосибирске было полегче – там власть далеко. Если бы Андрей Николаевич представлял, сколько будет с этим интернатом проблем, неизвестно, взялся ли бы он тащить этот крест.

Когда нам откроют его архивы тех лет, можно будет узнать какие-нибудь детали. Сразу показалось странным, что роль куратора перешла к мехмату, хотя мотором создания интерната был физфак. Но вспомним роль министра обороны. Государству не нужны были интегралы. Ему нужны были передовые технологии (позже появилась ублюдочная калька с американского хай-тек – “высокие технологии”) безо всякого двойного назначения. Вспомним и жизнь физфака МГУ тех времён ([32]). Это был центр бузотёров аж с 1953 года. Имена бардов - супругов Никитиных стали известны позже, а тогда власть не могла достаточно доверять факультету. В конце 50-х отпочковался физтех (существовал параллельно физфаку) и МИФИ. На физтех ушла ракетная тематика и антенны, в МИФИ – ядерная тема. Оставалась большая и неведомая область управляющих систем и криптография – прежде всего в технике. Видимо, мехмат и оказался единственным кандидатом. Как жребий пал на академика А.Н. Колмогорова – это очевидно решение ректора-крупного математика Г.И. Петровского. Мотивы этого решения сейчас представляют лишь историческую ценность. Возможно, свою роль сыграли давние и продуктивные работы А.Н. Колмогорова во время войны – из известных работ это рассеяние артиллерийских снарядов и целая методика ведения батарейного огня. Андрею Николаевичу доверяли все. Выпускникам тех лет остаётся надеяться, что моральное удовлетворение Андрея Николаевича от профессионального общения с ними перевешивало бремя проблем, которые они ему создавали. И это были лишь цветочки. Ягодки оказались впереди – когда власти потребовали продолжения банкета в общегосударственном масштабе. Началась реформа математического образования 70-х лет, которая получила и название Колмогоровской. Предстояло – как желал академик П.Л. Капица – перенести накопленный в интернате опыт на массовую советскую школу. Что это означало? Учебники с 1 по 11 классы, методики, программы для школ разных типов, требования к экзаменам, и – главное – работа с сотнями тысяч учителей, методистами, министерством просвещения. А за спиной министерства просвещения – два отдела ЦК КПСС, промышленные министерства и вузы. И какая бы ни была моральная и финансовая поддержка, какой ни собери коллектив, подобных по сложности и масштабу задач в истории образования не было и нет. Тогда ведь нельзя было испечь какую-нибудь халтуру, потом втихаря пропихнуть её через успешных менеджеров и “впарить” безропотным учителям, детям, родителям. И не понести наказания… В воспоминаниях Александра Михайловича Абрамова остались хотя бы отрывочные впечатления об этих процессах.

Домохозяйки в прессе справедливо роптали на “конгруэнтность”, на эстраде тоже не без оснований пели про “синхрофазотрон”. Многое сделать просто заставили, а многого не дали сделать. Например, принизили роль геометрии в пользу алгебры, убрали матпрактикум как таковой, навыки счёта и логики. Зато появились элементы матанализа. Автор – свидетель внедрения понятия предела в сильной провинциальной школе, где даже учителя не понимали тему и диктовали теоремы по книжке. Сегодня ученики сильнейших матшкол столицы признаются, что последние полгода половина класса не понимают вообще ничего из изучаемого материала. Но тогда давила оборонка и вузы. Им не хватало времени на пяти-шести курсах, и требовалось часть материала сбросить в школу. Результат наглядно выразил министр Геннадий Ягодин в 1990 году. Приехал он в сильную школу в глубинке, спросил: “Как дела с математикой?”. Говорят, до первой производной усваиваем нормально, а вот со Второй – трудности. Геннадий Алексеевич предложил школьникам поделить одну вторую на три четверти. После этого старался про математику в школе не вспоминать. Старые учителя со слезами вспоминают учебники Киселёва, Ларичева, Пёрышкина. Но время не вернуть. Сколько проблем академик А.Н. Колмогоров мужественно схоронил в своём сердце! А падение уровня нынешних школьников в языке, истории, литературе, географии – да во всех предметах – не имеет обозначенного авторства. И ни при чём государство, семья, общество.

-Ичи

Это про национальный вопрос. ”–ич” – это распространённое окончание целого ряда фамилий, не только еврейских.

Вообще никаких такого рода проблем при приёме в эксклюзивные школы и во время учёбы не было, а если был один-два случая, то и возникала новая школа [23]. (По крайней мере о них ничего даже Валерий Сендеров не упоминал, а он много сил потратил на описание дискриминации абитуриентов по национальному признаку). Было разное распределение – естественно, в столичных школах оно отличалось от интернатов. Но не было не то что трений, а и акцентов.

Хочется на этом месте сделать небольшое добавление к исследованиям В. Сендерова. В ведущих вузах и правда существовали не только стоп-листы для поступающих, но и стоп-категории (в Сети можно найти покаянные воспоминания). Но мало известен факт существования анти-Сендеровских стоп-листов. Главному проверяющему просто клали на стол список абитуриентов, которым ни под каким видом нельзя было ставить …пару. Это были люди, набравшие очень высокие баллы на профильных экзаменах. Как изворачивались проверяющие, история пока умалчивает. Но в каждом интернатском классе были пара-тройка таких спасённых детей. Был и курьёзный случай – внук одного академика был демонстративно зачислен по статье рабочих и крестьян – так шутили конкуренты того же масштаба.

Проблемы бывали на уровне курьёзов, и были бы просто смешны, если бы не касались судеб живых детей. Однажды олимпиада по физике проходила в Средней Азии. Там же – вступительный экзамен в Колмогоровский интернат. Экзаменатор откуда-то из Бухары. У школьника фамилия оканчивается на “ич”, но не Рабинович. Белорус. Не спасло. Но интернаты были устроены разумнее. Школьник-белорус просто сел и поехал учиться в Новосибирский Интернат (в обход зонального распределения), где его охотно взяли.

Бывало, что родители не отпускали школьника – разрешали лишь поучиться в летней школе, поступить, а потом – домой, в Мозырь, к маме. Это были еврейские традиционные семьи. Судьба этих детей неизвестна.

В интернате Новосибирска укрывались и беглецы из столицы. Сын известного правозащитника или родственник известного учёного, которые не могли жить и учиться там, где его все узнают по фамилии родни.

Учителя

Учитель – центральная фигура учебно-воспитательного процесса в любой школе, а в школе с правом отбора детей – в особенности. Эта мысль – самая большая крамола времён школьных реформ наших последних пяти министров (Ягодина – Днепрова – Филиппова – Фурсенко – Ливанова). Никто из них никогда не работал учителем. Да они и не могли глубоко вникать в проблемы средней школы в условиях, когда на них свалены детсады, вузы, диссертации, академии – между горшками и коллайдером, школа и в самом деле как-нибудь обойдётся. Сила эксклюзивных школ – сохранение роли учителя вопреки популизму реформаторов. Устояли спортивные и музыкальные школы, профессинальные училища (медицинские во всяком случае). Заявление нынешнего министра образования Ольги Васильевой об учителе как центральной фигуре в школе вызвало настоящую истерику.

Учителя интерната и Второй школы различались в одном – количеством поколений педагогов. В интернате было поколение академических аксакалов – А.Н. Колмогоров, П.С. Александров, И.К. Кикоин, В.И. Арнольд. Это не возрастная категория, а масштаб авторитета. Разумеется, дети не про всё могли запросто говорить с ними. Был слой посредников в общении – студенты, аспиранты, сотрудники и преподаватели вузов. Во Второй школе было два поколения – академиков как таковых не было. Уровень взаимного доверия всегда был очень высок, что не мешало преподавателям сохранять известную дистанцию – не мог школьник похлопать учителя по плечу или положить ноги ему на стол. И уж точно не стучали на педагогов.

В походах у костра шёл уникальный воспитательный процесс – учителя вплоть до академиков делились воспоминаниями, интересными фактами из истории науки, особенно важны были рассказы об учёных, про которых ничего не написано в учебниках или написана полная ерунда. Мы узнавали про труды и жизнь Тихо Браге, сэра Исаака Ньютона, академиков А.Н. Крылова, А.Д. Сахарова, П.Л. Капицы, даже про фон-Брауна. Узнавали и научные новости – про Аполлон-11, про чёрные дыры.

Во Второй школе ученикам пришлось участвовать в разборках учителей и власти – в 1972 году. Были срывы, эмоции подчас зашкаливали, задевало и учителей – не детское это было дело. Эхо тех разборок дошло и до наших дней. Сергей Недоспасов (выпуск 1969) очень ярко сформулировал суть своей позиции – “Об учителе нужно судить по тому, как он ведёт предмет, а не что написано на заборе”[22].

Учительский инстинкт – неубиваемое в нашей интеллигенции чувство сострадания и помощи детям. В столице – островитянам. В интернатах – провинциалам. В 1962 (?) году на физфаке МГУ выступала секретарь ЦК Комсомола М. Журавлёва, рассказала о талантливых детях Сибири, как им нужна помощь педагогов-физиков. Кого-то подвигла отправиться в Новосибирск.

Учителя не то чтобы любили детей, они скорее любили с ними возиться, учить, объяснять им сложные вещи. Стимулом им бывал огонь в детских глазах.

Очень важная вещь – многие преподаватели сами занимались наукой. Об этом хорошо говорил Владимир Дмитриевич Шадриков – замминистра просвещения СССР. Он считал серьёзной проблемой “вторичный” характер нашего высшего образования – когда преподают люди, не участвующие сами в научном процессе. Особенно это критично в современных областях – например, компьютерных науках.

Самбо охранительных структур

Трудно сказать, когда охранные государственные структуры перешли от надзора за математиками к их массовому использованию – где-то в конце 60-х, но позже оборонки. Самбисты говорят – падающего толкай, нападающего тяни. Школам это пошло на пользу. Часть выпускников прямо из школы уходила в закрытые вузы. В самом деле, зачем этот мехмат? Можно же короче. В то же время трогать школы никому не давали.

Лихие 90-е

Лихолетье 90-х не могло не отразиться на образе жизни интернатских, хотя практически не задело столичных. Провинциальные дети, постоянно находящиеся в столице, успешно справлялись и с ролью семейных челноков – принимали-отправляли родительский товар, чего-то прикупали, чего-то продавали. На уровне знаний это заметно не сказалось. Просто ходили на вокзал вместо кино. Впрочем, некоторые дети из столичных тоже помогали своим семьям на рынке.

Архипелаг

Наряду с четырьмя интернатами позже возникли интернаты в Тбилиси и Ереване, о которых мало что известно. Их школьники появлялись в Колмогоровском интернате на юбилеях в основном с номерами художественной самодеятельности. Также интернаты появились в Свердловске – для детей Уральского региона и два в закрытых городах под Красноярском - Железногорске и Зеленогорске. ЗАТО-шные (ЗАТО – закрытое территориальное образование, то есть полноценный город за колючей проволокой, но не Гулаг) интернаты собирали толковых детишек из сельских школ и преподавали там вполне адекватные люди из Красноярского Академгородка. Изначально предполагалось, что это – подготовка кадров для местной фирмы Решетнёва (сегодня известна как разработчик и производитель спутников Глонасс – Информационно-Спутниковые Системы), но получилось шире. Это были замечательные школы, созданные энтузиазмом Николая Носкова. Закрытость городов (два ряда колючей проволоки и сигнальные ракеты) обеспечивала полную безопасность детей. В этих городах (их в стране было с дюжину) люди даже машины не запирали, а тяжёлые сумки женщины оставляли в магазинах – никто не возьмёт, можно принести потом. Однажды председатель колхоза, отдавая ребёнка в хорошие руки, в подарок прислал пару жеребцов. С тех пор появилась конюшня. Детки после школы, перебрав интегралы, отправлялись на конюшню – навоз, уздечка, лопата. И – по полям, по полям, по полям…До самой проволоки. И рядом – подземное хозяйство размером с московское метро, сборка самой современной спутниковой электроники (Википедия). И Храм, возведённый в перестройку. Никакой не надо Вальдорфской педагогики. Не надо никакой столицы. Недавно один из этих интернатов всё-таки закрылся. А жаль.

Архипелаг включал математические школки во всех крупных городах. Их эксклюзивность диктовалась родителями, местной интеллигенцией и поддерживалась местными же властями. Там просто получше учили (готовили в сильные вузы), да и детвора и родители были адекватные. Отбор бывал разный – иногда с улицы. Мальчик мог приехать из Сибири в Белоруссию, прийти в такую школу с улицы и после нескольких минут разговора с учителями попасть прямо за парту. Рядом мог сидеть сын секретаря райкома партии – ничего. Обычно в этих городах были и другие эксклюзивные школы – языковые, но туда неизвестно как попадали. Ярчайший пример сочетания двух типов школ – Казань, где дети из английской спецшколы берут призы на международных олимпиадах по точным наукам. Казань вообще сегодня – образовательный остров.

Для сравнения – сегодня в Англии по впечатлением наших мигрантов порядка 200 эксклюзивных школ. Там нет предметной ориентации, там просто нормально учат (в остальных школах валяют дурака и стучат на учителей и родителей). Говорят, что в Израиле таких школ нет вообще.

В столице помимо советских школ (2, 57, 179, 91) появилось несколько лицеев – при МИФИ, Курчатовском Центре, на Воробьёвых Горах. Ещё в нескольких островных школах просто прилично учат (школы 43, 109, 45 и ещё несколько из рейтинговых списков). Попадают туда по-разному. После создания у нас так называемых комплексов отбор детей сводится к их миграции по классам внутри комплекса (завуалированный вид отбора). Это так и в Англии. В нашей же стране сегодня есть сколько-то просто элитарных заведений (вроде премьерского лицея), есть небольшие платные школы-интернаты. О них нужен отдельный разговор – там совсем не учат, просто прячут детей – кто от разборок с бандитами, кто от новых пап-мам после бракоразводных склок. Но места тоже эксклюзивные и интересные по-своему.

Над всеми эксклюзивными школами был ещё и добротный покров – заочные школы, придуманные академиком И.М. Гельфандом (сегодня существует под руководством А. Ковальджи при Второй школе), журнал “Квант”, созданный академиком И.К. Кикоиным и руководимый после него много лет академиком Ю.А. Осипьяном и профессором физфака МГУ С.С. Кротовым (судьба журнала в последние годы сложилась не очень успешно, о чём можно прочитать в серии статей А.Ваганова в “Независимой Газете”). Сегодня издаётся аналогичный журнал для младших школьников – “Квантик”. Всё это до сих пор живёт и доступно любому школьнику.

Система заочных школ мехмата МГУ быстро копировалась.

Г.Фридман:

“…ЗФМШ при НГУ начала работу в октябре 1965, на месяц позже гельфандовской ЗМШ - мы сразу стали изготавливать задания и по математике, и по физике. В прошлом году отметили 50-летие. И кому её только ни приписывали - и Лаврентьеву, и Ершову, и Ляпунову. А создали её студенты (конечно, идею я взял Гельфандовскую). Марик Дубсон завёл меня на мехмат, а там как раз раскладывали первые задания. Идея меня восхитила, но я тут же объявил, что у нас будет ЗФМШ. Вернулся в Академгородок, там шла Летняя школа. Всем, кто не остался в ФМШ, объявили, что они приняты в ЗФМШ. И организация, и задания, и проверки – всё это делали студенты – выпускники ФМШ, правда, физиков консультировал Илья Гинзбург, а ещё помог математик Саша Рубинов. ЗФТШ возникла через год…”

Безымянные герои

Невозможно перечислить всех тех, кто помогал физматшколам страны и научному образованию вообще. Чьи-то имена стёрлись в нашей слабой и неблагодарной памяти, кто-то вообще не обозначал своего участия в соответствии с народными традициями. Мы не знаем, кто присылал продукты в интернат, откуда бралось оборудование (изначально завуч Евгений Дмитриевич Полухин много всего “накалядовал” на соседних почтовых ящиках), откуда появлялось стекло (проблема любого интерната) и краска. Мы не имеем даже подробностей написания и продвижения решения о создании интернатов на высший государственный уровень (есть только предания). Во всяком случае, очевидно, что текст записки в ЦК КПСС написан непрофессионалами в аппаратных делах. Воспоминания современников иногда разнятся. Вот история со спецвагоном, в котором даже удавалось отправлять физиков на всесоюзные олимпиады, когда не было денег. Молва относит этот вагон к собственности Курчатовского института и академика И.К. Кикоина. Есть и рассказы про академика О.Ю. Шмидта – что это был его личный вагон. Вагон был, говорят, выделен ещё Л.П.Берией и был обязателен к прицепу к любому составу СССР без права досмотра. История уходит корнями в другой вагон и в 1921 год, когда О.Ю. Шмидт предоставил его Лузитанцам для поездки в Ленинград на математическую конференцию. Ученики академика Лузина пытались подружиться с коллегами из северной столицы – но безуспешно. Школы оказались несовместимы в своих подходах. Тогда в личных литерных вагонах жёны ещё не возили щенков по выставкам.

Есть и подлинные герои тех дней, которые сомневаются в пользе своих усилий, и критически оценивают результаты и не хотят об этом вспоминать. Будем уважать их мнение и права.

Комсомол и Несколько важных имён

Комсомол был интерфейсом государства и эксклюзивного образования. На заре интернатовской жизни академик М.А.Лаврентьев отрядил своим представителем в комсомольскую столицу по образовательным делам Юрия Журавлёва (ныне академик РАН). При проведении олимпиад и летних школ в регионах подключались местные комсомольские органы, административный и личностный ресурс которых играл очень существенную роль.

А.А. Ляпунов

Заслуги член-корреспондента АН СССР А.А. Ляпунова в создании интернатов и в их работе мало заметны лишь на фоне его заслуг перед отечественной математикой и кибернетикой. Об этом хорошо сказал ученик интерната Александр Горбань:

“…Главную роль в создании физматшколы сыграл выдающийся ученый – Алексей Андреевич Ляпунов. Он – первый председатель Учёного совета физматшколы, это его детище. Он создавал идеологию школы (было много споров, – какой она должна быть – прикладной или неприкладной, чему надо учить), сам читал лекции, причём он первый стал читать курс лекций по теме “Землеведение”, а ведь сам Ляпунов – математик. Но он был универсально образованный человек. Например, после его смерти геологическая коллекция Ляпунова была перевезена в Геологический музей, и оказалось, что там не было до этого многих экспонатов, которые были у Ляпунова. Он уникальный человек – один из создателей мировой кибернетики, у него есть классические работы по математической биологии, глубокие философские труды. И он понимал, что образованный юноша не может обойтись без науки о Земле. Это подход Вернадского, если хотите. Речь шла о биогеоценозе, и Ляпунов был первым лектором по этому курсу, он его сам придумывал. Цель этого курса – научить понимать взаимосвязь вещей и явлений, понимать, в каком мире мы живем…”

Сегодня материалы курса мало доступны. Что-то сохранилось в семейном архиве. Есть надежда, что наша современная школа сможет не только оценить, но и максимально использовать это наше достояние.

Н.Н. Константинов

Простые люди знают, что “все дороги в Москве ведут на Курский вокзал” (В.Ерофеев, “Москва-Петушки”). Все дороги эксклюзивного физматобразования вели и ведут к этому человеку. Николай Николаевич Константинов был архитектором всех содержательных точек такого образования – от школ до олимпиад, кружков и журналов. В Интернате он почти не появлялся – но запомнились его лекции о компьютерной анимации в 1970 году! После школы тянулись к нему все – и москвичи и интернатовцы. Он умел включать бывших учеников в дальнейшую работу по намыванию островов. Поражал всех эрудицией и нестандартным взглядом на важнейшие вопросы тогдашней жизни – вот молодежь и тянулась к нему. Интервью с Николаем Николаевичем есть в Сети [1]. Он не жалел времени и сил, чтобы свозить математических детишек в Обнинск – на встречу с Тимофеевым-Ресовским. Мог свозить их к андеграундному художнику Виктору Галкину в подмосковную глушь - помочь в реставрации старинной усадьбы. (Сегодня многие те пути ведут обычно к Ивану Ященко, Александру Ковальджи, Назару Агаханову – в Москве, к Сергею Рукшину – в Санкт-Петербурге).

Редко упоминается удивительный педагогический приём Николая Николаевича, который мгновенно привлекал к нему “башковитую” детвору. Он брал списки школьников – участников олимпиад с малейшими признаками способностей и посылал им письма с персональным приглашением в кружки. На семиклассников это производило незабываемое впечатление.

А.Р. Зильберман

Роль А. Зильбермана в нашей школьной физике не всеми осознана. После окончания физтеха он посвятил себя преподаванию физики в лучших московских школах. Он работал и в Колмогоровском интернате и во 2-й школе. Много лет готовил школьников к всесоюзным и международным олимпиадам, руководил одним из главных разделов в журнале “Квант”, обучал учителей, писал книги по физике. Многие из его учеников закончили МФТИ и МГУ, стали известными профессионалами в разных отраслях науки и техники. А. Зильберман по праву считался одним из лучших учителей нашей страны. Нередко он печатал свои статьи под псевдонимами (подгоняли статистику?). После его безвременного ухода друзья и коллеги насчитали около сотни его псевдонимов.

Он не был публичным человеком, но однажды его удалось развести на большое интервью (к его собственному изумлению). Это сумела Галина Федяева – журналистка из Красноярска. Оно размещено в Сети[8]. Его столичные ученики не знали важного его качества – физической подготовки. Он обладал разрядами во многих видах спорта. Мало известная история из этой серии - как в летней школе в палатку для вновь прибывших детей вломились два лба и потребовали деньги. Детишки из глубинки вздохнули и скинулись по рублю. Потом появляется Зильберман и всем врезает за слабость. Как жить будете, чудаки? Сам он потом объяснял, что тоже таким был когда-то в Магадане, где он родился и рос и научился драться. В этом смысле он напоминал мангуста из известного мультика.

Из важных педагогических высказываний А.Зильбермана приведём одно.

“… Понимаете, можно очень долго держать человека в маленькой баночке из-под майонеза, в конце концов, он научится там жить, он будет маленький такой, такой скользкий будет, чтобы из неё иногда выходить погулять. Но это мы его заставили таким быть. Если мы его заставили, он таким будет. Если заставлять человека жить в тюрьме, он привыкает жить в тюрьме, у него какие-то свои свойства развиваются. Но это не его свойства, это свойства тюрьмы, это свойства этой баночки.”

(А.Зильберман. Интервью после Олимпиады 1995. Журнал “Семь искусств”. Номер 11, 2012 г.)

Александр Рафаилович не имел учёных степеней. И однажды у столичного департамента образования был выбор – дать звание заслуженного учителя ему или человеку их своей номенклатуры – результат был предсказуем.

Он даже не пытался оформить себе заслуженную пенсию и практически до последнего дня вёл уроки во 2-й школе, хотя уже был практически слеп.

Академик Ю.В. Матиясевич

Академик РАН Юрий Владимирович Матиясевич – автор решения десятой проблемы Гильберта (одной из ряда знаменитых математических задач). В контексте нашего изложения он уникален ещё и тем, что оказался выпускником и Колмогоровского интерната и 239-й школы Ленинграда. В интернате он провёл – судя по известным источникам – полгода. А до этого год проучился в 239 ленинградской физико-математической школе. Он и попал в тот экстренный выпуск, когда среди учебного года школьники переводились автоматом на середину первого курса мехмата МГУ. Юрий Владимирович оказался в ЛГУ и аттестат получал скорее всего летом в 239 школе. Он - гордость обеих школ. Интернат при МГУ выпустил 12 академиков и член-корреспондентов АН СССР и РАН и не обижается, когда Юрия Владимировича считают Питерским – пусть и среди выпускников 239 школы тоже будет академик… Но более точно детали этой занятной ситуации может прояснить лишь он сам. На групповой фотографии своего выпуска в интернате его нет, под фото на сайте указано, что выпускников было 19. Но если пальцем пересчитать лица школьников на фото, одного не хватает. Возможно, это Он? В любом случае, поступить в университет не имея аттестата было формально невозможно – даже победителю международной олимпиады школьников. Как-то кто-то добился.

Мангусты

Есть разные предания о мытарствах Моисея со своим народом по Синайской пустыне. Хотел, говорят, чтобы вымерло рабское поколение. Своя точка зрения была у Черчилля, когда он летел над пустыней на Тегеранскую встречу Тройки. Да где ж тут найти хоть какое-нибудь место, пригодное для жилья – камни и камни, всё что можно давно занято. Просто долго искал. Есть и модернистская точка зрения. Выводили служебное племя, названное мангустами – для выживания и освоения территории. Мангусты были энергичны и совершенно бесстрашны. И оторваны от родных и близких. Эксклюзивные школы породили несколько поколений, среди которых таких мангустов оказалось немало. В интернатах конечно побольше – стычки с местной шпаной были неизбежны. В те годы Кунцево было рабочей окраиной столицы. Бывала и кровь, и находили друзей без сознания (тогда не было ни ограды, ни охраны, и автобус останавливался далеко и редко). Про одного такого мангуста потом слышали по западным голосам – за много лет до Майдана попался под руку киевским полицаям (они уступали бандеровцам или нынешним нашим полицаям по степени расчеловечивания, но были пожёстче кунцевских бандитов). Экологией занимался. Выдержал. Выпускников, попавших под армейский пресс, совсем не помяла казарменная жизнь. Какими неуправляемыми ушли, такими же и вернулись, и математику не позабыли.

Профессор Валерий Сойфер написал фундаментальный труд о мошенниках в советской науке [2]. Не было у молодого государства достаточного профессионального слоя в науке, не было и нужного количества просто смелых и самоотверженных людей среди оставшихся старых кадров. Эксклюзивные школы фактически сформировали такой слой и не важно, из какой школы сколько вышло академиков и кандидатов наук. Даже после немалых потерь с эмиграцией, в стране остался нигде не зарегистрированный мощный пласт профессионалов, который не даёт повториться беспределу научных авантюр тяжёлых времён.

Границы Утопии. Школа-ВУЗ

Как всякая Утопия система эксклюзивных школ в лице интернатов и в меньшей степени столичных школ быстро столкнулась с реальностью.

В столичных школах дети находились года по четыре или больше, да и до них пребывали не на улице, а в кружках, образованных семьях, нередко с очень опытными учителями обыкновенных столичных школ.

В интернатах же был даже одногодичный поток, была гонка, преподавали студенты и аспиранты альма-матер, не имевшие, как правило, ни педагогического образования, ни опыта работы с детьми, ни методической поддержки и сами обузданные повышенной самооценкой. До интерната дети где только ни жили – в деревеньках, рабочих посёлках, даже детдомах, среди самой разношёрстной публики – какие там математические династии (мать пьяница, отец в тюрьме – и такое бывало). Многие никогда не были даже в крупных городах. При слове культура морщились. Многие плохо владели устной и письменной речью.

Этот педагогический нигилизм не заставил себя долго ждать. Школьники, решающие заковыристые олимпиадные задачки и орудующие на современной лабораторной аппаратуре, подчас совсем не умели решать обыкновенные школьные задачи вступительных экзаменов своих университетов. Доподлинно известно об этой проблеме в Колмогоровском и Лаврентьевском интернатах. (Илья Гинзбург, Сергей Тынянкин, воспоминания выпускников). Первые выпуски обходили процедуру вступительных экзаменов (мало ли что случается, а терять ребёнка не хочется). Разумеется, это сразу породило шквальный протест столичных школ – чем мы хуже? А связи там были. Практику быстро свернули, и как оказалось, не зря. Ближайшие же выпуски вчистую завалили вступительные экзамены в МГУ. Особенно острой оказалась ситуация в одногодичном потоке. Как-то под Новый Год начальство преподнесло подарок – дали контрольную работу с задачами вступительных экзаменов мехмата прошлых лет. Итог потряс всех – несколько троек. Остальные – пары. В ответ в интернате быстро появились опытные преподаватели элементарной математики. (И.К. Сурин, В.А. Гусев, ассистенты в лице аспирантов и студентов мехмата).

В классе из 25 человек одновременно работали 3-5 преподавателей и ассистентов. Стояли они порой у доски как рабыни на невольничьем рынке. Школьник решил задачку – поднимает руку, подходит свободный преподаватель, присаживается рядышком, проверяет, обсуждает, растолковывает – да хоть весь урок. Такой индивидуальный подход дал нужный результат. Сбои стали редкими. Практически все поступали с первого захода (то есть в первую волну сроков для МГУ и физтеха), остальные тоже не остались на улице – тогда уже были достаточно сильными Институт Нефти и Газа, Пединституты, Институт стали и сплавов, МИЭМ. Фактически детям залатали дыры в систематическом школьном образовании (ни у кого никогда не было никаких репетиторов, да такого и слова-то в глубинке не слыхали).

Любопытно, что с физикой таких проблем не было. В этом, безусловно, заслуга опытных преподавателей физфака МГУ (Б.Б. Буховцев) и физтеха (А.Зильберман, Е.Сурков, С.Гордюнин). На вступительных экзаменах с физикой бывали просто курьёзы. На устном экзамене в МГУ абитуриент, увешанный значками всех мыслимых олимпиад, ведёт себя слишком уверенно (что раздражало экзаменаторов), а завалить надо. Спрашивают массу электрона. Школьник, немного поразмыслив, пишет ответ. Неверно! Нет, верно – это в пудах! А вообще бывало, что школьник выдавал ответ, не дожидаясь окончания вопроса-задачки. Столько их разобрали на уроках. Курьёз был и на физтехе. Горячий кавказский парень никак не сдаётся. Начались известные приёмы. "Да я вам морду набью!”. Потом Е.Сурков на своих плечах всё-таки внёс толкового мальчишку на физтех.

Слово Илье Гинзбургу из Лаврентьевского интерната [13].

“…Вторая проблема значительно труднее. Её решение не найдено до сих пор, хотя сейчас она уже не столь остра. Выпускники ФМШ получили значительно более высокое образование, чем обычные школьники. Поэтому первое время в НГУ нагрузка на них значительно ниже, чем на остальных. В результате они получают хорошие отметки почти без усилий.

Так, прочитав курс лекций в ФМШ в 1964-66гг., я стал вести семинары на первом курсе для группы физфака, набранной из этих выпускников, считая своей главной задачей решение проблемы сшивки ФМШ-НГУ. Для этого мы свели всех фымышат в отдельные группы. Я вёл занятия в одной из них, и пригласил И.Н. Мешкова вести занятия в другой. Всё шло хорошо до первого экзамена, где студенты увидели, что то, чем мы их мучили, не нужно для получения пятёрки. К тому моменту, когда надо включаться в интенсивную работу, сильные студенты оказались развращены ничегонеделаньем, иные спились. Так теряются сильные студенты. Как быть с этим?...”

В МГУ было то же самое. Проблему не хотели и не могли решить. Считалось, что студент волен ходить на любые спецкурсы и тем самым добирать нагрузку. Но соблазн безделья велик. Иногда вузу удавалось выделить более сильную группу, где и оказывались выпускники эксклюзивных школ. Например, на факультете ВМК МГУ в одной из групп программирование вёл С.С. Лавров – член-корр. АН СССР, ученик Г.М. Фихтенгольца (все математики помнят его трёхтомник математического анализа, директор ВЦ Центра Управления Полётами. Но это было недолго – что-то не то сказал на лекции, уехал в родной Ленинград деканом матмеха, потом директором Института теоретической астрономии. легенда отечественного программирования.

Полноценно решать проблему позволили только недавно – математику Станиславу Смирнову в Санкт-Петербургском университете. Он – лауреат Филдсовской премии, вернулся из Швейцарии, открыл отделение из пары групп на матмехе. Программа очень сильная, скорее похожа на старшие курсы мехмата МГУ. Методика заимствована у Н.Н.Константинова – в начале семестра выдаётся пул задач, а на семинарах разбирают аналоги и подходы. Изначально тянут разве что выпускники 239 школы, но приехавшие из Сибири школьники тоже понемногу подтягиваются. Пока рано говорить о результатах и проблемах, но полноценное начинание налицо. К превеликому сожалению, московские школьники робеют оторваться от мамы. Куда как проще пойти в Высшую Школу Экономики и быть там первым парнем.

Про необходимость или вредность вступительных экзаменов для выпускников эксклюзивных школ сломано много стульев. С интернатами ситуация осложнялась тем, что там нередко встречались дети, которые не могли написать самое простое сочинение на самую слабенькую троечку. Глубинка… А дети разумные. Характерный пример был в Киевском Интернате. Алексей Скворцов (1990) просто покинул интернат среди учебного года, когда получил твёрдую пару по русской литературе и понял, что никогда не сможет не то что вступительное сочинение в вуз написать, но даже получить аттестат. Вернулся в родные места, где какие-то механизмы водились. Потом удалось его зачислить на ВМК МГУ без экзаменов как победителя международной олимпиады (ради этого пришлось договариваться с посольством Германии о приглашении сборной Украины, а с украинскими властями – о мгновенном формировании сборной с непременным участием Алексея Скворцова – лето было того самого 1991 и до олимпиады оставалось три недели. Алексей тогда показал лучший результат по всему бывшему Союзу). А то бы – никак. И это был по признанию его педагогов, самый яркий школьник Украины тех лет.

В то же время Г.Фридман говорит так.

“…В первое десятилетие ФМШ при НГУ ещё действовал ляпуновский принцип "раннего вхождения в науку". Тем, кто "зацепился", уже не угрожала лень во студенчестве – они уже занимались настоящей наукой, а она оставляет мало времени на баловство. Конечно, таких бывает 10 – 15 %, но оно того стоит. Правда, и работали с нами, ещё фымышатами, замечательные учёные почти индивидуально. У математиков это А. А.Ляпунов, молодые кандидаты Ю. И. Журавлёв (ученик Ляпунова), М. А. Тайцлин, студенты (но уже настоящие учёные) Юрий Ершов и физики Володя Захаров, Алик Галеев. Кроме того, мы ходили в университет и в институты Академгородка на спецкурсы и семинары, а некоторые физики попали в ИЯФ к Будкеру. Вот так и получились некоторые академики. У Ляпунова, например, в течение ряда лет на дому работал семинар по дескриптивной теории множеств. После этого любые учебные курсы не могли представлять значительных трудностей.

Сейчас ситуация изменилась. Несколько лет назад я учредил на ММФ НГУ и в ФМШ стипедии им. А.А. Ляпунова "За ранний вход в науку", и в университете эти стипендии с конкуренцией присуждаем весьма достойным соискателям, а в ФМШ уже года три - четыре не присуждаем - за математику некому…”

Калейдоскоп директоров

Загадка Второй школы (как и некоторых аналогичных) – немыслимое постоянство директоров. В.Ф.Овчинников из 60 лет работы школы половину срока успешно возглавляет школу. После длительного перерыва в 2001 (со сменой власти в государстве) Владимир Фёдорович вновь возглавил школу. Невозможно переоценить его заслуги. Три полноценных поколения – деды, внуки. Конечно, каста. Ну и что?

Совсем иная картина в Колмогоровском интернате. После Раисы Аркадьевны Острой с 1970 года (на сайте интерната ошибочно указан 1971 год) пошла просто чехарда директоров, продолжающаяся по сей день. При этом по признаниям выпускников, наименее адекватными оказывались на этом посту выпускники самого интерната. У такой турбулентности есть неустранимая родовая причина. Интернат при МГУ создавался как калька с Лаврентьевского. Это естественный придаток университета. И в Новосибирском академгородке выпускнику интерната некуда деться, кроме альма-матер. Иное дело – столица. Выбор приличных вузов есть всегда. В последние годы по-прежнему заметная доля выпускников (иногда до половины выпуска) игнорирует МГУ – прежде всего это физтех, а также в последние годы – Высшая школа экономики. Часть уезжает в Питер – видимо, это жители северо-западных регионов (поток заметный, но не проанализированный).

Кадровая чехарда в интернате могла усилиться и при смене кураторства – временами интернатом верховодил не мехмат, а ВМК. На преподавании физики это тоже сказалось не лучшим образом.

В одногодичном потоке 1970 года почитай весь выпуск ушёл на физтех – так что рефлекторная кадровая реакция университета вполне объяснима, как и неустранима. В последние годы как-то ещё замешалась политика – директором оказался вождь студенческого крыла правящей партии. Мало кто поверит, но в советские годы ректор МГУ И.Г. Петровский не был членом КПСС! Сегодня такая вольница непредставима.

Перепроизводство

Академики приветствовали решение о создании интернатов. Но сразу задались вопросом – а куда мы денем их выпускников в таком количестве? Это же потенциальные аспиранты, а столько мест у нас в МГУ и на физтехе нет. Вспомнили про аспирантуры академических и отраслевых институтов. Якобы тогда и пришлось привлекать оборонную промышленность… От избытка аспирантов! Пусть это представление останется у его авторов.

Из физматшкол вышли сотни тысяч специалистов. Их давно уже некуда девать – на современном рынке труда адекватных мест нет ни у нас (тем более после холодной войны), ни за рубежом. Значительная часть этих кадров поменяла специальность на самые разные сферы. Косые взгляды общественности и финансистов на существование этих школ, требующих повышенных расходов (особенно интернатов), вполне естественны. Россия не первый раз сталкивается с проблемой профессионального перепроизводства. На грани предыдущих двух веков существовала развитая сеть духовных учебных заведений – училищ, семинарий. Потом оказалось, что их выпуск троектратно превосходит потребности приходов всей страны. Кончилось плохо – выпускники оказывались в самых разных сферах, не всегда отвечающих их способностям. Многие пополнили ряды революционеров, включая Вождя. К сожалению, пока не нашлось Валерия Сендерова для анализа узаконенной дискриминации в получении образования в дореволюционной России для целого ряда сословий и конфессий, включая староверов. Обошлось, однако, с женскими епархиальными училищами, где давали приличное общее образование, а специальных рабочих мест не требовалось – они изначально создавались высочайшим повелением как заведения для будущих матушек, чтобы духовным лицам легче жилось. Многие выпускницы повыходили замуж за гражданских (программа обучения была универсальной, преподавали физику и астрономию, например, К.Э. Циолковский в Калуге). Если же взглянуть на выпускников, например, 57 московской школы – там есть узнаваемая часть современной политической элиты страны, к чему гражданское общество сегодня относится по-разному и даёт разные оценки.

Цунами 1968

Старый Мазай разболтался в сарае:

"В нашем болотистом, низменном крае

Впятеро больше бы дичи велось,

Кабы сетями ее не ловили,

Кабы силками ее не давили;

Зайцы вот тоже, - их жалко до слез!

Только весенние воды нахлынут,

И без того они сотнями гинут, -

Нет! еще мало! бегут мужики,

Ловят, и топят, и бьют их баграми.

Где у них совесть?..”.

События этого года академик В.И. Арнольд назвал переворотом всей математической науки и математического образования в СССР. Это про так называемое “Письмо 99-ти” и его последствиях [Википедия. “Письмо 99-ти”]. Речь идёт о письме математиков (на самом деле их было 130). Плюс несколько индивидуальных писем – от академиков А.Н. Колмогорова и П.С. Александрова (В.И. Арнольд замечал, что настоящие учёные не сбиваются в стаи, хотя сам письмо подписал). История хорошо известна старшему поколению, но для современников кратко повторим ход событий. После отставки Хрущёва (октябрьский Пленум ЦК КПСС, 1964 г.) довольно скоро стало ясно, что “оттепель” закончилась. Интеллигенция забеспокоилась. Помните, у Салтыкова-Щедрина (“История города Глупова”) – “… А был ещё один градоначальник, про которого жители ничего не рассказывали, а только дрожали…”. На Западе появились стихи и проза наших соотечественников, которых потом и назвали диссидентами. Писали те, кто не сильно испугался. Имена сейчас молодёжи не известны – Синявский (Абрам Терц), Даниэль, Галансков… Началась поляризация внутри страны – судебные процессы и протесты против их закрытого характера. Спусковым крючком опять послужили внешние события – в этот раз на Ближнем Востоке. Случилась Шестидневная война (июнь 1967), когда в недельный срок армия Израиля уничтожила войска арабской коалиции (Египет, Сирия, Иордания…) и захватила громадные территории на Синайском полуострове (до Суэцкого канала), Голанские Высоты, а также важные районы Иерусалима (Стена Плача на Храмовой Горе). Шок в мире был настолько велик, насколько и эйфория еврейской диаспоры. Что мы до того слышали про евреев? Анекдоты (После получения, доводки и испытания бомбы волна 47-49 годов тихо сошла и уже подзабылась, как и имена просоветски настроенного Оппенгеймера и казнённых супругов Розенбергов). А тогда по курилкам и электричкам пошёл шёпот о проблеме вообще – начиная с бабки самого Ленина. Пошла армия миссионеров, поболее нынешних сектантов. Настоящий культпросвет в дороге. Речи миссионеров заканчивались одинаково – нужна помощь и готовьте чемоданы. Шок нашей военно-политической элиты усугублялся тем, что на стороне арабов была наша техника (танки, самолёты), инструкторы, и вполне боеспособные части, приплывшие в трюмах торговых судов через проливы. Да и Государство то создали мы (портреты в кибуцах висели, пока Хрущёв не потребовал их убрать). И премьер из наших бывших соотечественников. В авиации Израиля оказалось немало героев Советского Союза, на фронт против арабов ушли старики, которых наши вытащили из Аушвица. После успехов в Корейской и Вьетнамской войнах это был тяжёлый удар.

Началась Пражская Весна. Это уже совсем рядом, запахло венгерскими событиями 1956 года. Во Львове прошёл Еврейский Конгресс, на котором засветились молодые математики из Москвы. А диаспора в открытую собирала деньги. Всё смешалось и усугубилось.

Накануне 5 марта 1968 – 15-летия со дня смерти Вождя в феврале люди вышли на площадь Пушкина, их забрали (в Википедии можно найти все подробности). История закрутилась вокруг сына Сергея Есенина – математика Есенина-Вольпина (он больше известен как переводчик книги Д.Коэна “Теория множеств и континуум-гипотеза”). Человек не раз бывал в психиатрических лечебницах – отправили опять, принудительно, без суда. Диагноз был липовый, для откоса от армии, а мехмат был единственным местом, куда могли взять еврея с шизофренией.

Сообщество коллег испугалось не без оснований. Так и возникло знаменитое письмо 99-ти. Текст его под таким названием есть в Википедии.

В Новосибирском академгородке аналогичное письмо в защиту группы Галанского (см. Википедию) называлось “Письмо 46-ти”. Оба письма коротенькие и совершенно мирные (второе – вообще просительно-уничижительное). И там были люди разных народов и убеждений. У письма поначалу было около 500 подписей, но после бесед с органами их осталось 46.

Последствия описаны во многочисленных воспоминаниях. В чём заключался переворот математической науки и образования, о которых говорил Арнольд? В основном это коснулось мехмата, лабораторий АН СССР и математических кафедр пединститута. Прошли собрания, людей кого – уволили, кто сам ушёл. После недолгих перетрясок часть математиков (подписавших и сочувствующих) оказалась в Институте Проблем Передачи Информации (М.Бонгард, Вайнцвайг, И.Лосев, занимавшиеся распознаванием образов и искусственным интеллектом), часть – в Институте Автоматики и Телемеханики (Г.М. Адельсон-Вельский, лаборатории В.Арлазарова и И.Фараджева, известные как создатели шахматной программы Каисса, но вообще знатоки решения задач на графах – транспортных, а также единственные до сих пор разработчики отечественных баз данных ИНЭС и Евфрат), кто-то в Информэлектро (информационно-поисковые системы). Из Института теоретической и экспериментальной физики удалён А.С. Кронрод – ученик Н.Лузина, автор многих работ по искусственному интеллекту, преподаватель математики школы №7 Москвы. Перемены важные. Но не переворот же! Переворот проявился в создании на следующий же год нового факультета ВМК МГУ – как части, отколовшейся от мехмата. Никто из 99-ти не нашёл там места. Вскоре образовался и альтернативный кусок – Независимый университет Арнольда, который до сих пор существует как неформальный. Прикладная математика отделилась от фундаментальной и встала во главе угла. Интересно посмотреть на генеалогическое древо московской математической школы (не включает Ленинградскую, Украинскую и другие важные ветви) [3]. Эта схема отличается от находящейся на мехмате парой точек – на самый верх перед Лузиным добавлен его учитель – Егоров. И ещё один человек из Тель-Авива. После 1968 года вершина современной схемы фактически выглядела как пара академиков И.М. Гельфанд и А.Н. Тихонов – два заместителя директора Института прикладной математики (ИПМ), а над ними – директор – президент АН СССР М.В. Келдыш.

Как это один юродивый (даже кандидат наук) мог такое сотворить? Из воспоминаний, гуляющих в Сети (сайты движутся, но при желании отыскать можно), видно, что некоторые участники тех событий считают всё это провокацией – кто властей, кто людей в среде самих подписавших. Ярким аргументом служит такой факт. Академик Пётр Леонидович Капица на предложение подписать письмо 99 ответил примерно так. “Вам нужно его освободить или пошуметь? Если освободить, то я вам его сейчас освобожу. А пошуметь – это без меня”. Создание тут же нового факультета в МГУ, а потом и по стране – это рояль в кустах. Вот так и оказалось, что первый набор ВМК был годом позже начала его работы – с мехмата сперва забрали две готовых группы студентов первого курса. Студенты были многие с рабфака, то есть после завода или армии – Хрущёвский по характеру поток, но – как и предполагал Хрущёв – понимающие жизнь, работящие, старательные, дружные. И соображали в своей области хорошо – первые годы студенты с мехмата нередко забегали к вмк-шникам за помощью в написании программ. Очевидно, что готовилось это отделение загодя. А.Есенин-Вольпин оказался удобным поводом, а письмо – лакмусовым механизмом индикации “свой-чужой”. Трудно и сегодня сказать (это могут только сами математики), пошло это на пользу или во вред нашей науке и образованию, но переворот действительно налицо. По всей стране прикладная математика организационно отделилась от фундаментальной и их финансовые потоки стали несравнимы. Загадочным образом, ученики Лузина на факультете всё-таки оказались, и вообще  преподавательский состав оказался очень сильным.

На интернате и Второй школе это Цунами практически не отразилось, хотя учителя имели к письму самое непосредственное отношение. Н.Константинов, В.Арнольд, И.Шарыгин и другие. В Интернате учились четверо школьников, занимавшихся с В.Ф. Турчиным разработкой языка РЕФАЛ (хотя проблемы у Валентина Фёдоровича Турчина начались чуть позже, и школьников не били, но атмосфера была напряжена). Острова оказались хорошо укреплёнными. Дело ограничилось потерей нескольких учителей – Интернат потерял своего любимца Юлия Кима. Математиков не тронули. Со Второй Школой проблемы начались лишь через 3-4 года и не были, очевидно, непосредственно связаны с волной 1968. В Новосибирском интернате зацепило выпускника – Александра Горбаня (на фронтоне Университета появилась надпись с требованием свободы поэту Галанскову и группе его друзей). Вот как кратко описывает свою участь сам А.Горбань (http://magazines.russ.ru/din/2006/5/lei34.html). (Из интерната его родители забрали в зимние каникулы 9 класса. Но зато школу он окончил за полгода и с золотой медалью):

“Пётр Черкасов опубликовал интереснейший документ – докладную записку Андропова в ЦК КПСС с пометками Суслова. Говорится в этой записке о протесте студентов Новосибирского университета против процесса Гинзбурга-Галанскова 15 января 1968 года. То есть о нашем протесте. Я и есть тот самый Горбань, организовавший эту раскраску стен лозунгами протеста, из-за исключительной молодости которого (в момент деяния мне, студенту 1 курса, было 15 лет) судебное преследование было затруднительно. Именно это стоит за андроповским: “По согласованию с Советским РК КПСС гор. Новосибирска и парткомом университета было принято решение к уголовной ответственности виновных не привлекать...”. Не то было время, чтобы судить малолетних за политику с нарушением закона, но и не было особого либерализма – за подобные действия в Ленинграде осудили ребят строго, приговорили к немалым срокам.

…Отправился я в ПТУ, работал токарем, потом пединститут, многие увольнения с работы (в том числе, в Омском Университете проработал в 1977 что-то месяц или два младшим научным сотрудникомом и был изгнан).

Иосиф Захарович (Сахарович) Гольденберг был от преподавания отлучён, живёт в Пущине, работал до последнего времени библиотекарем в академическом институте. (И все же слава Академии: всегда там находились порядочные люди, которые могли приютить.) Прекрасный знаток словесности, недавно опубликовал книгу интересных стихов. Мешанин и Попов после некоторых мытарств всё же построили свою жизнь, сохранив специальность. Мешанин – знаток языков, переводчик, Попов – физик. Несколько лет назад встречал их в Новосибирском Академгородке. Алик Петрик... Не знаю почти ничего. Через несколько лет после событий прочитал в “Новом мире” записки Виктора Некрасова, в одном из персонажей которых безошибочно узнал Алика. Они в Киеве встретились и подружились. Помню отрывочно только несколько стихов. В нашей компании был еще Вадик Делоне. Мы не стали его брать с собой и вообще посвящать в дело, потому что на нём висел условный срок. Но свою судьбу он все равно нашёл через полгода на Красной площади.”

Сегодня А.Горбань – учёный с мировым именем, занимается вычислительными методами, долгое время руководил всесоюзным семинаром и коллективом учёных по нейроинформатике в Красноярске, был организатором летних физматшкол. Ныне работает и живёт в Англии. Александр Юльевич Даниэль уехал в Тарту по приглашению Юрия Лотмана, сдал блестяще вступительные экзамены в Дерптский (тогда Тартусский) университет, только вот отделение сразу закрыли. Но академики М.Лаврентьев и С.Беляев оказались опытными политиками и сумели загасить волну в зародыше. Опыт М.Лаврентьева в подобных ситуациях набран, возможно, ещё в 1936 году – он оказался одним из немногих (еще был Новиков) из учеников Лузина, кто сумел не предать его.

Лузитания. От Иисусовой молитвы к разрывным функциям

Это яркий пример трагической реакции государства на распространение угрожающих ему островных идей. Удивительным образом духовные искания монахов Афона переплелись с нашим математическим образованием и наукой (московской математической школы).

Афон, подобно Крыму – полуостров только географически, а по существу – остров. Добраться можно только по морю. Нынче там отмечается вся наша политическая элита мужского пола. И мало кто знает, что там произошло в начале прошлого века и при чём тут наша математика. Подробно история описана в малоизвестной литературе. Вкратце дело было так. Среди монахов русских монастырей (в первую очередь – Святого Пантелеимона) распространилось церковное учение, названное Имяславием, и основанное на акцентировании Иисусовой Молитвы (“Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго” – с разными вариантами). Суть учения могут понять воцерковлённые православные люди и католики. Те из них, кто имеет математическое образование, могут разобраться в трактовке проблемы в математике. Идеология Имяславия приобрела настолько серьёзное значение, что Синод РПЦ вынудил Государя императора принять крайние меры, объяснив их угрозой нового Раскола Церкви. Рядом Балканы, Ближний Восток, Турция накануне первой мировой. Была послана военно-морская эскадра, монастыри взяли штурмом, захватили в заложники сотни (до тысячи) монахов, доставили их на суд в Одессу, часть сослали в Сибирь. Идеология Имяславия каким-то образом захватила математические умы Франции (Бэр, Лебег, Борель и другие великие умы), потом так же загадочно – Россию, точнее – Московскую математическую школу в лице Егорова и Лузина, к которым примкнули идеологи Церкви (П.Флоренский). Нам сейчас не важны подробности. Но вскоре группа Егорова-Лузина-Флоренского организовала семинар в стенах Храма Великомученницы Татианы (ныне принадлежит МГУ на Большой Никитской улице Москвы). Фактически это была секта, куда входили наши замечательные молодые тогда математики – А.Н. Колмогоров, П.С. Александров, М.А. Лаврентьев, П.С. Урысон. Шли тяжёлые 20-е годы – страна после двух революций, мировой и гражданской войн. Тотальное наступление большевизма. Группа, названная Лузитанией, активно работает со студентами Университета, пытаясь через математику передать новому поколению сметённые революцией фундаментальные ценности отечественной и мировой культуры, науки и нравственности. Простейший пример – использование букв латинского, греческого и еврейского алфавитов (П.С.Александров впоследствии объяснит их как русские математические символы). Обошлось без обозначения треугольников вроде, например, ЩЮЯ вместо XYZ. Власть занялась ими в 1937. История разгрома “Лузинщины” подробно описана в литературе. Сам Лузин уцелел.

В математической среде Москвы и Франции споры перешли на тему разрывных функций и дескриптивной теории множеств (грубо говоря, “то, что именовано – существует”). Споры эти совершенно не задели Ленинградскую школу.

Сохранилось устное предание, что была накануне “Тайная вечеря”, когда ученики собрались в доме Учителя, всё решили с его согласия. Более достоверна информация о заступничестве М.Кржижановского и П.Капицы перед Сталиным.

В литературе приводятся слова А.Я.Хинчина о состоянии Лузина после 1930 года: “Он испугался на всю жизнь, он дрожал от страха…Этот страх и дрожание остались у него до настоящего времени [1936])”. (С.С.Демидов, Б.В.Левшин. Дело академика Николая Николаевича Лузина. СПб.: РХГИ, 1996.).

Причины давления на главного математика по-видимому, те же, что и на других маститых учёных – давление с целью контроля со стороны власти. Почему его ученики оказались столь жёстко управляемы? Почему М.А. Лаврентьев позволил себе устраниться от разборки с учителем? Власти имели, очевидно, достаточно компромата на многих из них. Французские коллеги в комментариях к схеме московской математической школы пишут просто. “…Некоторые математики … стали супругами; другие вступали в любовные отношения и заводили связи на стороне, как гетеросексуальные, так и гомосексуальные; кто-то был верующим, кто-то – атеистом; некоторые стали коммунистами, некоторые – антикоммунистами; кто-то оказался терпимым и гибким человеком. Кто-то – антисемитом и прагматиком…”. Очевидно, что информация на людей собиралась не в один день и не в ходе допросов. Просто в нужный момент её доставали. В [3] приводятся слова А.Н. Колмогорова, сказанные спустя много лет с тех событий: “Когда-нибудь я расскажу обо всём. Я буду бояться их (чекистов) до последнего дня”.

Молва относит сбор и хранение бумажной базы данных к функциям тогдашней Лубянки с её практикой безжалостных допросов. На самом деле информация скапливалась в виде перекрёстных доносов, инициируемых как трудящимися, так и тогдашними “администраторами базы” - так называемого орграспредотдела ЦК. Этот малоизвестный (и совершенно закрытый - после известного товарища И.М. Москвина, даже в служебных справочниках не указывалась фамилия начальника) орган существовал с начала двадцатых лет и предназначался для сбора информации о перспективных специалистах (так называемый список №3) в целях их адекватной расстановки в условиях авральной смены кадров, а потом и в ходе индустриализации [18]. Так что досье на всех заметных людей скапливались порой за десяток лет. При этом сотрудники Лубянки могли вообще не понимать, кто и почему к ним попал. Наверное, это могло увеличить и без того совершенно бестолковый садизм допросов.

Академик Пётр Капица – против (1971)

Это единственный пример открытого профессионального спора вокруг эксклюзивных физматшкол между людьми такого уровня. Академики А.Н. Колмогоров и П.Л. Капица, 1971-1972 г.г. Трибуна нешуточная – журнал “Вопросы философии”. Тогда он значил не меньше, чем газета “Правда”. Напомним, академик Пётр Леонидович Капица – крупнейший советский физик, которого в годы гражданской войны фактически спас от голода академик А.Н. Крылов, отправив его в Англию к Резерфорду. Возвращаться в страну времён репрессий П.Л. Капица отказался и был просто захвачен как обыкновенный заложник. Вес его для наших вождей всегда оставался неоспорим. Неизвестно, что его подтолкнуло к написанию письма про математические школы да ещё в таком журнале.

Академик Пётр Капица писал:

“…Школы, созданные для избранной, одаренной молодежи в области математики, физики, химии, биологии, оказываются даже вредными. Вред их заключается в следующем. Если талантливого школьника изъять из школы, то это ее как бы обескровливает и сильно сказывается на уровне всей школы. Это объясняется тем, что способный товарищ может уделять своим одноклассникам гораздо больше времени, чем учитель, и взаимная помощь между ними налаживается проще и теснее. Талантливые школьники часто играют большую роль, чем учителя, для обучения своих товарищей. Но этого мало.

Хорошо известно, что в процессе обучения сам обучающий учится. Чтобы объяснить товарищу теорему, надо хорошо ее самому понять, и в процессе объяснения лучше всего выявляется своя собственная неполнота понимания. Таким образом, талантливым школьникам для своего умственного роста нужны товарищи, с которыми они могли бы заниматься. В школе для талантливой молодежи такого взаимного обучения обычно не возникает, и это сказывается на эффективном развитии способностей…”[20].

Академик Колмогоров среагировал не сразу. По характеру его реакции можно предположить, что реагировало скорее его окружение, интересы которого оказались под угрозой (это многочисленная и “креативная” команда двух-трёх поколений его учеников, авторов учебников, методик, статей, учителей, методистов, аппаратчиков). Об этой реакции кратко, но убедительно пишет М.Майофис в своих “Островах Утопии”[1]. Приведём её текст.

“Говоря о "недиалогичности" математических школ, Капица не ссылался ни на какие фактические данные. После публикации статьи Капица отправил ее копию А.Н. Колмогорову – очевидно, надеясь на то, что один из инициаторов матшкольного движения вступит с ним в диалог. Мы не знаем, насколько быстро отреагировал Колмогоров на присланный текст, но его письмо к оппоненту и коллеге было опубликовано только в следующем году (Вопросы философии. 1972. № 9), в том же номере был напечатан и ответ Капицы. Колмогоров оправдывался – но одновременно давал понять адресату и читателям, что аргументы Капицы могут быть использованы идеологически далекими от него людьми из властных инстанций:

…Не аргументируя подробно, скажу, что около половины хороших научных работ, выполненных студентами и аспирантами математики в МГУ, принадлежит бывшим нашим ученикам. Если же говорить просто о приеме в аспирантуру, то среди принимаемых в аспирантуру немосквичей бывшие наши ученики составляют заметное большинство.

Между тем разные авторитетные товарищи уже ссылаются на Вашу статью в виде аргумента против школ нашего типа. <…> Наши ученики, как правило, попадают к нам из таких мест, где их быстрый рост был бы крайне затруднен или невозможен. Я был бы очень рад, если бы Вы в каком-либо из своих будущих выступлений учли это обстоятельство [21].

Колмогоров иронически намекал в том же письме, что оба академика учились в хороших дореволюционных школах (Колмогоров закончил гимназию, Капица – реальное училище), но у большинства детей начала 1970-х нет возможности получить образование, сравнимое по качеству с дореволюционными гимназиями, поэтому для тех, кому нужно развивать свои таланты, такие школы нужны.

Капица, очевидно, прекрасно понял намеки Колмогорова. В своем ответе он выразился более сдержанно, но точнее прояснил свои интенции:

“…по-видимому, я недостаточно четко выразил свою мысль. <…> Я себе представляю задачи специальной школы по сравнению с обычной аналогично тем, которые преследует клиника по сравнению с больницами.

Клиника изучает и отрабатывает новые методы диагностики и лечения и для этого имеет наиболее квалифицированный персонал, и ее задача – внедрить передовые методы в жизнь и этим поднять уровень медицинского обслуживания больных в обычных больницах. <…> Задача специальных школ – изучать и разрабатывать передовые методы обучения и воспитания.

<…> В Вашем письме, характеризуя деятельность Ваших школ, Вы определяете их значимость по научным успехам Ваших питомцев. Это, конечно, показывает, что Ваши методы преподавания математики действительно являются более совершенными. Но Вы не говорите о том, что Вы предпринимаете, чтобы эти методы обучения распространились более широко, и как они влияют на качество преподавания математики в обычных школах…” [1]

Здесь Капица нападает на те принципы, которые напоминают им же придуманную в 1946 году концепцию Физтеха. Однако основной упрек ученого, как можно предположить по второму письму, был направлен не столько против математических школ как таковых, сколько против слишком вялого распространения всех остальных типов специализированных школ с "научным уклоном", кроме физико-математических, и общего для СССР явления, которое сегодня назвали бы анклавной модернизацией. В 1940 – 1980-е годы наиболее значительные инновации создавались в небольших изолированных структурах ("шарашках", засекреченных институтах и КБ) и не получали дальнейшего распространения. В этом смысле Капица был совершенно прав: опыт математических школ дальше собственно системы таких школ не распространялся (впрочем, и "система Физтеха" не была рассчитана на общее распространение). Однако, судя по аргументам Колмогорова и созданию ВЗМШ, создатели системы матшкол первоначально не планировали специально "закрываться" от советской образовательной системы. Система математических школ лишь отчасти была закрыта "изнутри" – во многом ее контакты с другими образовательными учреждениями перекрывались "снаружи", по воле партийных руководителей и чиновников от образования”.

Удар по Второй Школе. 1972

Хроника Текущих событий (есть на сайте Второй школы) от 15 октября 1972 года вышла со статьёй “Разгром Второй школы” (В современной версии сайта – “Конец Второй школы”).

Это не оказалось ни разгромом школы, ни её концом. Но некоторые подробности хочется привести – для тех, кто в этой школе не учился.

Если говорить в метафоре островов, то между ними и материком была неписанная договорённость – некоторый Пакт о Ненападении. Мир сохранялся, пока островитяне не начинали заплывать на материк со своей Литературой (“Студент принёс литературу…”).

Что произошло в 1972 году? После шестидневной войны, Пражской Весны и писем 99 и 46 обстановка оказалась как в сильно загазованной шахте, причём власти просто накинули фуфайки на датчики. Была жёсткая цензура, все делали вид, что в городе всё спокойно. Обстановка во Второй школе трагически отличалась от других островных школ. Дело в самиздате. Выходило тогда удивительное издание – Хроника текущих событий. Учителя школы были причастны к процессу. Имена есть на сайте и в воспоминаниях выпускников. Да и откуда могла в журнале оказаться статья директора (сегодня известно имя автора той статьи). Журнал считался настолько опасным, что факт его нахождения означал почти автоматически срок. Мама правозащитного движения Л.Алексеева вспоминает, как было трудно – “Эрика брала всего 4 экземпляра”. Это про портативную пишущую машинку, на которой размножался журнал. И тут очень интересная деталь, которая не упоминается в известных автору материалах. В эксклюзивных школах бывали ротаторы – множительные аппараты. Для оперативного размножения учебно-методических материалов. В интернате ротатор имел заметный дефект – и можно уверенно сказать, что на нём полвека назад был изготовлен почти весь известный самиздат братьев Стругацких. Но никакой Хроники. На каком аппарате множилась Хроника – вопрос исторически любопытный. Во всяком случае, в распоряжении эксклюзивных школ такие возможности были всегда (свои ли, вузовские или институтские). Нет сомнений в том, что власть прекрасно умела отслеживать весь тираж. Удивительно, что издателей так долго ловили. Откуда в нём материалы закрытых процессов, протоколы допросов, вести из камер-одиночек? Откуда, откуда… Оттуда же, откуда в “Колоколе“ Герцена материалы 3 Отделения Жандармерии. Бенкендорф сливал. Зачем? По мнению Н.Я. Эйдельмана – на всякий случай (Спецкурс “Вольная русская печать 18-19 вв.”, Истфак МГУ, 1973-1974 у.г). Ждал Бенкендорф перемен – прямо как Виктор Цой. Спичкой тогда же чиркнул и Пётр Якир – сын легендарного командарма. Он публично заявил, что больше не выдержит пыток, если опять заберут. А Хронику делал. Разумеется, его тут же и забрали. А дальше – опять как в 19 веке. П.Пестель, Тайная Канцелярия, допросы. Пестель называет кучу имён – причастных и непричастных. Логика? Ну всех же не смогут… Смогли. Власть похоже была заинтересована ловить Хронику, а не поймать её. Но от Якира быстро потянулось к двум школам – Второй, где в самом деле много делалосьЮ и к Интернату – там учительствовал его зять Юлий Ким.

А уезжали тогда не так уж и редко – школы не громили.

В Интернате школьники обиделись на Колмогорова – мог ведь заступиться. На всех партах актового зала выцарапаны были три буквы – КИМ.

И тут учитель И.М. Сивашинский подал на выезд, не уволившись предварительно, как было принято по тогдашним моральным нормам (из Википедии и сайта школы не очень понятно, что и когда именно было, но это не меняет общую картину истории). Дочка при этом решила выйти из комсомола. И началось. Больше всего пострадала, впрочем, наша массовая школа – И.М. Сивашинский написал гениальную книжку про функции и графики, по которой можно было любого нормального школьника научить очень полезным вещам. Эту бы книжку тогда да в массовую школу вместо безумия матанализа – наше матобразование развивалось бы иначе.

Некоторые подробности всей истории можно прочесть в статье В.Ф. Овчинникова на сайте 2-й школы.

Половодье 90-х. Злоба дня

Поразительная устойчивость эксклюзивных математических школ и интернатов стала особенно заметной в 90-е годы, когда массовая школа была буквально разгромлена (а не так, как Вторая в 1968 году) – около 20 тысяч сельских школ вообще исчезли, городские слились в неуправляемые комплексы, внеклассное и внешкольное образование практически перестало существовать. Но самое главное – уцелели в основном педагогические коллективы и содержание основных предметов таких школ. Сохранилась доброжелательная рабочая атмосфера. Когда страну захлёстывало безумием бесконечных реформ, островные школы этого просто не заметили. Половодье сошло, зайцы разбежались. Но страну стало заливать нефтью. И тут никакой Дед Мазай ничего не мог бы сделать – да их, Мазаев почти и не осталось. От нефти зайчишек спасать – это МЧС или Гринпис.

В эксклюзивных школах полегчало – исчез комсомол, открылся выезд и въезд по всему миру. И не появились наркотики, дедовщина, даже миссионеры стараются без нужды не беспокоить этих детей своей навязчивостью. В интернате какое-то время упал уровень набора – один из корпусов общежития стоял на ремонте (говорят, за счёт одного из богатых выпускников) – и набрать смогли немного детей из Подмосковья – на выездные экзамены просто не было денег. Во Второй таких проблем не было.

Были ли в интернате проблемы, которые любит смаковать жёлтая пресса? В застой об этом просто старались не думать. А что там было? Иногда кто-то из педагогов исчезал, и детям ничего не объясняли. В конце 90-х ситуация как-то изменилась. В воспоминаниях на сайте интерната рассказывают о совершенно немыслимых раньше ситуациях, когда школьник вообще жил в квартире учительницы в Москве. Скандал, поднятый вокруг одной из московских школ (57) не вызывал бы сомнений в правдивости показаний бывших учеников, если не молчание ягнят в течение 10 или 15 лет, а потом вдруг – хором. И странно, что скандалы появились в той школе, которая ближе всего к Кремлю – в буквальном (то есть это цена земли и здания) и в переносном смысле – в современной нашей элите на всех этажах вертикали власти плотно расположены выпускники этой школы (чего уж точно не сказать об интернате – как-то его выпускники не попадаются, или один-два случая – в Кремлёвских или Парламентских коридорах). Можно упомянуть Ивана Мельникова – выпускника интерната, второго человека в современной Компартии. Ну какая это сегодня власть? Лауреат Нобелевской премии физик Жорес Алфёров даже покинул думский комитет по образованию в знак протеста против отставки Ивана Ивановича Мельникова – математика мехмата МГУ с поста председателя комитета Госдумы по образованию.

О необходимости смены элит говорят открыто и повсеместно. Конечно, гнездо отделят от стаи и разорят. Не важно как – может, надо было иначе себя вести во власти? Вряд ли ситуация в других школах сильно отличается – но ведь там пока тихо. Совсем тишина в уральских и сибирских интернатах. Хотя не будем зарекаться – на кону и там стоят земля, строения, коммуникации в не самых плохих местах. И цинизм нашей нынешней власти, не виданный в нашей истории, завтра может с любой школой сделать то же, что с тысячами сельских школ.

Сами по себе такие скандалы подтверждают вывод о необходимости аккуратно устанавливать дистанцию между учителем и учениками. Дело это непростое, и нередко оказывается сложной педагогической задачей. Решать её – учителю. Дети ведь в этом возрасте – существа беззащитные и неопытные. А если ещё и родители с братьями-сёстрами за тридевять земель…

Последний год-два ситуация стала в целом полегче – из руководства образованием и из основных СМИ (даже из Новой Газеты) исчезли откровенные маньяки, которые навязывали свои больные представления массовой школе.

Проект СИРИУС, построенный по подобию комсомольского лагеря “Орлёнок” и олимпиад, видится в этом смысле более разумным – дети не отрываются надолго от семей, занимаются своим профильным делом плюс разрядка для эрудиции – и ротация, и большой охват. Правда, и денег больше.

А педагогический феномен Казани демонстрирует вообще ненужность интернатов в рамках небольшого региона. Зачем интернат при МФТИ для школьников Подмосковья? Мало вертепов у нас? К сожалению, не удалось получить никаких ответов на этот вопрос от руководства физтеховского интерната и его кураторов из вуза. Непонятным образом пресс-центр физтеха блокирует все попытки общения со своим руководством. Во всяком случае, сотрудники пресс-центра как минимум непрофессиональны. Можно понять, почему от общения отказываются в Киевском интернате. Но физтех?

Если говорить о минусах системы эксклюзивных школ, то наиболее важен один – практика распространения содержания и методик преподавания математики в массовую школу. Итог печален.

И что было бы без интернатов? Сказать трудно. Никто не проводил анализа судьбы детей, пытавшихся поступить в интернат, но не принятых. Когда-то в 20-е годы к Лузину пришёл молодой человек из Гомеля – 15-летний Лев Шнирельман со своими набросками решения некоторых интересных задач. Лузин взглянул и сказал: “Как долго я Вас ждал. Я Вас знаю, только не знаю ещё, как Вас зовут”. С другой стороны, в передаче Эха (Питер) Сергей Рукшин рассказал о подростке из Мозыря, который в седьмом классе занял 21 место на олимпиаде по информатике, в 8-м классе – 12-е, в старших стал победителем и золотым призёром международных олимпиад. Конечно, интернаты обескровливают провинциальные школы.

И в совсем уж глухой глубинке возникают Деды Мазаи – например в небогатой Смоленской губернии [15]. Такой опыт подтверждает, что какую ни возьми школу или местность, при толковом педагоге там обязательно вырастет один-другой толковый школьник. Сын обычного механизатора решает олимпиадные задачки уже на второй-третий год, обретает дар нормальной устной и письменной речи, логики, поведения. Выучить его в деревне или мелком городке – куда сложнее, чем целый класс отобранных по олимпиадам школьников в столице. Вот только таких Мазаев мало. И задача у них гораздо сложнее. Это общее воспитание и формирование личности ребёнка. В современной педагогике забыты работы французского мыслителя Бальтасара Грасиана (Карманный Оракул, 1647 год), на которых воспитывалось в том числе и русское дворянство. Приведём лишь одно из сотен его правил воспитания (за номером 9): “Избавляться от недостатков, присущих землякам твоим”.

“…Каждому народу, даже весьма просвещённому, свойствен какой-либо природный недостаток; соседи обычно подмечают его со смехом либо со злорадством. Вытравить или хотя бы прикрыть эти родимые пятна – немалое искусство: такой человек прославится среди своих земляков – а что редко, то дорого. Бывают ещё недостатки фамильные, сословные, должностные, возрастные, и если все они сойдутся и не будет человек стараться от них избавиться, то чудищем станет несносным…”

И экономия образовательного бюджета за счёт ликвидации малокомплектной сельской школы (процентов пять образовательного бюджета городских школ) не поддаётся объяснению в категориях государственной образовательной политики. Это всё равно что для сброса веса тела отрезать куски печени, которая фильтрует и обновляет кровь всего организма. Робкие попытки образовательных властей и СМИ по защите сельской школы не вписываются в доктрину властей аграрных – это курс на латифундии с сезонными гастарбайтерами на полях вместо деревень и сёл как среды обитания народа (опыт советской коллективизации и политики Рузвельта в США). Какие школы и медпункты, когда на кону вал по сбору зерновых.

Армия и школа

Эта тема вообще не упоминается в текстах про эксклюзивные школы. Но ведь почему-то с Брежневым в самолёте говорил министр обороны. Вряд ли он так беспокоился о проблемах Гильберта. Свидетелей того разговора нет, более того – есть свидетели того, что таких свидетелей и не будет. Что могло так убедить военных в необходимости интернатов?

Школьники в армию уходили лишь в редких случаях. Кроме немногих скандальных разборок, таких случаев почти не было. Единицы выпускников оказывались в армии, иногда по своей воле. Школьник мог не пройти в нужный ему вуз, и предпочёл повторить попытку после армии. В ряде случаев школьники перескакивали через класс, для чего покидали интернат. В любом случае, этот мизерный поток интереса для армейского начальства представлять не мог, хотя школьников держал в известном напряжении. Школьники, которые надевали погоны сразу после выпускного вечера, к армии отношения не имели. Высшие армейские заведения сохраняли Хрущевские понятия – школьников не брали.

Многих, кстати, больше напрягала израильская армия, чем советская. Уезжая с семьёй из страны, выпускник школы в Израиле автоматически оказывался в армии. Косить там было не принято и предосудительно. Служили все, даже скрипачи –лётчиками, даже барышни и даже в бронетанковых войсках инструкторами. В те далёкие годы детки бежали в Европу или Америку из Венского замка Шеннау – перевалочного пункта меду Израилем и союзом, но не всем это удавалось – человек залезал в долги уже садясь в поезд до Вены. Впоследствии для удобства обеих стран появились прямые авиарейсы. Проще было поступить здесь в приличный вуз. О наших выпускниках из армии Израиля доходят в основном юморески – как наш растерянный интеллигентный ребёнок может запросто забыть автомат в рейсовом автобусе. Но в диаспоре рассказывают и о трагических историях и как солдатские родители там – как и наши содрогаются от почтовых конвертов, при звонках или стуке в дверь – всё-таки страна перманентно в состоянии войны.   

Была лишь одна история массового забора студентов в армию в конце семидесятых, не было исключений и для физматшкольников (если они не психи или чего похуже). Аудитории опустели. После этого эксперимента в вузы часто не возвращалась и половина ушедших в армию студентов. Продлилось это всё недолго. На детях по рассказам из физматшкол это почти не сказывалось. Да и в армии их как правило, не трогали. Служили в технических частях, писали комбату диплом или его жене диссертацию. Работали с передовой техникой, кто-то успевал выучить пару иностранных языков. Но общее мнение сохранялось – пара выброшенных лет. Энтузиазм военкоматов тогда охватил даже духовные семинарии (хотя в те годы выпускники физматшкол там ещё были редкостью). Почти все возвращались с благодарностью командования. Лица духовные не брали в руки оружия и даже не давали присяги. Служили на кухне, в медсанбатах, авторотах. Благодарности были заслужены – в тяжёлых учениях даже старшина не мог порой того, что удавалось семинаристам – на учениях поднять на марш-бросок измотанную часть. И уж никакой дедовщины.

Сколько выпускников после вузов – особенно физтеха – полностью работали на армию, мы вряд ли скоро узнаем. Известны и примеры работы наших вундеркиндов на армии других стран. Но можно не сомневаться, что финансовые затраты на интернаты многократно окупились, даже с учётом последующей эмиграции.

Инфантилизм. Игра в бисер

Ситуация была описана ещё в 1944 году в бестселлере Германа Гессе “Игра в бисер”. Многие выпускники столичных школ трудно встраиваются в реальную взрослую жизнь. Это и неспособность самостоятельно вести дела, соблюдать принятые нормы без внешних усилий. У столичных детей был явный консерватизм к смене обстановки – например, уехать после школы поучиться в другой город. Здесь интернатские оказались подвижнее – как легко уезжали из своих городков и деревень, так же потом запросто меняли страну. И самое тяжёлое – нежелание считать деньги, заработать своим трудом без родительского давления. Когда мать просит сходить за хлебом, тот ответит, что ему некогда – надо брать интеграл. Характерна реакция детей даже в вузе – не будет столичный ребёнок браться за прикладные задачи, которые ему предлагают, даже если это даёт деньги и требует математической культуры. Ему надо кланяться с листочками “а-ля Константинов” в руках. Если нужен грамотный студент на разумную прикладную задачу, разумнее поискать выпускников провинциальной гимназии из числа своих студентов. Например, студент Иннокентий Третьяков (интеллектуал года) из Вятки охотно возьмётся за дело и кроме денег приобретёт опыт и связи в профессиональном мире. Угрожающий характер инфантилизм принял в Европе – их молодежь так и не почувствовала угрозы натиска Орд с Востока – от арабских беженцев до наших физматшкольников.

Религия и атеизм

Первые годы тема вообще не звучала. Верующего ребёнка было в интернатах не сыскать. Хотя они были. Таились как могли. Власти, впрочем, и не следили, в отличие от жесточайшего надзора за студенческой массой. В Храме на Ленинских горах (ныне-Воробьевых) на Пасху прихожан прогоняли сквозь двухсторонний строй надзирателей – с каждого факультета и каждого курса стояли наблюдатели – высматривали своих. Судьба обнаруженных была незавидной – отчисление. Крестить ребёнка – вылететь даже из аспирантуры. Даже при Горбачёве научный сотрудник, публично перекрестившийся на Храм, становился объектом доноса. В тех условиях мехматяне протоптали муравьиную тропу к отцу Александру Меню. А дети, воцерковлённые родителями, знали дорогу в Переделкино – в древний намоленный храм Патриаршего подворья (Пимена). В интернате не ходило даже Евангелие – это было бы преступлением, так как печаталось оно за рубежом. Про апостолов и Спасителя узнавали из “Мастера и Маргариты”, да из оперы про Суперзвезду. В новосибирском интернате от соседства университета вообще царили языческие манеры – ужастики вплоть до открытого сатанизма (каббалистические знаки на руках посвящаемых в студенты, бесовские наряды и прочее всё). Что поделаешь, Сибирь издавна славилась язычеством и сектантами. Столичные школьники в конце 60-х потянулись на Солянку – к хоральной синагоге. По пятницам там их можно было встретить на проезжей части – внутрь мало кто решался зайти. Судачили в основном о делах житейских – визы, приглашения, пути-дороги. Толпу разгоняли просто – перекрывали движение в соседних переулках – и весь поток машин шёл по улочке Архипова. Но столкновений явных не было. По рукам ходил Ветхий Завет, перепечатанный на Эрике! Редкие смельчаки, бывавшие за границей, решались привезти компактную Библию на папиросной бумаге – прихватывали в гостиницах вместе с шампунями и проспектами. В перестройку в Интернате стали появляться люди в церковных одеждах. Ничему плохому вроде не учили. Отношение к ним из воспоминаний учеников не очень понятно. Резкий разворот государства в сторону Церкви не миновал массовую школу. Интересно, что даже люди духовные удивляются этому нежданному развороту и не могут его объяснить. Зато его хорошо могут объяснить ветераны Афганской войны, которая показала беспомощность любой нашей или американской технологии перед традиционными ценностями совершенно отсталых цивилизаций.

Если захотеть сегодня для “взбадривания” развести школы по разным полюсам – достаточно ввести обязательные курсы конфессий. В физматшколах российской глубинки и в столичных городах (особенно в северной столице) можно спрогнозировать разное распределение по конфессиям. Интересен опыт подмосковных раввинов – они не ходят по школам, а привозят к себе учеников со всех окрестных школ, выбравших изучением иудаизма. Приводят в действующую синагогу на службу к настоящему раввину. А кадры высшей квалификации готовят индивидуально в загородных резиденциях. Предают ли ученики ешивы своих учителей, а учителя учеников – неизвестно.

Касты сегодня

Москвичи в интернате сегодня воспринимаются как обыкновенные гости. Какие там касты… Касты остались у дворников – дети их становятся дворниками. И не влезть туда простому русскому мужику. Таджики, узбеки, семьи. Кланы, касты. И что?

Никаких проблем от того, что детки математиков идут на мехмат – да будь ты хоть крымский татарин, плати – и учись где хочешь, если голова в порядке хотя бы для нужного уровня ЕГЭ. Это в застойные годы математик мог получать втрое больше простого инженера, а сегодня бегает, высунув язык, за грантами размером с однодневную зарплату менеджера – да кто против такой касты?

Выпускники интерната – кто не уехал из стран – в основном оседали в столице, и их дети не могли в массе своей попадать в интернат. В московских школах дети и внуки выпускников – нормальное явление. Не видно в этом ни плюсов, ни минусов. Проблема как-то прошла сама.

Страшным оказалось другое – проникновение каст в государственную власть. В основном это выпускники одной из околокремлёвских школ. Их лица мы видим в телевизоре. Кастовость была явно обозначена одной из выпускниц в октябре 2016 на телеканале Дождь. Это встреча с Машей Гессен – ныне американской журналисткой. Она прямо говорила о касте своих соучеников, о замкнутости круга их общения. И не скрывала, что её попросили не оглашать скабрезные материалы про школу, поскольку там много “детей своих людей”. И много лет трагедия с детьми продолжалась. Академикам в 1958 году это не могло бы присниться в кошмарном сне.

Некоторые итоги

 “Му-му написал Тургенев, а памятник почему-то поставили Пушкину…”

(В.Ерофеев. “Москва-Петушки”)

Что имеют обычно в виду, обсуждая итоги и результаты работы физматшкол?

На сайтах можно найти наиболее яркие достижения выпускников, сколько академиков, докторов и кандидатов наук, депутаты, космонавты, бизнесмены, поэты. Их набор конечно впечатляет – прежде всего родителей новых учеников. Когда же говорят о негативных результатах, имеют в виду конечно же массовый отъезд выпускников. Проблема эта настолько надоела, что не будем в неё углубляться. Достоверных цифр всё равно нет. Советы дисциплинарного толка не работают. Во всём мире это решается платностью высшего и эксклюзивного образования. Развитая и продуманная система кредитов редко даёт осечки. У нас этим государство не хочет заниматься. Автор попытался высказаться на эту тему подробнее в [11].

Родители по-прежнему выталкивают туда детей – теперь уже от реформированной школы. Власть не проявляет никакого интереса к эксклюзивным школам, разве что из самолюбия. Пытались создать интернат при физтехе – да никак. Нет родительского инстинкта из губернии отправлять детей в Долгопрудный, а у власти нет сверхзадач. В Киеве есть квота для столичных школьников – 50 человек. Про Тбилиси и Ереван доступных сведений найти пока не удалось.

Что теперь с полюсами? Они слились в один, а второй уплыл за океан. Внутри страны полюсами становятся два типа школ – академическая вольница и школы с дисциплиной – это военизированные (суворовские, кадетские и духовные) заведения. Их десятки в столице и сотни по стране. Пока нет данных об их соотношении и результатах. Иногда родители даже из богемы, отдают детей в военизированные и духовные (в основном православные) школы – там нет наркотиков, бедлама, хамства. Но такая гимназия иногда требует таких денег за обучение! Православная Гимназия имени Василия Великого, 500 мест. Духовник – известный протоиерей Владимир Вигилянский (он же много лет духовно окормляет университетское студенчество в храме Великомученницы Татианы, где при Егорове и жила Лузитания). 600 тысяч -вступительный взнос и 80 тысяч рублей ежемесячно. За десять лет – 8 миллионов. Сравнимо с Оксфордом. Лаврентьева нет, и такие деньги никогда не найти людям, детям которых там самое место. Впрочем, для детей из окрестных селений (Рублёвка, Сколково) это доступно. Уровень преподавания в этих школах пока непонятен, как и судьба выпускников. Может быть, они разъедутся по сельским приходам депрессивных губерний, а кто-то предпочтёт Швейцарию. Они заплатили за своё эксклюзивное образование и вольны поступать как им хочется. Есть школы подешевле – 15 тысяч в месяц при Андреевском монастыре. Про уровень знаний единственное известное сравнение – школьная олимпиада по латыни, которую православная гимназия Питера проигрывает академической подчистую. Руководства РПЦ стало агитировать за реформы своих учебных заведений в стиле пережитых уже в светских школах и вузах (выступление Патриарха 31 октября 2016, ХСС). Это одна из будущих наших каст. Но Церковь сегодня тоже штормит. И поляризация уже видна. Битва вокруг Вселенского Собора – это не вокруг математики. Что такое Церковный Раскол и Аввакум? Это не прикладная математика и не Есенин-Вольпин. Не случайно историки (хоть и французские) вспомнили Лузитанию и Иисусову молитву. Объяснимо беспокойство некоторой части общества скоростными темпами включения религиозного образования в массовую школу.

Совсем нет информации и про так называемые научные роты. Подождём, посмотрим. Последние данные по столичным школьникам – 4000 посещают школы медицинского профиля, 9000 – инженерные, 10000 – кадетские. Вместе с конфессиональными – это сильный полюс формирования будущей элиты (это в самом деле касты – подобие средневековых ремесленных цехов). Здесь как-то в голову не приходит ставить ученика выше учителя, как и в спортивных школах (Самбо-70). В то же время элитные математические школы ощущают падение популярности – с каждым годом всё труднее набираются толковые дети. И это при явном предпочтении детей со стороны перед теми, кого они вырастили сами в младших классах.

Столицы перемещаются – из Москвы в Ленинград, иногда дальше, потом как-то плавно назад, большие задачи вместе с ними. Потребности в большом числе математиков-физиков уже нет. Как и на Западе. Попробуйте отыскать в Англии физфак хоть в каком-нибудь университете, как и в Штатах кафедру алгебры. На вакансию физика набегают сотни кандидатов, да куда там нашим меньшинствам против ихних.

У нашего государства сегодня нет масштабных задач, подобных “Бурану” или Бомбе. Большие задачи и адекватные заказчики сохранились лишь в Штатах. Кроме космоса и вооружений, это биомедицина в разных видах, а также финансы. Мир стоит на пороге создания какой-то принципиально новой финансовой системы. И пока решения нет.

Есть совершенно утопический проект возврата 15 тысяч наших уехавших учёных, но он не вызывает даже улыбки.

На радио “Эхо Москвы-Питер” [14] тема бегства выпускников сопровождалась крепкими выражениями радиослушателей в прямом эфире. По существу, люди съехали из гостиницы не заплатив. Но ведь на гостинице (и в Конституции) написано, что она бесплатная. Прозвучавшие рекомендации выбивать эту дурь ломиком из ихних голов – очередная утопия. Вот в храме свечки тоже отдают без кассовых аппаратов, но никому в голову не приходит не оставить за них пожертвование в рекомендованном размере. Что нам сравнивать воспитание деревенской бабки и физматшкольника. Анатолий Шалыто в той же передаче высказался доходчиво. Когда наш Премьер встречается с Марком Цукербергом и радуется как ребёнок надетой на него майке или очередному гаджету – попросил бы помочь нашему образованию для общего дела.

При попытке собрать выпускников одного из классов Колмогоровского интерната в ответ пришло: “А кого собирать-то – все ведь здесь”. Здесь – это в Калифорнии. Это оказалось преувеличением – многие в Бостоне. Кто-то на берегу швейцарского озера. У многих – дом в три-четыре этажа, четыре машины, четыре кота. А за спиной – физтех, работа в наших ракетных частях. Но человек пять из того класса удержались в стране – на Урале, в Поволжье, под Москвой.

Выпускники Второй школы на форуме в “Троицком Варианте” заметили, что из их одноклассников практически все здесь. На вскидку есть фото одного класса 1969 года. Говорят, почти все здесь. Из активных участников форума на фото видно троих – это Андрей Цатурян, Виктор Тумаркин, Сергей Недоспасов. Уезжал, но вернулся С.Недоспасов – поработал в Штатах, получил замечательные результаты, вернулся с ними. Получил Государственную премию, член-корреспондент РАН. А.Цатурян – сопредседатель Общества научных работников – единственной активной организации, которая борется за сохранение нашей науки. В.Тумаркин – разработчик уникальной базы данных “Мемориал” о наших соотечественниках, погибших во время войны. Это там мы находим хоть какие-то сведения о погибшей родне. Эти трое уже с лихвой оправдывают свой выпуск. Среди выпускников эксклюзивных школ много узнаваемых имён. Но в контексте нашего разговора – возвращаясь к его началу – достаточно напомнить, что среди выпускников даже сам Леонид Радзиховский! Выпуск 1970 года, “Вторая неповторимая”. Какие могут быть сомнения в состоятельности идеи?

Кто-то намерен вернуться. Кто-то никогда не собирался уезжать. Некоторых в этом убедил А.Якобсон. Вот фрагмент его письма Ю.Даниэлю 1974 года (есть на сайте 2-й школы) перед его трагической кончиной.

“Тоска по родине — давно разоблаченная морока”. Я написал Юрке Левину, что мне по ночам снятся бревна дома в Опалихе. Он в ответ сострил: надеюсь, дескать, что ты все-таки не по бревнам, а по людям тоскуешь. А люди сейчас бурно перемещаются в пространстве. Да, конечно, по людям, но потерю людской — моей — среды я ощущал одновременно с утратой среды в самом широком биологическом смысле слова. Не дай Бог ему, Юрке, узнать, что это такое, когда хлеб — не хлеб, вода — не вода, земля — не земля, воздух — не воздух. Израиль, собственно, здесь ни при чем, так было бы в любой загранице, попади я туда без надежды на возвращение…”

Академик Андрей Николаевич Колмогоров похоронен в Москве с воинскими почестями. Есенин-Вольпин тихо скончался в Америке на 92 году жизни (Статуя Свободы оказала на него чудодейственное воздействие). Егоров умер в ссылке в Казани, его могила много лет стояла без надписи, над ней лишь крест с перекладиной в другую сторону (Татария – грех жаловаться), кладбищенские нищие много лет обходили её стороной. На могиле Дубина в Подмосковье надпись на идише, и сторожа вам её не найдут. Якобсон после психушек повесился в подвале своего дома в Израиле. Академик И.Г. Петровский (ректор МГУ) умер в приёмной ЦК КПСС в январе 1973 года, после скандального разговора с академиком А.Д. Сахаровым о проблемах поступления в МГУ и о его дочери [17]. Новый ректор – академик Рем Викторович Хохлов вопрос с дочкой решил и умер при спуске с очередной покорённой горной вершины.

Архив академика А.Н. Колмогорова разобран лишь частично – одна его часть хранится у одного из профессоров мехмата МГУ, другая – в семье одного из учеников.

Чего не удалось

С государственной точки зрения – после распада СССР маловат оказался процент оставшихся в России выпускников. У государства возможны два направления решения этой проблемы – объяснять физматшкольникам, с чего начинается Родина или поднять уровень научного образования в кадетских школах. Трудно сказать, что проще. Академик А.Н. Крылов даже в трудные 30-е годы сумел организовать передовое физматобразование в военных заведениях. Русский перевод книги Исаака Ньютона “Математические начала натуральной философии” (основы матанализа) был им издан специально для военно-морских офицеров, а студентам мехмата и физтеха эту книгу просто не упоминали! И никакие воинствующие безбожники типа Емельяна Ярославского не посмели А.Н. Крылова тронуть. Нам всем ещё предстоит осмыслить его педагогическое наследие. Очевидно, государство должно будет искать решение. Не может быть, чтобы события последних лет не отразились на образовательной политике. А пока надо не забывать ещё одно про Деда Мазая: “…Я их не бью ни весною, ни летом – шкура плохая, линяет косой…”.

С точки зрения научной – Колмогоровский интернат фактически оказался всё-таки в основном математическим. Преподаванию физики не уделялось достаточного внимания. Не было практики работы с современной аппаратурой и приборами, дети даже не бывали в современных лабораториях, на современном промышленном производстве, даже не видали запуска обыкновенного ракетоносителя или испытания двигателя крылатой ракеты. Лишь одиночки самостоятельно посещали астрономические обсерватории, лаборатории вроде нейтринной, ускорители элементарных частиц.

С образовательных позиций – не была реализована идея А.И. Шокина об организации вокруг интерната сети вечернего образования для более широкого круга школьников Москвы и ближних окрестностей (во Второй школе есть система подобных кружков, в том числе дистанционного характера). Возможно, расположение школы в Кунцеве было не так удобно, как на Ленгорах. Однако современный опыт Рената Алексеевича Лайшева в спортшколе “Самбо-70” показывает, как через совершенно эксклюзивную школу может проходить 17 тысяч школяров столицы и её окрестностей!

Что касается столичных матшкол, то их учителя отмечают падение интереса школьников к точным наукам в последние годы по сравнению с экономическими и гуманитарными, трудность нового набора. Это более общая проблема. И слияние этих школ с окрестными – вещь очень сомнительная, хотя и оказалось не смертельной.

Кто пропал бы без таких школ

Булгаковский герой, которого нельзя называть, говорил, что не знает, что это за болезнь такая – шизофрения. Не будем напоминать многочисленные истории о чудаках-учёных, находившихся на грани психиатрических диагнозов. К теме нашего разговора относится лишь сам по себе факт – большинство из так называемых “не от мира сего” не выжили бы в обычной школе – как недавнего прошлого, так и в сегодняшней. Не случайно мехмат МГУ был редким местом, куда можно было поступить даже с диагнозом. Иногда это давало лазейку мошенникам – липовый диагноз не просто обеспечивал незаслуженные льготы, но и позволял откосить от армии и даже уйти от уголовной ответственности; а калитка в высшее образование оставалась открытой. Но в большинстве случаев эксклюзивные школы, затрагивающие более ранний возраст, действительно спасали способных к математике детей.

О проблеме много могут рассказать специалисты Центра лечебной педагогики (Москва). Журналисты напомнят про Григория Перельмана. Историки науки приведут массу примеров среди выдающихся учёных, считавшихся чокнутыми и даже бывших таковыми по медицинским понятиям.

Бывало, что школьники, признанные местными чиновникам от образования “необучаемыми”, после нескольких лет сидения дома поступали безо всяких звонков и связей в престижные матшколы и продолжали образование в самых престижных вузах. Сколько таких! И что бы с ними было без математических школ – дело даже не в знаниях, а в общей доброжелательности (или модно выражаясь – толерантности) среды.

Пожалуй, в этой связи стоит упомянуть о роли методики изложения математики даже в элитных вузах. В своё на физфаке МГУ, несмотря на строгий медицинский контроль абитуриентов, отмечались частые случаи психических расстройств и даже суицида. Объясняли это по началу несчастной любовью. Но когда курс матанализа стал читать профессор (впоследствии академик АН СССР) Владимир Александрович Ильин, любовь несчастная у студентов быстро прошла.

Ломать – не строить

Колмогоровский интернат можно закрыть росчерком пера, как и создавали. Земля у ближней сталинской дачи стоит дорого. (Хотя отобрать здания матшкол у Кремля – это всё равно что мечеть у Рейхстага закрыть или перенести на рабочую окраину. Намытые острова). Просто было порушить храмы и пересажать оставшихся дворян. Жаль конечно, что Пётр Капица не продолжил публичную дискуссию с академиком А.Н. Колмогоровым об эксклюзивных школах. Скорее всего он понял, что его оппонентом в споре сам Андрей Николаевич не был. Писала свита, коллеги, возможно лоббисты из госорганов. Об этом свидетельствует как стиль писем, так и годичная пауза с ответом. Возможно, академик Капица передумал. В интернате тоже были свои маяки – это дети из крупных промышленных и культурных центров – Свердловска, Куйбышева, из Арзамаса-16, Челябинска. Без них учебный процесс был бы сильно обеднён. А в провинциальной школе ребёнку могло быть и совершенно не с кем общаться – даже в областном центре их могло быть всего несколько человек, в разных концах города. Развитие требует наличия перед школьником примера более сильного товарища – а где его найти, как не в эксклюзивной школе.

Мы бережём видовое разнообразие нашей флоры и фауны – амурского тигра, стерхов, ландыши. Все они зачем-то нужны. Разнообразие видов образовательных систем – тоже свой биогеоценоз. Идея разогнать все эти школы витает постоянно. Можно верить Дарвину, можно не верить. Третий Рейх, создав ФАУ-2, не смог создать бомбу; американцы, закупорив фон-Брауна на некоторый срок как бывшего эсэсовца, отстали от наших ракетных достижений. Так что полезно хотя бы прочесть пару творений Чарльза Дарвина в подлиннике. Люди, стоявшие у колыбели интернатов и критически оценивающие результаты их работы, не выступают за их закрытие – а вдруг власть одумается и зачем-нибудь наука им снова понадобится не на словах, а всерьёз. Воссоздать их будет некому.

Недавний пример – разгром журнала “Квант”. Четыре вице-президента РАН(!) на заседании президиума РАН подписали (во время отпуска президента РАН) и из хороших побуждений отстранили руководство журнала (см. серию статей Андрея Ваганова “Квантовые вихри” в Независимой Газете). Один из этих же академиков стал новым главным редактором. Но человек занятой (его даже энергичный Матвей Ганапольский в прямом эфире Эха Москвы не сумел разбудить), за год сумел выкроить время на пару визитов в редакцию – и отстранился. Стало ли журналу лучше – решать читателю.

Время не подтверждает доминирования выпускников эксклюзивных школ в научной среде [25]. Но из четырёх интернатов суммарно выходят порядка 1000 школьников в год, столько же – из ведущих трёх-четырех матшкол Москвы. – капля в море на фоне примерно миллиона выпускников.

Морально обанкротить любую школу не очень сложно – за полвека должно было накопиться достаточно компромата на любую из них. Найдётся – как и в деле Лузина – какая-нибудь грязь. Но они и сами с годами теряют популярность для современных детей и родителей. Сегодня помимо математики есть много путей для развития школьника. На круглом столе в “Независимой газете” наши яркие школьные математики признали, что математика важна не сама по себе, а как путь развития. И только общий ход событий в нашей стране и вокруг нас может радикально развернуть образовательную политику государства. Очень хочется, чтобы новые образовательные инициативы не принимались ни в самолёте (как создание интернатов в 1963), по дороге в аэропорту (как знаменитый “Указ № 1” президента России в 1991), ни во время отпуска главного лица (как с “Квантом” в 2010).

Приятно удивило новое начинание властей – новую систему лицеев (названных Президентскими) с интернатами начали создавать раньше, чем разломали старую. Хочется верить, что мы узнаем об этом новом проекте раньше чем через полвека. Возможно, это будет похоже на Царскосельский лицей или английский Итон. Возможно, жизнь подскажет пропускать будущую научную элиту не только через горнолыжные курорты со спортсменами и балеринами, но и через лаборатории и предприятия, через настоящие научные экспедиции - как учили М.А. Лаврентьев и А.А. Ляпунов.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Копия записки в ЦК КПСС о создании интернатов от 9 апреля 1963 г. 6 июня – резолюция М.Суслова[9].

Примечания

1.  Острова Утопии.Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940-1980-е). НЛО. М., 2015

2.  В.Н.Сойфер. Сталин и мошенники в науке. 2-е издание. Городец, 2016

3.  Грэхем Л., Кантор Ж.-М. Имена бесконечности. Спб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2011.

4.  В.Пахомов. Интернат. Мемуаразмы – мемуары и размышления. Журнал “Семь искусств” №№ 61-65.

5.  Серия: “Наука. Величайшие теории”: Вып.35. Фон-Нейман. Камень, ножницы, теорема. Теория игр. М., Де Агостини, 2015.

6.  Л.Кумель. Образовательная реформа 1958 года и роль в ней интеллигенции. Институт Истории естествознания и техники. Доклад. Март 2015.

7.  Демидов С.C., Левшин Б.В. (Отв. ред.) Дело академика Николая Николаевича Лузина. Санкт-Петербург: Русский христианский гуманитарный институт, 1999.

8.  А.Зильберман. Интервью после олимпиады 1995. Журнал “Семь искусств”, №11, 2012

9.  О.Найда. И.К. Кикоин и Интернат при МГУ. Библиотечка журнала “Квант”, вып. 106, 2008 г.

10.  А.Денисенко. Деградация математических знаний. Независимая Газета, 10 июня 2016.

11.  А.Денисенко. Жизнь учёного после грантов. Независимая Газета, 11 ноября 2015.

12.  А.Денисенко. В.Борисов. К 20-летию Программы ISSEP. “Троицкий Вариант-Наука”, 27 января 2015.

13.  И.Ф.Гинзбург. Воспоминания. ФМШ и НГУ. Журнал “Семь искусств”, №№3-4, февраль-март 2014.

14.  С.Рукшин, А.Шалыто. Научные олимпиады молодёжи: математика и информатика. Судьбы победителей и призёров. “Эхо Москвы – Санкт-Петербург”.15 августа 2016.

15.  Н.А.Володкович. Физико-математический кружок в умирающей русской деревне. Русская народная линия, 11 марта 2015

16.  Бальтасар Грасиан. Карманный оракул.

17.  А.Д. Сахаров. Воспоминания. Часть 8: “Мои встречи с И.Г. Петровским”.

18.  Е.А. Федосова. “Номенклатура: генезис, развитие, смерть (1918-1989)”. Реферат РГГУ, 1997.

19.  Нефедов В.Н. “Номенклатура империи: исследования кризиса”. Открытый текст. (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов), 2001.

20.  Капица П.Л. Некоторые принципы творческого воспитания и образования современной молодежи // Вопросы философии. 1971. № 7.

21.  Письмо А.Н. Колмогорова П.Л. Капице // Вопросы философии. 1972. № 9. См. также: Абрамов А.М. Переписка П.Л. Капицы и А.Н. Колмогорова // Математика в образовании и воспитании / Сост. В.Б. Филиппов. М.: ФАЗИС, 2000.

22.  “Вторая и единственная”. “Троицкий Вариант – Наука” №186 25.08.2015.

23.  Л.Борусяк. Интервью с Н.Н. Константиновым. “Полит.ру” – 29 сентября 2010, 09:50 Цикл бесед "Взрослые люди".

24.  Валерий Вавилов, Александр Абраров. Роль физико-математических интернатов в образовании.03.05.2006, Радио Свобода.

25.  Математическое образование в ХХI веке. Круглый стол, “независимая Газета” 17 января 2002 г. (Ведущий – Андрей Ваганов).

26.  Н.Иванова-Гладильщикова. “Куда пропал Колмогоровский проект?”. Русский журнал. 14 марта 2013.

27.  Ким Смирнов. “Что такое Колмогоровский проект”. Интервью с А.Абрамовым. Новая Газета №25 11 марта 2011.

28.  С.И. Литерат. Первый день ФМШ. http://fmsh.vixpo.nsu.ru/?el=239&mmedia=PDF.

29.  Л.Кумель. Журнал “Неприкосновенный запас”.

30.  А.Абрамов. “Как мы создавали физматшколы”. Новая Газета 5 мая 2010.

31.  Gennady Fridman. "NOVOSIBIRSK ACADEMY TOWN – the LAND of SCIENCE and FREEDOM.1957 – 1967". Сайт университета Лейстера.

32.  И.Ф.Гинзбург. “Физфак МГУ в первую половину 50-х”.

33.  С.Ковалева. “Студенческий бунт 1953 на физфаке МГУ”. Альманах “Еврейская старина” №2(26) февраль 2005.

34.  Скан книги “Острова Утопии”

35.  Фильм “Андрей Колмогоров – Истина-благо. Гении и злодеи”. )

36.  Книга о В.Ф.Овчиникове.

37. Всё, что вы хотели узнать про «Сириус», но боялись спросить. “Троицкий Вариант-Наука”. 6 декабря 2016.

38. Стоит ли того Сколково?

Обложка книги о В.Ф. Овчинникове

Академик Андрей Николаевич Колмогоров

Член-корр. АН СССР А.А. Ляпунов, академики М.А. Лаврентьев, Г.И. Будкер

В.Ф. Овчинников