Номер 3(4) - март 2010
Тимур Раджабов

Искать в осенней глухоте...

 

Искать в осенней глухоте

любовь – ребячество пустое –

«разнообразные не те»

у Пенелопы на постое.

 

Всё той же юностью искрясь,

душа – румянец и кисЕя,

лишь несмываемая грязь

легла на руки Одиссея –

 

он видел земли, где блюли,

и берега, где предавали,

недеревянные рубли

и деревянные медали.

 

Когда вернётся Одиссей

в свою далёкую Итаку,

его приветят, как собаку,

а после – выгонят взашей –

 

скитаться двести сорок ид,

и чтобы в прах и в пепел Троя –

не надо родине героя,

пока герой не знаменит.

 

Когда...

 

Когда в крикливом звёздном рококо

Плутоном околдована Венера,

как музыка находит пионера,

костёр уходит в небо высоко,

 

когда край света – здесь, а не вдали,

и можно сесть и, свесив ноги с края,

сказать: «Надеюсь, вспомнишь, дорогая,

дорогу, по которой мы пришли».

 

Когда печаль – формальна, как печать,

финал самим собой себя оплачет,

когда улыбка ничего не значит –

прощаться тяжелее, чем прощать.

 

Прощальное

 

Забудь о лете, таком далёком, как звук Ла Скала.

Здесь чувства – ветер, любовь – сирокко, предзимье – скалы.

Прости за хохот, когда бы впору глядеть медведем –

здесь не до охов, не до укоров, не до комедий.

Кричать: «Прекрасна твоя улыбка!», и (nota bene)

«ах, очи ясны», «ах, счастье зыбко» и даже «тленно»,

рычать на вдохе (под стать Пелиду)[1] в чаду истерик:

«Мне очень плохо, я только с виду – холодный Терек»?

Ну звал бы рыбкой, ну, звал бы птицей и что такого –

твоя улыбка, твои ресницы и вся ты, словом,

достойна славы, нью-йорков, римов, небесной сени,

а я – не «бравый», а я – не «primo», а я – не «гений»...

Забудь о лете, таком далёком, как звук Ла Скала.

Здесь чувства – ветер, любовь – сирокко, предзимье – скалы

Принцесса – нищий, секвойя – ива, пороша в мае...

Не прячь глазищи – их нет красивей... Прощай, родная...

 

***

Чёрный свет

 

Надень ливрею, сядь и не скандаль:

дублон, дукат – клише для дубликатов,

жизнь – одинокий в косточке миндаль.

Вразрез веленьям щучьим, карасята

уснут лишь на минуту, а расплата –

глубокая, утробная печаль...

 

С гадательной ромашки не зачах

счастливый лепесток, но дело швах

и счастлив будешь на земле едва ли,

когда на мир глядишь из-под вуали,

и мальчики кровавые в глазах

окрепли, подросли и возмужали.

 

А небу что идальго, что бандит,

как девочке с наклонностями шлюхи:

грустит луна в одном небесном ухе,

с другого – солнце весело глядит.

На этот образ – в духе ты, не в духе –

на странный и отчаянный гибрид

 

молись весь век, и, на коленях стоя,

(забыв, что и в коленях правды нет),

шепни тучегонителю-ковбою,

отринув недоверие пустое:

– С ночного неба льётся чёрный свет,

он по ошибке назван темнотою!

 

Елене Минкиной

 

По вечерам пишу стихи

верней сказать – зову стихами

семь тысяч нот душевной гаммы

читай – душевной требухи –

чтоб всуе слог не тарахтел,

молитва рифмы-дездемоны

нужна стиху, как тьме влюблённых

до сумасшествия отелл

 

Зима – холодный пуховик,

слетает снег невинным пухом

и дело вкуса, дело слуха

сашуль, борисок, ленок, вик

насколько нежен и колюч.

– Когда уже он перестанет

проклятый снег! На нём креста нет!

– Зато – шагов скрипичный ключ!

 

Прекрасно зная что почём,

святош он посылает к чёрту,

и ровным (не спортивным) счётом

ему до фени дурачьё...

Здесь вечера мои тихи,

прижавшись к ним, как чадо к маме,

чтоб не сказать «живу стихами» –

по вечерам пишу стихи.

 

Серенада любимой России

 

Испания – нездешний парадиз,

покой, что нам не скоро и приснится.

Душою ароматна, как душица,

гелиотроп и океанский бриз.

А здесь и смех, и пастбище волков:

час бить в набат и жечь паникадила,

но пономарь из нижнего тагила

сдал колокол в цветмет и был таков.

 

И смотрит мир глазёнками синиц

на то, как сея холод и остуду

людишки-пчёлы носятся повсюду

с пыльцой таких условных единиц...

Любимая, вчера я видел сам:

у ЦУМа ночью спал седой бродяжка.

Не зря, видать, на сердце стало тяжко,

с утра гляжу - готов ко всем чертям!

 

Испания – нездешний парадиз.

Без серенад в державе беспросвета.

Какой-такой павлин наложит вето?

Лишь криво усмехнётся пародист

вечерней песне, словно костылю

боец пятнадцать лет уже безногий.

Ты стала злей, как вспомнила о Боге,

беспомощней, но я тебя люблю.

 

melancholia

 

Скажи, мой друг, о чём твоя печаль,

нездешний взгляд и слог почти испанский?

Зачем выводит выспренние стансы

надсадная душа-теплоцентраль?

 

Расправь морщины скорбные, расхмурь:

вся жизнь твоя – что танец мимоходом,

словесный трюк, рисованная ода,

небесная и прочая лазурь.

 

И хнычешь ты отверженным пьеро,

мечтая о своей прекрасной даме –

мальвине с шоколадными губами,

в широкой шляпе с траурным пером.

 

Оставь янтарной грусти вензеля,

скорее зелья терпкого налей-ка –

расскажет осмелевшая жалейка,

что белые чернила февраля

 

пушистыми слезинками сошли

с небес, и, одиночество оплакав,

легла зима, как брошенка-собака,

уткнувшись в ноги брошенки-земли.

 

Письмо отцу

 

Вёсны арабскою вязью сплелись в года.

Линия жизни зияет каменоломней.

Семь с половиною было тогда всего мне,

помнишь решение «мудрого» нарсуда,

 

мол, эти двое друг другу теперь никто

(будто такое под силу решать кому-то).

После – турне-путешествие по приютам...

Помню, в треухе и в тёплом чужом пальто,

 

бритый под ноль, ободряемый ребятнёй,

в комнату я залетел, пацанёнок-пуля:

«Папочка... па... ты приехал... не обманули!..»

Как же тогда я мечтал о тебе родной!

 

Годы-кирпичики выстроились в года –

не полвосьмого уже и не восемнадцать.

Знаешь, отец, ты... я должен тебе признаться –

я ведь почти ненавидел тебя тогда!

 

Нынче, скользя по предзимнему хрусталю,

я улыбаюсь той радости ноябрёвой...

Как твои дети, отец? Поцелуй их... К слову,

знаешь, отец, я тебя всё равно люблю.

 

Бессонница

 

Деваха жизнь шутя целует в лоб,

как говорили древние, аб ово,

но прежде этой ласки было слово,

в котором ты по маковку утоп.

 

Когда претит словесный фейерверк,

верней всего короткий взмах кинжала:

лишь выхватил отточенное жало –

и кучу вздорных истин опроверг,

 

разоблачил до правды, догола –

всего-то два прихлопа, три притопа...

но, отхлебнув правдивого сиропа,

надежда самой первой умерла,

 

а ты живёшь, и тянешь вечера,

зависишь от приливов и отливов,

и на подушке вышито курсивом:

«уснёшь – и не вернёшься во вчера».

 

Письмо Алексею Порошину из Москвы в Одессу

 

Ассаламу алейкум, Алёша-халиф,

властелин за буйки заплывающих рифм!

Даже дядюшка Марк не решался сказать за Одессу,

я – в Москве, пусть навряд ли по воле небес

(не иначе, попутал шайтан или бес,

чтоб икалось без продыху космополиту бал-бесу!)

Днесь проснулся, как водится, я не спеша:

тело – в шесть, в полседьмого зевнула душа,

мол, ребятки, чистилище это мне осточертело:

дяди стёпы в метро, «пратакол» (через «а»)

«гость столицы» в лицо и «чурбан» за глаза

не восток, а менты на Руси нынче тонкое дело!

И хотя нам Отчизна по-прежнему мать,

мы бедняжку честить научились на ять –

всё Россию, а не ВВП и не славного мэра,

забывая в трущобах своих городских,

что народ без страны – как без доктора псих,

всё равно, что карьер без песка, генерал без карьеры!

Мы и впрямь под собою не чуем страны,

правда, речи слышны, но стране хоть бы хны

и сегодня поэт не такую бы выдал тираду,

мол, расклад здесь всё больше похож на разлад,

а министры трясутся за собственный зад

не «Онегина» больше читая, а «Гаврилиаду»

Пусть эпоха – всего лишь секунды, «тик-так»,

всё болезненней тик и всё чаще «не так»

неужели и время бывает плохим и хорошим!

Это страшно, Алёша, но веришь ли, нет,

нам давно почубайсу что сумрак, что свет

и до партии власти белеет ли в поле пороша....

 

К лицу ли гордому рубаке...

 

К лицу ли гордому рубаке

Кусать от злобы удила?

Финты секирой после драки –

Для двукопытного осла.

 

А жизнь шумит крутым замесом –

Размеренности руша строй,

Ступают пятки ахиллесов

На угли непокорных трой.

 

Не зная броду – верить всё же,

Что берег с виду только крут,

Что на земле не только рожи –

Объятья радостные ждут,

 

Что стать приютом для скитальца

Способен зáмок, а не ров,

Что веселей неандертальца

Нескучный самый из веков,

 

Что есть и Бог – не только Люце…

Не пишут «рыцарь» с буквы «эл»

И, помолившись, улыбнуться,

Идя на собственный расстрел.

 

М.Ю. Лермонтову

 

Скажи-ка, дядя, ведь недаром... (М.Ю. Лермонтов)

Когда вращается луна

в кругу космической кадрили,

для прорвы звёздных эскадрилий

играет музыка одна.

 

Когда на правом берегу

звучат печальные напевы,

в ответ молчание на левом

красноречивей звонких губ.

 

Когда в глухом-глухом бору,

завидев просеку свободы,

бежать раздумают феоды

из необъятной зоны ru,

 

Когда пресытятся сполна

мечтой о лампе Аладдина

мои нагорья и равнины,

моя безбрежная страна –

 

(бог весть, в раю, или в аду)

я Вам скажу «Недаром дяди

отчизну бед и неурядиц

спасли в двенадцатом году».

 

Не молилась бы на ночь?..

 

Не молилась бы на ночь? Молчанье верней молитв.

Обратишь в свою веру, которой известен рай?

Ты представь если выть постоянно, когда болит –

это будет не плач, а скорее вороний грай.

 

Что? Согласна? Зачем же кривить в изумленьи рот?

Самый медленный ангел проворнее паука.

Говорят, что приветлив к пришельцам в раю народ –

обнимают, как будто прощаются на века.

 

Не от слова «веселье», как видно, пошло «весна»,

а гадюка – не больше чем злой ядовитый уж.

Говорят, забастовка в аду – ни любви, ни сна.

Черти бьются рогами. Что делать, где нет баклуш?

 

Путь любого героя – от глупого «жил да был»

до обратного счёта: доспехи – металл – руда.

На пустые слова порастрачен драконий пыл,

(с той поры повелось, что молчание значит «да»).

 

Поминая надежды, которыми выстлан ад,

ты на флейте печали играешь. Не плачь, играй.

Пусть для грешных заказан партер или первый ряд,

миллиарды оттенков у красного слова «рай».

 

Не скучай обо мне...

 

Не скучай обо мне,

смейся громче, когда смешно.

Лаконичное «нет»

не короче упрямых «но».

 

На счастливом пути

разблюдовка добра и зла

не огонь поутих,

а костёр догорел дотла.

 

В речку Лету бултых,

и улыбку – не на войне;

одиночество злых

одиночественней вдвойне.

 

«Се ля ви» и «ля фам»

адский хохот и бабский вой,

или что ещё там

гордо реет по-над Москвой

 

Из кармана туман

вынимает не нож, а ложь

если хватит ума,

и не слушая разберёшь:

 

лаконичное «нет»

не упрямей коротких «но».

Не скучай обо мне.

Смейся громче, когда смешно.



[1] Пелид – Ахиллес, сын Пелея.


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2730




Convert this page - http://7iskusstv.com/2010/Nomer3/Radzhabov1.php - to PDF file

Комментарии:

Sajidin
Achaga-Stal, Dagestan - at 2018-01-30 14:28:33 EDT
Давно не читал подобные стихи. Спасибо Тимуру, что меня он обрадовал хорошими стихами.
Для любителей хочу вложить юмористическое стихотворение в переводе Багаудина Узунаева.
Сажидин Саидгасанов

ПОЧЕМУ ТЫ ПРИШЕЛ НЕ ВЧЕРА?

Я тебя почитал, я тебе угождал,
Ни тепла не жалел, ни добра.
Двое суток тебя понапрасну прождал,
Почему ты пришел не вчера?

Здесь кипели котлы, здесь шипело вино,
Весь аул веселился с утра.
Ах, как я тебе рад, но обидно одно-
Почему ты пришел не вчера?

Мы тебя вспоминали и пили всю ночь,
Было мясо и сыр, и икра.
Ты, наверно, сейчас и покушать не прочь.
Почему ты пришел не вчера?

Гарцевали юнцы на лихих скакунах,
И дрожала под ними гора.
Я ворота раскрыл, ждал - прискачет кунак…
Почему ты пришел не вчера?

А сегодня мой дом не сговорчив и нем,
И гармошки затихла игра.
Дай покрепче тебя обниму,… но зачем,
Ах, зачем ты пришел не вчера?

От обиды всю ночь я глаз не смыкал-
Еле – еле спасли доктора.
Испарился давно ароматный хинкал…
Почему ты пришел не вчера?!

Ты, конечно, обидел меня невзначай
И не гнать же тебя со двора.
Отчего ты молчишь? Говори, отвечай –
Почему ты пришел не вчера?!

Мне тебя угостить просто нечем сейчас…
Ты уходишь? Давно бы пора!
До свидания, друг мой, а в будущий раз
Заходи непременно…вчера.
Перевод Багаудина Узунаева.

Шюшеханум
Белгород, Россия - at 2014-04-14 14:09:54 EDT
Меня затронуло!Я с удовольствием познакомилась с вашим творчеством!Успехов вам во всех начинаниях!
Тимур Раджабов
Москва, Россия - at 2011-08-10 23:46:28 EDT
Всем привет и большое спасибо за отзывы!
Илья Рубинштейн
Москва, Россия - at 2010-03-22 18:00:40 EDT
Лена, ну право - что с того что, Сашу Немировского не тронула поэзия Тимура. Меня тронула, его - нет, Вас тронула т.д. По моему это нормально. Зачем отказывать человеку в своем видении и прочтении. Тем более, что Тимур (пока) - не Леонардо :)))И еще тем более более :))), что Саша Тимура никак не обидел - просто не всё всех трогает. Знаю их обоих. Правда, Сашу лет 40 дольше. Друг. И детства, и юности, и зрелости. Сам чудесный поэт. И Тимур - чудесный поэт. И всем - ура. И Вам тоже.

А главное - спасибо Евгению Берковичу за этот отличный журнал! "Семи искусствам" - семь веков!

Елена Минкина
- at 2010-03-22 08:37:01 EDT
Поэзия никому ничем не обязана, имеющий уши да услышит! Как сказала когда-то незабвенная Ф.Г. Раневская про Монну Лизу (по поводу реакции, аналогичной отзыву Саши): "эта женщина уже столько раз производила впечатление, что она сама вправе выбирать, кому нравиться".
Мне повезло познакомиться с разными работами Тимура - прекрасный одаренный Поэт, с тонким и своеобразным слухом и зрением. Спасибо редакции за публикацию!

Sasha Nemirovsky
San Francisco, CA, USA - at 2010-03-20 23:35:27 EDT
извиняюсь. но меня не трогает. чужое - чужое. по мне - мимо. есть, написано - и хорошо. ну а не было бы написано - и ладно.
Игрек
- at 2010-03-20 23:22:56 EDT
И мне показалось, что настоящая. Причем, чего почти не бывает сегодня, в гражданских стихах (Письмо..)
Илья Рубинштейн
Москва, Луизиана, Россия - at 2010-03-20 05:57:40 EDT
Тимур, прекрасные стихи!

Некоторые знал, некотрые нет. Но прочитал всё. Одним словом - Поэзия.

Юлий Герцман
- at 2010-03-19 21:33:47 EDT
Как мне кажется - настоящая поэзия. Уже отправил ссылку друзьям, пусть тоже наслаждаются.

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//