Закончилась эпоха – страна простилась с Евгением Евтушенко

Он о себе написал:

Поэт в России – больше, чем поэт.

В ней суждено поэтами рождаться

лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства,...

Таким он и был – всегда и везде, в стихах и прозе, в словах и поступках.

Это было всенародное потрясение – выход 21 октября 1962 года в газете «Правда» стихотворения Евгения Евтушенко «Наследники Сталина».

Да, был исторический, невероятный ХХ съезд КПСС (1956 год) с докладом Хрущева, но его материалы читались лишь на партсобраниях. И многие из тех, кто слышал, боялись рассказывать друзьям и знакомым, потому что вбитый в гены страх был сильнее даже «решений партии».

Да, убрали портреты Сталина, снесли памятники, но это были ДЕЙСТВИЯ ВЛАСТИ. Народ тут ни при чем. Что такое власть вообще, тем более – для советских людей? Это тайна и авторитет. Авторитет вырастает из тайны. Решения рождаются где-то там, в недоступных сферах. Доклад Хрущева «О культе личности и его последствиях» был официально засекречен. Тайна. В нее посвящены только начальники. Как и положено.

В печать вышло лишь официозное, без шокирующих фактов, приглаженное постановление Президиума ЦК КПСС от 30 июня 1956 года под названием «О преодолении культа личности и его последствий». Полностью доклад был впервые опубликован в 1989 году лишь в журнале «Известия ЦК КПСС». Многие ли его читали?

Инерция сталинизма как танк – дошла до наших дней. А уж в 50-е – 60-е годы почти вся партийно-советская номенклатура душой и умом была оттуда, из сталинской шинели и казармы для народа – наследники и сторонники режима. После XX съезда был еще невнятный XXI съезд (1959 год), и только на XXII съезде (1961 год) приняли постановление о выносе из мавзолея на Красной площади и захоронении тела Сталина. Но и здесь – номенклатурная воля. Решили убрать Сталина – значит так надо начальству, не нашего ума дело и не нашими языками трепать его имя. И вынос тела Сталина, и перезахоронение у кремлевской стены свершили тайно, в ночь с 31 октября на 1 ноября 1961 года – сразу после постановления XXII съезда КПСС, проходившего в Москве с 17 по 31 октября.

Стихотворение Евгения Евтушенко «Наследники Сталина», напечатанное в «Правде» через год – как пропагандистская поддержка решения XXII съезда КПСС – взорвало десятилетиями сложившийся уклад отношений. Будь это журнал, его бы передавали из рук в руки, обсуждали, но все равно – кулуарно. Журнал – не для всех. А вот «Правда» с ее многомиллионными тиражами, с ее подавляющим авторитетом директивного органа высшей власти – это намеренное, осознанное включение всего населения СССР в осуждение сталинизма. Власть сама вовлекала народ в политику. И сделала это талантом Евтушенко, стихотворными строками Евтушенко.

Он что-то задумал. Он лишь отдохнуть прикорнул.

И я обращаюсь к правительству нашему с просьбою:

удвоить, утроить у этой плиты караул,

чтоб Сталин не встал и со Сталиным – прошлое...

Куда еще тянется провод из гроба того?

Нет, Сталин не умер. Считает он смерть поправимостью.

Мы вынесли из Мавзолея его,

но как из наследников Сталина Сталина вынести?

Потом, после «Наследников Сталина», в журнале «Новый мир» вышла повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

Поэт Евгений Евтушенко во время выступления, 1972 год. Источник: И. Зотин/РИА «Новости»

С тех пор прошло 55 лет.

Нынче не любят вспоминать и признавать то время. Не только представители власти, а и многие рядовые граждане. В их числе и молодые литераторы. То и дело возникают статьи и даже стихотворения, осмеивающие, шельмующие людей того поколения, вошедших в историю как «шестидесятники». Скажу больше – атака на шестидесятников началась буквально с приходом нового века и новой власти. С подспудной целью – дискредитировать их, опорочить память о их роли и значении в жизни страны.

Многие мои друзья – оттуда, из старшего поколения. Все самое светлое, самое чистое, что было в нашей послевоенной истории, связано в моем сознании и понимании с шестидесятниками.

Шестидесятники – поколение, которое поверило XX съезду, Хрущеву. Но и самого Хрущева, и их переломала и смяла система. Потом они поверили Горбачеву, стали «прорабами перестройки», потом сотворили из Ельцина светоч демократии, а он отстранил их от дел и отдал страну на разграбление нынешним хозяевам жизни.

Это схема. Кому-то понятная, кому-то нет. А вот конкретика. Очень сложная. Как сама тогдашняя жизнь.

Например, «Политиздат», главное партийное издательство, вольно или невольно стал рассадником вольнодумства. Для задуманной серии «Пламенные революционеры» позвали талантливых людей – Давыдова, Трифонова, Окуджаву... Все мы тогда цитировали первую фразу «Нетерпения» – романа Юрия Трифонова о народовольцах: «К концу семидесятых годов современникам казалось вполне очевидным, что Россия больна».

Книга Булата Окуджавы о Павле Пестеле называлась – «Глоток свободы». Разумеется, в журнале она вышла под другим названием – «Бедный Авросимов», потому как все панически боялись употреблять само слово «свобода». Оно было крамольным. Только «Политиздат» мог позволить себе выпустить книгу под названием «Глоток свободы».

Знаменитый впоследствии диссидент, правозащитник Анатолий Марченко держал голодовку, умирал в Чистопольской тюрьме в 1986 году, на заре гласности, в то время как в Москве Горбачев говорил о перестройке, свободе и демократии. Они – из одного поколения. Более того, они – почти единомышленники, дети Двадцатого съезда. Оба по-своему боролись с системой.

Так было на протяжении десятилетий. От Двадцатого съезда и до Горбачева. Одних бросали в психушки – другим позволяли работать в редакциях. Как, например, Егору Яковлеву, главному редактору «Московских новостей» – газеты, которая начинала горбачевскую перестройку.

Одни сидели в тюрьмах, другие – в ЦК. (В ЦК ВЛКСМ работали Лен Карпинский и Юрий Афанасьев).

Одни гнили в лагерной безвестности, другие – купались в славе. Причем часто – за одно и то же. Знакомый мой, историк Николай Николаевич Покровский, отбывший шесть лет на мордовской политзоне, рассказывал, что в их лагере сидел человек за распространение поэмы Твардовского «Теркин на том свете». Он приходил к замполиту лагеря, показывал напечатанную к тому времени в газете «Известия» поэму и спрашивал: «Как же так, а я-то – сижу?!» В том же лагере отбывал срок провинциальный фотограф, в приговоре которого были такие слова: «Фотографирование надуманных фактов».

Одни писали крамолу – другие их прикрывали, пользуясь тем, что хоть какие-то рычаги есть. Да, Твардовский публично, как положено было в тридцатые годы, отказался от своих раскулаченных и сосланных родителей. Чем мучился всю жизнь. Да, Твардовский был вхож во власть. Он дружил, пил с самим Лебедевым, помощником Хрущева. Через него, Лебедева, передал Хрущеву рукопись «Одного дня Ивана Денисовича». Не будь той дружбы, как бы сложилась литературная и политическая судьба Солженицына? И вообще – была бы она? «Один день…» и «Архипелаг Гулаг» – вехи истории. Представляете: не было бы вех и той истории не было бы – не дружи Твардовский с Лебедевым и не будь вхож к Хрущеву, первому секретарю ЦК КПСС…

Перед этим в «Правде» вышли «Наследники Сталина» – и тоже при посредстве Владимира Семеновича Лебедева.

Вот как все на самом деле. Прошлое надо знать. Знание делает свободным. Потому что незнающих – используют. Как быдло, тупую толпу. Уверен, что и выпады против шестидесятников в газетах и интернете спровоцированы. Кем?

Казалось бы, о чем беспокоиться нынешним хозяевам жизни? Ан нет, что-то не дает им покоя. И это «что-то» – те самые шестидесятники. Для тех, кто нынче у власти и у денег, шестидесятники – немой укор. Как вечная зубная боль. Как постоянное напоминание о том, что были и есть люди с идеалами, те самые люди, на чьих плечах они ворвались во власть и дорвались до денег. Вот отсюда и идет кампания по дискредитации шестидесятников. С одной стороны, точно рассчитанная. С другой – стихийная, нутряная, как порыв и прорыв коллективного бессознательного, по Фрейду и Юнгу. Прибавьте сюда благодарного адресата – молодежь, которая мало что знает о нашем недавнем прошлом. И остальной народ – обнищавший, обманутый, растерянный народ, всегда готовый побить камнями тех, на кого укажут начальники как на виновника его бед. Когда случается такое совпадение – результат должен быть стопроцентный. Обливание грязью.

Ан нет. Пока еще живы сами шестидесятники и мы, их младшие товарищи. Еще можем сказать и рассказать. Когда мы уйдем, наши рассказы, мемуары будут искать и находить новые молодые.

А что до литературы и литераторов, то... Мой старший друг Саша Щербаков сказал, смеясь: «Дело житейское. Здесь элементарная – осознанная или неосознанная – зависть. Нынешние прозаики и поэты понимают, что никто из них никогда и близко не подойдет к славе и значимости Евтушенко, к славе и значимости литераторов-шестидесятников».

Впрочем, литературная зависть и ревность – мелкий частный случай.

А поэт в России – больше, чем поэт. Если этот поэт – Евгений Евтушенко

Это Евгений Евтушенко 4 октября 1965 года в Колонном зале Дома союзов, на вечере, посвященном 70-летию со дня рождения Есенина, вышел на трибуну и прочитал «Письмо к Есенину». А мероприятие транслировалось в прямом эфире, на весь Советский Союз. 

Есенин, милый, изменилась Русь,

Но сетовать, по-моему, напрасно.

И говорить, что к лучшему, – боюсь,

Ну, а сказать, что к худшему, – опасно.

Какие стройки, спутники в стране!

Но потеряли мы в пути неровном

И двадцать миллионов на войне,

И миллионы – на войне с народом.

Забыть об этом, память отрубив?

Но где топор, что память враз отрубит?

Никто, как русские, так не спасал других,

Никто, как русские, так сам себя не губит.

 На этом месте эфир отключили. Далее он читал только для зала: 

Когда румяный комсомольский вождь

На нас, поэтов, кулаком грохочет,

И хочет наши души мять, как воск,

И вылепить свое подобье хочет,

Его слова, Есенин, не страшны,

Но трудно быть от этого веселым,

И мне не хочется, поверь, задрав штаны,

Бежать вослед за этим комсомолом.

Стихотворение моментально разлетелось по стране в машинописных копиях.

Это Евгений Евтушенко в августе 1968 года, когда танки стран Варшавского Договора вошли в Чехословакию, отправил телеграмму протеста Брежневу и написал стихотворение, которое разошлось по всему миру:

Танки идут по Праге

в закатной крови рассвета.

Танки идут по правде,

которая не газета.

На этом фоне даже не очень заметны были его телеграммы в защиту Солженицына, письма протеста против суда над Даниэлем и Синявским.

Это о нем председатель КГБ Андропов докладывал в Политбюро ЦК КПСС: «Особо резонирующим среди общественности явилось провокационное обращение Евтушенко в адрес руководителей партии и правительства по чехословацкому вопросу… Поступки Евтушенко в известной степени инспирируются нашими идеологическими противниками, которые… пытаются поднять Евтушенко на щит и превратить его в своеобразный пример политической оппозиции в нашей стране».

ППосле чего, через полгода, Евтушенко… наградили орденом «Знак Почета». Парадокс. Ему все позволялось. Что вызывало в советские времена и до сих пор вызывает кривотолки. В некоторых литературных и особенно окололитературных кругах считалось хорошим тоном при упоминании имени Евтушенко пренебрежительно скривиться: «А-а… этот… придворный оппозиционер и левый полузащитник…». Эти дешевые претензии на снобизм дошли и до наших дней. Ну и зависть, конечно. Раздражение, потому что Евтушенко всегда было очень много.

Почему ему все позволялось? Почему ему звонили Хрущев и Брежнев и говорили, что поддержат его? То ли так ценили его международную деятельность: он ведь был неофициальным каналом связи между советским руководством и президентами, премьерами многих стран, начиная с США. То ли действительно «придворный бунтарь», вывеска для заграницы: мол, у нас вон какая свобода. То ли власть сама себя загнала в тупик: напечатав «Наследников Сталина» в «Правде», открыв ему путь к опубликованию всего, что напишет (тут же последовала поэма «Братская ГЭС»), создав Евтушенко всемирную славу, уже никак нельзя было «закрыть» поэта без оглушительного международного скандала.

Евгений Евтушенко. Источник: РИА «Новости»

Загадка. Феномен.

Вот как все это было.

И ничто не может отменить того, что было.

Евтушенко – эпоха в нашей жизни и литературе

С его смертью закончилась эпоха. Да, исторически она закончилась в 1991 году – с распадом СССР. Но до последних лет были с нами ее живые символы – Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский. Последним ушел Евгений Евтушенко.

Прощайте, Евгений Александрович…