Номер 2(60)  февраль 2015 года
Наталиа Гинзбург

Наталиа ГинзбургМой муж
Перевод с итальянского Моисея Бороды

 

Мне было двадцать пять лет, когда я вышла замуж. Выйти замуж я хотела уже давно, и всё это время думала с каким-то угнетённым, подавленным чувством, к которому примешивалось унижение, что очень больших шансов на замужество у меня нет. Сирота, без отца и матери, я жила вместе с сестрой в провинции, в семье моей уже пожилой тёти. Жизнь наша протекала монотонно, и кроме поддержания чистоты в квартире и вышивок гладью на огромных скатертях, с которыми мы потом не знали, что делать, никаких особенных занятий у нас не было. Время от времени приходили гости, но разговоры с ними сводились к тем же скатертям.

Человек, который захотел на мне жениться, появился в нашем доме случайно. Связано это было с тётиной усадьбой, которую он хотел купить. Не знаю, откуда он об этой усадьбе узнал. Работал он врачом в небольшой деревушке, но был достаточно богат. Он приехал на автомобиле, и, так как шёл дождь, моя тётя пригласила его остаться на обед. Приезжал он ещё несколько раз, и в конце концов сделал мне предложение. Я не скрыла, что небогата. Но он сказал, что это не имеет для него значения.

Моему мужу было тридцать семь. Высокого роста, элегантный, волосы с проседью, очки в золотой оправе, серьёзный, сдержанный, но быстрый в реакциях – качества, по которым узнаётся человек, привыкший назначать лечение пациентам. Был он очень уверен в себе. Любил, стоя посреди комнаты, заложив руку за воротник рубашки, молча смотреть испытующим взглядом, как бы допытываясь до чего-то.

До моего замужества мы едва говорили друг с другом. Он не целовал меня, не дарил мне цветы, вообще не делал ничего из того, что обычно делают женихи. Единственное, что я от него узнала – это то, что он живёт в селении в огромном старинном доме, окружённом большим садом, и что у него есть двое слуг – молодой человек небольшого роста и состарившаяся служанка по имени Феличетта.

Было ли что-то во мне, что могло его заинтересовать, вызвать неожиданную любовь ко мне, или он просто хотел жениться – не знаю. Я попрощалась с тетей, он усадил меня в его забрызганную грязью машину, сел сам – и мы поехали по обсаженной деревьями ровной, гладкой, однообразной дороге, которая, как я понимала, ведёт к его дому.

Я смотрела на него. Широко раскрыв глаза, я долго с любопытством, может быть граничащим с дерзостью, рассматривала его из под полы моей фетровой шляпы. Он обернулся в мою сторону, улыбнулся, пожал мне руку и сказал: "Надо бы нам немного познакомиться друг с другом".

Нашу первую брачную ночь мы провели в отеле в одном из селений недалеко от нашего. На следующее утро мы должны были ехать дальше, к его дому. Я поднялась в комнату – мой муж в это время заправлял машину бензином – сняла шляпу и посмотрела на себя в огромное зеркало, в котором могла видеть себя всю. Я знала, что я некрасива, но лицо моё было ярким и живым, я была высокого роста, и выглядела в новом сером костюме мужского покроя привлекательно. Я чувствовала себя готовой любить этого человека – если он мне в этом поможет. Он должен мне помочь. Я должна заставитъ его это сделатъ.

Назавтра, к моменту нашего отъезда, в наших отношениях не изменилось ничего. Мы едва обменялись несколькими словами, между нами не промелькнуло ни искры, ни лучика света. Девушкой я думала, что то, что произошло сейчас между мной и моим мужем, должно изменять и мужчину, и женщину - оттолкнув или наоборот, притянув их друг к другу. Теперь я поняла, что это может быть и по-другому. Меня передёрнуло от озноба, хотя я была в пальто. Нет, он не изменился, не стал другим.

К его дому мы подъехали в полдень. Феличетта ждала нас у ворот. Седая, маленького роста горбунья, с манерами, сочетавшими хитрость и угодливость. Дом, сад и Феличетта оказались именно такими, какими я их себе представляла. Но внутри дом был совершенно лишён обычной для старинных домов мрачности. Это был просторный, светлый дом, с белыми занавесками и плетёными соломенными креслами. Стены и ограда были увиты плющом и розами.

Передавая мне ключи, Феличетта, шла за мной из комнаты в комнату крадучись как кошка, я же чувствовала себя счастливой и готовой показать моему мужу и всем другим, на что я способна. Я не была ни образованной, ни даже, может быть, умной, не было у меня и опыта управлять домом по всем правилам. Но моя тётя меня чему-то научила. Я смогу выполнять мои обязанности по дому, и мой муж увидит, что я это могу.

Так началась моя новая жизнь.

Муж приходил домой только к вечеру. Я занималась работой по дому, присматривала за приготовлением обеда, готовила сладости и варенья. Мне нравилось работать в саду вместе со слугой. С Феличеттой я ссорилась, а вот со слугой мы ладили. Когда он, отбрасывая кверху свой чуб, подмигивал мне, в его лице появлялось что-то, что приводило меня в радостное настроение.

Я совершала долгие прогулки по деревне, вступала в разговоры с крестьянами; задавала им вопросы, они спрашивали о чем-то меня. Но когда наступал вечер, я, сидя у сложенной из майолики печи, чувствовала себя одинокой, тосковала по моей тёте и моей сестре, и хотела быть, как прежде, с ними. Я вспоминала, как мы с моей сестрой раздевались перед сном в нашей комнате, вспоминала наши железные кровати, наш балкон с видом на улицу, на котором мы в безмятежном настроении сидели по воскресным дням. В один из таких вечеров я расплакалась.

Неожиданно вошёл мой муж. Был он бледен и выглядел очень уставшим. Увидев мои растрёпанные волосы и слёзы на щеках, спросил: Что с тобой? Не ответив, я опустила голову. Он сел со мной рядом и, лаская меня, спросил: "Грустно тебе?" – Я кивнула. Он обнял меня, прижал к себе, а потом, отпустив, вдруг встал, подошёл к двери и закрыл её на ключ.

– Давно хотел поговорить с тобой об этом, но мне было трудно начать этот разговор, поэтому и молчал до сих пор. Каждый день я говорил себе "сегодня", и каждый день откладывал, мне казалось, что я не найду нужные слова, я боялся тебя.

Замужняя женшина боится мужа, но непонятно, боится ли в свою очередь муж своей жены, а если боится, то в чём, в силу чего он может испытывать страх перед ней.

О многом я хотел поговорить с тобой. Если смогу об этом говорить, если ты постепенно поймёшь меня, то может быть всё у нас будет хорошо, и твоя меланхолия пройдёт.

Когда я впервые увидел тебя, я подумал: "Эта женщина мне нравится, я хочу полюбить её, хочу, чтобы и она меня любила и мне помогала, хочу быть с ней счастливым". Может быть тебе кажется странным, что я нуждаюсь в помощи, но это так. – Говоря, он комкал в пальцах складки моего платья.

– Здесь, в селении живёт женщина, которую я любил. Сказать о ней „женщина“ можно только в шутку. Речь идёт не о женщине – о девочке, о маленьком грязном животном, дочке здешнего крестьянина. Два года тому назад я вылечил её от тяжёлого плеврита. Ей было тогда пятнадцать.

Родители её – бедные люди, даже больше, чем бедные – нищие, с дюжиной детей. Покупка лекарства – вещь для них неизвестная. Я снабжал девочку лекарством, и когда она выздоровела, я стал искать её в лесу, куда она ходила за дровами – искать, чтобы дать ей денег, на которые она купила бы себе еду.

У себя дома она не знала другой еды, кроме хлеба и картошки с солью – впрочем, в этом нет ничего удивительного: тем же самым питались и её братья, и отец, и мать, да и большинство их соседей. Если бы я дал её матери денег, она бы постаралась поскорее спрятать их под матрасом и не купила бы на них ничего.

Видя, что девочка стесняется идти и что-то для себя покупать – из страха ли, что мать об этом узнает, а может быть, желая спрятать деньги, которые я ей дам, под матрас, как это всегда делала её мать – я сказал ей, что если она не будет хорошо питаться, она опять заболеет и умрёт. И я каждый день носил ей еду.

Вначале она стыдилась есть при мне, но потом привыкла и ела, а насытившись, ложилась на землю и нежилась под лучами солнца. Так мы проводили целые часы вместе, я и она. Мне необычайно нравилось смотреть, как она ест, это время было для меня самой лучшей частью дня, и когда я был один, я думал о том, что она ела сегодня и что я принесу ей поесть завтра. Так началась и наша физическая близость. Каждый раз, когда это было возможно, я поднимался в лес, ждал её, она приходила, но я никогда не знал, приходила ли она, чтобы поесть или чтобы заняться со мной любовью, или из страха, что я расссержусь, если она не придёт. Но я - как я её ждал!

Когда в твоём чувстве к другому соединяются сострадание, жалость к нему и угрызения совести, ты становишься рабом, ты уже не можешь найти покой. Я просыпался ночью и думал, что будет, если она забеременеет и я должен буду жениться. Мысль о том, чтобы делить с ней мою жизнь, приводила меня в ужас – но в то же время я страдал, представляя её замужем за другим, в доме другого; любовь к ней отнимала у меня все силы.

Увидев тебя, я подумал, что соединив мою жизнь с тобой, я может быть освобожусь от неё, забуду эту девочку. Я не хотел быть с ней, не хотел быть с Мариуччей, я хотел такую женщину, как ты, женщину, похожую на меня, взрослую, сознательную, отдающую себе отчёт в своих поступках. В тебе было нечто, что говорило мне: эта женщина может простить тебя, она согласится помочь тебе. Мне казалось, что даже если я и поступаю плохо по отношению к тебе, это не так значительно: мы постепенно станем друзьями, и всё это, всё, что меня мучило, уйдёт, исчезнет.

– Это может исчезнуть?

– Не знаю. Не знаю. С того дня, как я на тебе женился, я перестал о ней думать – думать так, как это было до женитьбы. И встречая её, я спокойно здоровался, а она смеялась и вся краснела, и я говорил себе, что пройдёт несколько лет – и я увижу её замужем за каким-нибудь крестьянином, с детьми на руках, уставшую, сдавшуюся жизни. Но может быть, что-то перевернётся во мне, и я опять захочу пойти за ней в лес, слышать её смех, её речь на диалекте, смотреть, как она собирает ветки для домашней печи.

– Покажи мне её. Хочу с ней познакомиться.

На другой день мы вышли на прогулку, и он показал мне её, когда она проходила мимо. Это был моё первое "Хочу!" в нашем браке, и я испытала удовольствие оттого, что моё желание исполнено. Он спросил: "Ты не затаишь на меня обиду?" Я покачала головой. Я не ощущала в себе ни обиды, ни злости; я не знала, как назвать то чувство, какое я в этот момент испытывала – печаль и удовлетворение одновременно.

Было уже поздно, и когда мы вернулись домой к обеду, всё было уже холодным – но есть нам не хотелось. Мы спустились в сад и пошли к темневшему вдалеке лугу. Он держал меня за руку и говорил: "Знаю, что ты сумеешь понять". Ночью он просыпался несколько раз, и каждый раз, прижимая меня к себе, говорил: "Как же ты сразу всё поняла!"

В другой раз я увидела Мариуччу, когда она возвращалась от родника, неся наполненный водой большой медный кувшин.

На ней было бледно-голубое платье и чёрные чулки, на ногах – огромного размера мужские ботинки, так что она шла шаркающей походкой. Когда она увидела меня, её смуглое лицо покраснело, она обернулась и посмотрела на меня; несколько капель воды из кувшина упало на крыльцо её дома. Встреча эта так сильно меня впечатлила, что я попросила мужа остановиться и присесть вместе со мной на скамейку перед церковью. Но в этот момент кто-то позвал его к больному, и я осталась одна.

При мысли, что в один прекрасный день я, может быть, увижу Мариуччу в состоянии, когда она уже не сможет беззаботно ходить по этой дороге, меня охватило отчаяние.

Я думала, что в деревне, куда я ехала жить с моим мужем, я буду любима, буду в дружбе со всеми её обитателями, буду принята в любом её уголке как своя – и вот теперь то, что я узнала, отталкивало меня о них, отвергало меня навсегда.

Стоило мне выйти из дома, как я встречалась с ней, видела её полощущей в источнике бельё или волокущей огромный кувшин с водой или держащей на руках одного из её неумытых, грязно выглядящих младших братьев.

Как-то раз её мать, толстая крестьянка, пригласила меня зайти к ним на кухню, и я увидела Мариуччу стоящей за дверью. Она держала руки под передником и время от времени бросала на меня взгляд, одновременно и любопытствующий, и насмешливо-злой, и, в конце концов, я поспешно ушла.

Каждый раз, возвращаясь домой, я говорила мужу: "Сегодня я видела Мариуччу" – но он отводил взгляд, ничего не отвечая, пока однажды не сказал мне раздражённым тоном: "Ну и что, что ты её видела? Это прошлое дело, не надо о нём больше говорить". Кончилось тем, что я выходила из дома не дальше нашего сада.

Я была в положении, пополнела, отяжелела. Сидела в саду за шитьём. Всё вокруг дышало покоем: тихо шелестела листва на отбрасывающих тень деревьях, слуга мотыжил в огороде, Феличетта сновала между садом и кухней, где чистила и отполировывала медную посуду

После того вечера, когда мой муж заговорил со мной о Мариучче, он перестал искать моего общества, был постоянно погружён в молчание, и когда я с ним заговаривала, он поднимал на меня оскорблённый взгляд, как бы говоря: "Ты отвлекла меня своими легкомысленными разговорами от моих размышлений". И тогда я спрашивала себя, как же так получилось, что наши отношения настолько изменились? Что подумает о нас наш ребёнок, когда родится? Но потом я смеялась над этой своей мыслью: как это новорожденный ребёнок может о чём-то думать?

Ребёнок родился в августе. Приехали моя сестра и тётя, в честь крещения был устроен праздник, дом ходил ходуном, всё время кто-то приходил, кто-то уходил. Ребёнок спал в колыбельке у моей кровати. Розовое личико, руки сжатые в кулачки, прядка тёмных волос выпросталась из под чепчика. Муж каждую свободную минуту подходил, чтобы посмотреть на него; был он всё это время весел, смеялся, говорил о ребёнке со всеми.

В один из дней мы остались с мужем одни. Был полдень. Я лежала на на кровати, вялая, уставшая от жары. Он смотрел на ребёнка, смеясь, касался его волос, ленты чепчика. Я вдруг сказала: "Не знала, что ты любишь детей". Он вздрогнул и обернулся ко мне: "Я не люблю детей, я люблю этого ребёнка, потому что он наш".

– Наш? Для тебя важно, что он наш, то есть мой и твой? Я что-то для тебя значу?

– Да, – ответил он как бы в раздумье, и сел ко мне на кровать. – Каждый раз, возвращаясь домой, я думаю, что встречу тебя, и думать об этом доставляет мне радость, мне становится тепло на душе.

– Ну а потом? – я спросила это тихим голосом, пристально на него посмотрев.

– Потом, рядом с тобой, я хотел бы рассказать тебе о том, что делал в течение дня, о чём думал – и это не получается, не знаю почему. А может быть, знаю. Потому, что что-то из того, что произошло за день, что-то из того, о чём я думал, я хотел бы скрыть от тебя, поэтому и не могу рассказать тебе ни о чём.

– В чём дело?

– В том, что я опять встретился с Мариуччей в лесу.

– Я знала, что так будет, я чувствовала это уже давно.

Он наклонился ко мне, стал целовать мне руки.

– Помоги мне, прошу тебя, что я буду делать, если ты мне не поможешь?

Я оттолкнула его, крикнула ему в лицо: "Что мне сделать, чтобы помочь тебе?" – и разрыдалась. Муж взял Джорджио на руки, поцеловал его, передал мне и сказал: "Вот посмотришь, сейчас всё будет намного легче".

У меня не было молока, и мы взяли кормилицу из соседней деревни. Наша жизнь вошла в обычную колею.

Сестра и тётя уехали домой, я, вставая утром, шла в сад, мало-помалу возвращаясь к моим прежним привычкам. Но присутствие ребёнка изменило дом: в саду и на террасах были развешаны белые пелёнки, в коридорах то тут, то там мелькала бархатная юбка кормилицы, во всех комнатах дома были слышны распеваемые её звучным голосом песни. Была она уже не очень молодой. Толстая, тщеславная, она любила рассказывать о знатных домах, в которых бывала. Каждый месяц мы покупали ей новый вышитый передник и булавки для заколки платка.

Когда муж возвращался домой, я встечала его у калитки, мы шли вместе в комнату Джорджио и смотрели, как он спит, а потом шли ужинать, и я рассказывала ему, как кормилица ссорилась с Феличеттой, потом мы долго говорили о нашем ребёнке, о приближающейся зиме, о том, что надо вовремя заготавливать дрова. Я рассказывала ему о романе, который читала, делилась с ним впечатлениями. Он обнимал меня за талию, ласкал, я прислонялась головой к его плечу.

Наши отношения, наверное, действительно изменились с рождением ребёнка. И всё же время от времени я – не могу сказать, почему – ощущала какое-то напряжение в наших разговорах, что-то принуждённое в его добром расположении, в его нежности. Ребёнок рос, понемногу прибавлял в весе, мне доставляло удовольствие видеть, как он, лёжа в кроватке, дрыгает ножками, но порой я спрашивала себя, действительно ли я его люблю. Иногда мне не хотелось подниматься по лестнице и идти в его комнату. Мне казалось, что он принадлежит другим – кормилице, Феличетте, но не мне.

Случайно я узнала, что отец Мариуччи умер. Мой муж мне ничего об этом не сказал.

Я одела пальто и вышла из дому. Шёл снег. Покойника похоронили уже утром. В тёмной кухне, окружённые соседями, сидели Мариучча и её мать, зажав в ладонях голову и время от времени испуская громкие крики, как это принято в деревне, когда умирает кто-то из домашних; братья, одетые в их лучшую одежду, грели у огня посиневшие от холода руки. Когда я вошла, Мариучча бросила на меня удивлённый взгляд, в котором на на мгновение вспыхнула какая-то весёлость. Но длилось это один миг, и не задержавшись на мне взглядом, она вернулась к своим причитаниям.

С этой поры она ходила по деревне в тёмном платке. Всякий раз, встречая её, я неприятно смущалась. Видя перед собой её чёрные глаза, её крупные белые зубы, выпирающие из несомкнутых губ, я чувстовала, как ко мне возвращается моё прежнее печальное настроение. Но когда я её не встречала, я редко о ней думала.

Через год я родила второго, снова мальчика. Мы назвали его Луиджи.

Моя сестра была уже замужем, жила далеко от нас, тётя не выходила из дома, и кроме мужа, мне не мог помочь при родах никто. Кормилица, кормившая нашего первенца, ушла от нас, и пришла другая, высокая и застенчивая девушка, которая привязалась к нам и оставалась у нас и после того, как Луиджи отняли от груди.

Мой муж был очень рад тому, что у него есть дети. Возвращаясь домой, сразу спрашивал о них, шёл к ним, забавлял их, пока им не приходила пора спать. Он любил их и, конечно, думал, что я люблю их ещё больше, чем он. И я любила их, но не так, как мне когда-то казалось, я буду любить моих детей. Что-то во мне молчало, когда они держали мою грудь. Они теребили меня за волосы, хватали за нитку ожерелья, порывались шарить в моём рабочем ящичке, я уставала от этого и звала кормилицу.

Иногда я думала, что я слишком печальна для того, чтобы иметь детей. – Почему ты печальна? – спрашивала я себя. – В чём дело? Нет у тебя причины быть такой грустной.

Как-то в один из солнечных осенних дней – мы с мужем сидели на кожаном диване в его кабинете – я сказала: "Мы уже три года как женаты". – "Да, правда. И видишь – всё сложилось так, как я думал, видишь, как мы научились жить вместе". – Я погладила его по руке. Он поцеловал меня, поднялся и вышел.

Прошло несколько часов. Мне захотелось немного пройтись, захотелось смотреть на текущую воду. Я вышла из дома, пошла по улице и потом по тропинке к реке. Прислонившись к деревянному парапету моста, я смотрела на медленно, спокойно перекатывающиеся через камни и траву тёмные волны. Ровный гул текущей воды туманил сознание, я почти засыпала. Потом мне стало холодно, и я уже собралась уходить, когда вдруг увидела моего мужа, подымающегося по покрытому травой склону к лесу. Я заметила, что и он меня увидел. Он остановился, на миг постоял, неуверенный, что ему делать дальше, потом подолжил свой путь по склону, хватаясь за ветки кустов; наконец, он скрылся за деревьями. Я вернулась домой, прошла в его кабинет, села на диван, сидя на котором он только недавно говорил мне, что мы научились жить вместе. Теперь я понимала, что он имел в виду.

Что ж, он научился врать мне, но – говорила я себе – я уже больше не страдаю от его лжи. Моё присутствие в его доме вновь стало для него тяжёлым – но и я отношусь к нему хуже, чем прежде. Во мне всё как бы высохло, угасло. Я не страдаю, не чувствую душевной боли. Не только он обманывает меня, но и я обманываю его: уже не любя его, не чувствуя по отношению к нему ничего, веду себя рядом с ним так, как будто его люблю,.

Внезапно раздались его шаги – он поднимался по лестнице. Войдя в гостиную, снял, не глядя на меня, куртку и надел свою старую тужурку из бумазеи, которую носил дома. Я сказала: "Хочу, чтобы мы уехали из этой деревни".

– Хорошо, если ты хочешь, могу поискать возможность работы в другом участке.

– Это ты должен этого хотеть, – крикнула я. И вдруг я поняла, что неправда то, что я не страдала: я страдала невыносимо, меня била дрожь.

– Ты сказал мне тогда, что я должна помочь тебе, что ты из-за этого на мне женился. Почему ты женился на мне? Почему?

– Ох, правда, почему? Какой ошибкой это было! – он сел и закрыл лицо руками.

– Не хочу, чтобы ты ходил к ней. Не хочу, чтобы ты с ней виделся.

Я наклонила к нему голову, но он оттолкнул меня.

– Что ты для меня? Ты мне безразлична. В тебе нет ничего нового для меня, ничего, что могло бы меня заинтересовать. Напоминаешь мне мою мать и её мать, и всех женщин, живших в этом доме. Тебя не били в детстве, ты не страдала от голода. Ты не была вынуждена работать в поле с утра до вечера, под солнцем, обжигавшем спину. Да, твоё присутствие принесло мне покой, но не больше. Не знаю, что мне сделать: любить тебя не могу.

Он достал трубку, медленно, аккуратно, с неожиданным спокойствием в движениях набил её табаком и разжёг. Потом сказал: "В общем, все эти разговоры бесполезны, просто болтовня, не имеющая значения. Мариучча беременна".

Через несколько дней я уехала с детьми и кормилицей к морю. Поездку эту мы планировали задолго: дети были нездоровы, и им, и мне был нужен морской воздух. Муж собирался нас сопровождать и оставаться с нами на месяц. Но он не мог ни на что решиться, и в конце концов стало ясно, что он не поедет. Отправились мы зимой. Каждую неделю я писала мужу; он пунктуально отвечал. Письма наши были короткими – несколько фраз – и очень холодными.

Вернулись мы в начале весны. Муж встретил нас на вокзале. Когда мы ехали в его машине по деревне, я увидела Мариуччу; была она уже с большим животом. Несмотря на это, двигалась она легко. Беременность не изменила её, на вид она казалась, как и прежде, ребёнком. Изменилось только её лицо, на нём появилось новое выражение какой-то покорности и стыда. Увидя меня, она покраснела, но не так, как краснела раньше, с выражением дерзкой весёлости. И я подумала, что в скором времени я увижу её с грязным, неумытым ребёнком на руках, одетым в длинное, до пят платье, какое носят маленькие крестьянские дети, и этот ребёнок будет сыном моего мужа, братом Луиджи и Джорджио. Я подумала, что не смогу вынести вида этого ребёнка в длинном платье, не смогу больше продолжать жить с моим мужем, не смогу оставаться в этой деревне. Наверное, я уеду.

Мой муж ходил как убитый. По целым дням от него нельзя было услышать ни слова. Не радовали его и дети. Он заметно постарел, стал небрежен в одежде, перестал бриться. Приходил домой поздно вечером и порой, не поужинав, сразу укладывался спать или всю ночь бодрствовал в своём кабинете.

Приехав, я застала дом в ещё большем беспорядке, чем до нашего отъезда. Феличетта постарела, стала забывчивой, ссорилась со слугой, обвиняла его, что он много пьёт. Они обменивались ужасными оскорблениями, и я постоянно должна была их мирить.

Несколько дней подряд я была полностью загружена делами по дому: убирала, подготавливала дом к лету. Нужно было уложить в шкаф шерстяные одеяла, пальто, закрыть кресла белыми чехлами, выставить на террасу тенты, посадить в огороде семена овощей, подрезать розы в саду. В моей памяти ещё было то воодушевление, та гордость, с какой я делала всё это в первое время моего замужества. Прошло неполных четыре года – и как же я изменилась! Изменилась не только внутренне, но и внешне: теперь это был вид взрослой, зрелой женщины: причёска без пробора, волосы, лежащие на шее завязанным в узел пучком. Временами, разглядывая себя в зеркале, я думала, как плохо, как старо я выгляжу с такой причёской. Но мне больше не хотелось выглядеть молодой. Мне вообще больше ничего не хотелось.

В один из вечером мы с няней сидели в столовой; она показывала мне, как делать петли при вязании. Дети спали. Муж был в отъезде: уехал в далёкую деревню к тяжело больному. Вдруг раздался звонок. Слуга, босой, поспешил к двери. Я тоже поднялась. У дверей стоял мальчик лет четырнадцати, в котором я узнала брата Мариуччи. Он сказал: меня послали за доктором, моей сестре плохо. – Но доктора нет дома.

Он пожал плечами, повернулся и ушёл. Через некоторое время он появился снова. – Доктор ещё не вернулся? – Нет. Я пошлю ему записку, предупрежу.

Слуга уже хотел идти спать, но я сказала ему, чтобы он оделся, сел на велосипед и поехал за доктором. Я поднялась к себе и начала уже было раздеваться, но мне было неспокойно на душе, меня охватило возбуждение, я чувствовала, что должна что-то сделать, что-то предпринять. Я накинула на голову шаль и вышла из дома.

Я шла по деревне в полной темноте, на улицах не было ни души.

В кухне, сидя за столом, дремали братья Мариуччи. Перед дверью в комнату столпились, переговариваясь друг с другом, соседки. В комнате, в узком проходе между кроватью и дверью, металась, опираясь руками на стены и крича, Мариучча. Когда я зашла, она на мгновение пристально на меня посмотрела, не узнала, и продолжила, крича, метаться между кроватью и дверью. Но мать бросила на меня нехороший, злобный взгляд.

Я села на кровать. – Доктор опаздывает, госпожа? – спросила акушерка. – Девочка мучается уже несколько часов, потеряла много крови. Эти роды  протекают нехорошо.

– Я послала за доктором. Он должен скоро быть, – ответила я.

Вдруг Мариучча упала без сознания. Мы положили её на кровать. Нужно было что-то взять в аптеке, я вызвалась пойти туда и принести. Когда я вернулась, Мариучча уже пришла в себя и начала вновь кричать от боли. Щёки её пылали, она вздрагивала всем телом, била руками по одеялу, которым была покрыта, время от времени впивалась руками в спинку кровати и кричала. Акушерка принесла бутыки с водой. – Плохое дело, – сказала она мне тихо. – Но что-то же надо делать. Если мой муж опаздывает, надо позвать другого врача. – Врачи говорят красивые слова, а больше ничего, – произнесла мать и бросила на меня взгляд, полный горечи.

– Все кричат, когда рожают, – сказала одна из стоящих у двери женщин.

Когда Мариучча приподнялась на постели, я увидела, что простыня пропиталась кровью, кровь была и на полу. Акушерка не отходила от кровати и всё повторяла: "Крепись, крепись".

Дыхание у Мариуччи сделалось прерывистым и хриплым, как при рыдании. У глаз появились тёмные круги, лицо, всё в поту, потемнело. Теперь акушерка говорила уже не "крепись", а "плохо идёт, плохо"... Наконец она приняла ребёнка, взяла его в руки, подняла, посмотрела на него, сказала: Мёртвый, – и бросила его на постель, в угол.

Я увидела лицо крохотного китйца. Женщины завернули мёртвого ребёнка в шерстяное тряпьё и вынесли из комнаты.

Мариучча уже не кричала, лежала смертельно бледная, как будто кровь больше не имела сил течь в её теле. Я вдруг заметила пятно крови на моей блузке. – Промоете водой – отойдёт, – сказала акушерка. – Ничего, ничего, – ответила я. – Вы мне этой ночью очень помогли, очень Вы мужественная, госпожа. Настоящая жена доктора.

Одна из соседок непременно хотела заставить меня выпить кофе. Я прошла на кухню, выпила налитый в стакан тёплый, почти прозрачный кофе. Когда я вернулась, Мариучча была мертва. Мне сказали, что она умерла, не приходя в сознание.

Женщины заплели ей волосы в косу, поправили под ней матрас.

Наконец появился мой муж: бледный, запыхавшийся, в пальто нараспашку, в руке – кожаный кейс. Я сидела у кровати Мариуччи, но он даже не взглянул на меня, прошёл в середину комнаты, остановился. Мать Мариуччи подошла к нему, вырвала у него из рук кейс, швырнула его на пол и сказала: "Не пришёл даже, чтобы на неё умирающую посмотреть!"

Я подняла кейс, взяла моего мужа за руку и сказала: "Идём отсюда". Мы прошли через кухню, мимо что-то шепчущих женщин, и вышли на улицу. Перед домом я остановилась; у меня вдруг мелькнула мысль, что я должна показать ему крохотного китайца. Но потом я подумала, что его уже унесли – кто знает, куда.

На пути к дому я старалась прижаться к нему, но он не отвечал на эти попытки; его рука бессильно, безжизненно висела, едва касаясь меня. Я поняла, что он не хочет говорить со мной, не хочет даже видеть меня, что я сейчас должна быть с ним очень осторожной. Мы прошли вместе до дверей нашей комнаты; там он оставил меня и поднялся к себе в кабинет – как он это делал всё последнее время.

Было раннее утро, на деревьях уже начали петь птицы. Я легла. Внезапно я почувствовала огромный прилив радости, счастья. Я никогда не думала, что можно быть такой счастливой оттого, что кто-то умер. Я не чувствовала угрызений совести. Давно я не была счастлива, и это чувство было сейчас для меня новым; оно поразило меня – и преобразило. Меня распирало от гордости за то, как я себя держала, как вела себя в эту ночь. Я понимала, что мой муж не может думать об этом сейчас, но позже, когда он немного придёт в себя, вновь будет собой владеть, он обдумает всё и поймёт, что я, в моём радостном возбуждении, ощущении счастья, была права.

Внезапно в тишину дома ворвался звук как от удара. С криком вскочила я с постели, крича, сбежала по лестнице, бросилась в кабинет – и увидела моего мужа, неподвижно лежащего на спине, с раскинутыми по сторонам руками. На щеках и губах так хорошо знакомого мне лица – кровь.

Дом наполнился людьми. Я должна была говорить, отвечать каждому на вопросы. Детей увели.

Двумя днями позже я проводила моего мужа на кладбище. Вернувшись, я в каком-то напряжённом сосредоточении обошла все комнаты, думая о том, что вот дом этот мне нравится, но у меня нет права в нём жить, потому что он не принадлежит мне и потому, что я делила его с человеком, который умер, не обменявшись со мной ни словом. Но куда мне идти – я не знала. Не было ни одного уголка на свете, куда бы мне хотелось бы уйти.

 



[i]           Nаtаliа Ginzburg. Miо mаritо. (Natalia Ginzburg. Cinque romanzi brevi. I racconti)

 


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:3
Всего посещений: 2983




Convert this page - http://7iskusstv.com/2015/Nomer2/NGinzburg1.php - to PDF file

Комментарии:

леонид радуцкий
кармиель, израиль - at 2018-01-24 17:20:35 EDT
Прочитал с большим интересом. Очень понравилось. Конечно,все знать невозможно, но я корю себя за то,что до сих пор (а мне 91год) я никогда не слыхал имени автора материала МОЙ МУЖ. Прелесть! Написано кровью сердца и слезами души. МОЛОДЕЦ! СПАСИБО! (
Майя
- at 2015-04-08 19:09:15 EDT
Вах! Случайно раскрыли ник Сэма. Страсти разгорелись не на шутку! Сам Элиезер Рабинович громко хлопнул дверью!
Потому что нет тут правды и справедливости!

Дежурный по сайту пишет:
О.В.
- 2015-04-08 11:58:56(712)

В этом постинге грубо нарушается правило Гостевой: "В гостевой обсуждаются тексты, а не биографии или личные качества их авторов". Он не удаляется только потому, что на него уже правильно ответили несколько участников. Вы же, О.В. предупреждаетесь о неполном соответствии высокому званию "участник гостевой портала "Заметки"". При повторении - санкции.

Да что вы такое говорите?
Как мне помнится, Рабинович выложил здесь не только мой адрес, а даже и номер телефона. А Тененбаум, который долго-долго помнит самые мелкие обиды, перенёс сюда моё полное жиснеописание с другого сайта.
А как уж вся эта дружная компашка надо мной издевалась... Ни одному обиженному и не снилось.
Потому я рада, что пришёл глубоко мною уважаемый Берка.
Берка, у редактора есть мой e-mail.
Я вам расскажу много интересного из тех времён, когда вас ещё здесь не было.

Максим Штурман
- at 2015-04-01 13:19:59 EDT
Я не хочу встревать в раскаленный спор о достоинствах и недостатках языка перевода. Тут, если исключить откровенный ляп с майоликой, во многом дело вкуса. Но вот что я бы хотел услышать от автора (хотя, судя по всему, ответа от него не дождешься): почему он урезал рассказ на эпиграф, столь многозначительный, что он оправдывает само название рассказа? Для автора рассказа это, без сомнения, важно. Может ли переводчик совершать такие обрезания авторскому тексту?
Кстати, спасибо Марку Зайцеву за возможность прочитать другой перевод. Иначе бы я и не узнал, что у рассказа есть эпиграф.

Борис Э.Альтшулер
- at 2015-03-31 14:03:29 EDT
Б.Тененбаум
- at 2015-03-31 01:52:47 EDT
"... несмотря на своё еврейское происхождение и коммунистическое прошлое, творчество Натальи Гинзбург меня как-то не очень взволновало ..."

А что общего между 1) "еврейским происхождением", 2) "коммунистическим прошлым", и 3) "творчеством" ?
.......................................................................................................................

На мой вкус довольно скучноватый автор. Её биография намного интереснее.

Юлий Герцман
- at 2015-03-31 02:17:15 EDT
Элиэзер М. Рабинович
- 2015-03-30 15:18:30(669)

Публикация на Интернете с местом для отзывов хороша тем, что дает возможность для живой и яркой дискуссии. Но дает возможность и для травли, совершнно неожиданной, как мы увидели на примере Моисея Бороды
===============
Я, честно говоря, обескуражен тем, что определение "травля" отнесено к именно к Моисею Бороде, а не к М.Зайцеву.

Насколько я вижу, читатель отрицательно оценил перевод, сделанный М.Б.: он обнаружил стилистические погрешности и откровенный ляп - и вполне спокойно написал об этом. Вот тут-то и началась истинная вакханалия: как посмел этот нечестивец покуситься на святое?! Я думаю, что если бы М.Зайцев выпустил пару стрел в Шекспира, то реакция была бы много слабее, но тут со всех сторон посыпались уверения в высокой талантливости М.Бороды, блеске его работы, а восторженный Магазинер сравнил его произведения с музыкой Шнитке, правда, не обосновав, почему именно - Шнитке, а не, предположим, Дитриха Букстехуде или другого титана нот и звуков. Робкие попытки М.Зайцева объяснить, что он и не думал гадить в алтаре, а изложил реакцию на конкретный перевод конкретного материала, на что имеет не только юридическое, но и моральное право, вызывали лишь новый всплеск гражданского негодования. Наконец, подключилась тяжелая артиллерия в лице, не остывшего еще от строгого внушения сенатору, писателя и бывшего редактора С.Резника. С высоты своего вклада в улучшение качества отечественной словесности, писатель и бывший редактор посоветовал М.Зайцеву - в отстутствии чувства восторга перед М.Бородой - молчать в тряпочку. Вот тут бы сикофанту, под весом авторитета писателя и бывшего редактора, рухнуть на колени, зарыдать в раскаянии и срочно бежать в кассу за билетом в Каноссу, а он продолжал настаивать на том, что никто, даже писатель и бывший редактор, не возразил ему по существу. Воспаленное его упрямством, общественное мнение немедленно сообщило ему, что он - цензор, инквизитор и натуральный легавый (не в смысле милиционера). (Не могу попутно не отметить достойное поведение самого М.Бороды: сколько примеров видели мы здесь, когда обиженный творец начинает огрызаться почище продавщицы гастронома, молчание же переводчика не может не вызывать уважения.)

Так кто кого травит?

Я своим доморощенным умом понимаю так, что если произведение не нравится, то критик имеет право изложить свои взгляды, не боясь обвинения в экстремизме и дружного: "Улю-лю!".

В заключение же хочу поставить маленький, говоря на нашем американском языке, дисклеймер: с М.Зайцевым нас связывают малоприязненые отношения, в то время как среди его хулителей я нахожу имена дорогих мне друзей, но, как говорили Аристотель и Нина Андреева...

Б.Тененбаум
- at 2015-03-31 01:52:47 EDT
"... несмотря на своё еврейское происхождение и коммунистическое прошлое, творчество Натальи Гинзбург меня как-то не очень взволновало ..."

А что общего между 1) "еврейским происхождением", 2) "коммунистическим прошлым", и 3) "творчеством" ?

Борис Э.Альтшулер
- at 2015-03-31 01:47:45 EDT
Перевод Моисея Борода получил неисчислимое количество откликов, число которых я пожелал бы каждому из авторов Портала.
Я хочу сказать нечто совсем иное: несмотря на своё еврейское происхождение и коммунистическое прошлое, творчество Натальи Гинзбург меня как-то не очень взволновало.

Эфиоп
Таракан&, Великая - at 2015-03-30 18:26:07 EDT
Уважаемый Берка Кроликович Аврумов! Как Вас, однако, проняло, когда Вас ткнули носом в Вашу блевотину. Кто бы мог подумать, что Вы так нетерпимы к критике. А Борода тоже хорош! Забыл, что когда тебя клеймят, положено склонить голову, потупить взор, благодарить родную партию за избиение и просить дать возможность искупить честным трудом… А тут черт знает что такое. Один ему про Фому, другой про Ерему, а он – молчит, вражина, как сионист недорезанный.

Критика – важная часть литературы: требует таланта, профессионального мастерства, эрудиции, эстетического чутья, своего особого видения мира и многого другого. Блохоловство пополам с самообожанием – занятие для бездельников, страдающих психическим расстройством под названием нарциссизм. Не надоело вам, милейшие Берки-Шмерки, выставлять себя на посмешище? Если не хотите пощадить себя, пощадите нас. Не распугивайте лучших авторов портала. Некоторые ушли давно, другие недавно – из-за травли в Гостевой. Не потому, что они ранимы, а потому что брезгливы. Вы хотите ускорить эту утечку мозгов и талантов?

Майя
- at 2015-03-30 18:05:24 EDT
Спасибо, Берка, что не поленились сделать хоть какой-то разбор текста.
Мне приходится повторить, ибо мой пост убрали немедленно.

Просто потрясающе.
Писатели и редакторы, и рядовые тролли под разными никами разошлись не на шутку. Нашли отличный повод. О причине давно забыто.
Надо было над этим переводом ещё немножко поработать. Есть синтаксические ошибки. Про печь - ляпсус.
Я не не поняла, что бы это значило:
"Любил, стоя посреди комнаты, заложив руку за воротник рубашки, молча смотреть испытующим взглядом, как бы допытываясь до чего-то."
Сравнивая рассказы Моисея Бороды, которые сами по себе - музыка, с его переводами с итальянского, я бы сказала, что переводы слабее рассказов.
Ну а вы, господа спорящие, уже в полном маразме. Это очень заметно со стороны...

Интересно, кто сегодня на кнопке - Тененбаум или Рабинович?

А вот и свежий перл от Рабиновича: "Ваша статья прибавила к нашему предвкушению."
Ну и что же такое эта статья прибавила к вашему предвкушению, Рабинович?

Maya
Нью Йорк, - at 2015-03-30 17:29:38 EDT
Просто потрясающе.
Писатели и редакторы, и рядовые тролли под разными никами разошлись не на шутку. Нашли отличный повод. О причине давно забыто.
Надо было над этим переводом ещё немножко поработать. Есть синтаксические ошибки. Про печь - ляпсус.
Я не не поняла, что бы это значило:
"Любил, стоя посреди комнаты, заложив руку за воротник рубашки, молча смотреть испытующим взглядом, как бы допытываясь до чего-то."
Сравнивая рассказы Моисея Бороды, которые сами по себе - музыка, с его переводами с итальянского, я бы сказала, что переводы слабее рассказов.
Ну а вы, господа спорящие, уже в полном маразме. Это очень заметно со стороны...

Гость
- at 2015-03-30 16:05:20 EDT
Ефим Левертов
Петербу&, Россия - at 2015-03-30 13:33:03 EDT
"Глубокоуважаемый Моисей!
Я был одним из первых Ваших критиков, весьма мягким, кстати. Но то, что здесь происходит, меня глубоко возмущает.Извините, пожалуйста, за то глубокое бескультурье, с которым сейчас касаются Вашей творческой работы. Продолжайте, пожалуйста, писать!"

Моисею Бороде только и не хватало вашего разрешения.
А что, собственно говоря, происходит? Два тролля развлекают компанию пенсионеров. Борода, уверен, даже не обращает внимания на все эти благоглупости.

Соплеменник
- at 2015-03-30 14:53:08 EDT
Распятие М.Зайцева

ALokshin
- at 2015-03-30 13:53:17 EDT
Замечательно. Спасибо!
Марк Зайцев
- at 2015-03-30 13:50:30 EDT
Ефим Магазинер
- 2015-03-30 13:12:44(650)
Музыка русского языка, звучащая у Бороды, - это Шнитке, воплощенный в его текстах.


Вот это очень интересный тезис и как раз в русле дискуссии о языке. Нельзя ли привести несколько примеров из последнего перевода Бороды? Чтобы обсуждение стало предметным, а не декларативным.

Марк Зайцев
- at 2015-03-30 13:33:19 EDT
Мина Полянская
- 2015-03-30 11:56:19(643)
Очень не хотелось вступать в столь грязный спор, не имеющий никакого отношение к творчеству.


Разговор о языке произведения, о точности и адекватности выбранных слов и выражений имеет самое прямое отношение к творчеству. Странно, что Вы, уважаемая Мина Полянская, этого не знаете. Не думаю, что такой стилист как Горенштейн Вас бы одобрил.

Ефим Левертов
Петербу&, Россия - at 2015-03-30 13:33:03 EDT
Глубокоуважаемый Моисей!
Я был одним из первых Ваших критиков, весьма мягким, кстати. Но то, что здесь происходит, меня глубоко возмущает.Извините, пожалуйста, за то глубокое бескультурье, с которым сейчас касаются Вашей творческой работы. Продолжайте, пожалуйста, писать!

Мина Полянская
- at 2015-03-30 11:56:19 EDT
Уважаемый Моисей Борода!
Я присоединюсь к словам Бориса Тененбаума. Извините, ради Бога, что во во время не заступились. Очень не хотелось вступать в столь грязный спор, не имеющий никакого отношение к творчеству. Вы сам себе судья и не можете зависеть, как говорил Набоков, от мнения всех читателей на свете, ибо мало ли какой выверт может у некоего читателя возникнуть в голове.
Я - хозяин своего произведения, говорил Набоков, и когда я вхожу в свой сад, деревья должны трепетать, ибо по моему желанию, листья в разгаре лета мигом слетят с деревьев!
Я тоже очень признательна вам. Об авторах, которых вы переводите, до знакомства с вашими работами,я не знала. Спасибо!

Марк Зайцев
- at 2015-03-30 07:46:33 EDT
Ксения
- 2015-03-30 01:51:18(586)
Да будет Вам известно, господин Зайцев, что авторы - люди легко ранимые.

Это мне известно, уважаемая Ксения. И если Вы заметили, я высказывал замечания к переводу предельно тактично, выражая автору искреннюю благодарность. Я и прекратил уже обсуждение перевода, как тут появился мэтр - Семен Резник - и начал обсуждение, точнее восхваление перевода сначала. Показав при этом, что его самого качество перевода не интересует, а критиков он попросил помолчать. Вот эта бесцеремонность к читателю и вызвала новый всплеск внимания к переводу. Тут и подвернулся другой перевод - для сравнения. Вам и господину Резнику стоит учесть, что и читатели тоже бывают ранимые.

Выдержать Вашу феноменальную настырность - плюс некомпетентность в теории перевода - практически невозможно.
А не нужно выдерживать. Нужно признать ошибки и не терпеть, как партизан на допросе. И все уляжется, успокоится. А компетентность - дело наживное. Глядишь, при нормальном обсуждении и моя компетентность как читателя, и компетентность господина Бороды как переводчика повысится.

Вы распугиваете наших творческих авторов, которые не хотят с Вами спорить на профессиональные темы. Собственно , это и не принято.

Вы все же путаете "спор на профессиональные темы" и признание очевидных ляпов и неточностей. И "это" принято везде, где предусматривается активный ответ читателя. Для этого и сделана возможность комментария к статье. Или Вы думаете, что тут возможен лишь "like", как в фейсбуке? Ошибаетесь, уважаемая Ксения. Комментарии могут быть и критическими, если текст того заслуживает.

Здесь не литературная школа, класс и пр., где детально разбираются слова, словосочетания, неугодные Вам фразы.
А есть запрет на это? Я в правилах портала такого не нашел.

Прошу Вас оставить нашего автора в покое
Хорошо! Отметьте только, что причина так затянувшегося обсуждения огрехов перевода не в том, что на них указано, а в нежелании признать справедливость критики и упорное стремление некоторых славословов называть черное белым. Вот это упорство и вызывает желание спорить. Особенно когда в ряды славословов записывается профессиональный редактор и писатель. Но так как, правда сквозь зубы, но была признана "виновность" переводчика, то я прекращаю обсуждение. Надеюсь все же, что оно было небесполезно, хотя и болезненно. Любой автор должен помнить, что его тексты открыты для критики. И строже относиться к написанному им слову. Вот и все.

Элиэзер М. Рабинович - Б. Тененбауму и М. Бороде
- at 2015-03-30 06:32:44 EDT
Полностью присоединяюсь к Борису Тененбауму. Критика перешла просто в травлю. И Берка в качестве литературного критка с угрозой, что и по нам пройдется!
Б.Тененбаум-М.Бороде
- at 2015-03-30 03:51:19 EDT
"... Сидите, защитнички и помалкивайте. ..."

Моисей,
Позвольте извиниться перед вами за всю ту грязь, которую выливают на вас в этой, право же, рехнувшейся Гостевой. Понимаю, что "... верблюд не может обидеть человека ..." - но оплевать его, увы, может. А мы все, собравшиеся здесь, виноваты перед вами тем, что почему-то терпим животное в своей среде.

P.S. И еще - я очень признателен вам. Об авторах, которых вы переводите, до знакомства с вашими работами, довольно часто я не знал ничего, кроме имени ...

Берка - Защитникам скверного русского
- at 2015-03-30 03:35:08 EDT
Сперва Вас, защитничков, щадишь, а Вы думаете, что таки разбираетесь в ЯЗЫКЕ и ЛИТЕРАТУРЕ. Ну держитесь! Сейчас я представлю на обозрение публики Ваш вкус и понятия о переводе, литературе и языке. Раз защищаете - значит - одобряете.

"и всё это время думала с каким-то угнетённым, подавленным чувством,"-

подавленный - это у же тавтология к угнетённому.

"к которому примешивалось унижение, что очень больших шансов на замужество у меня нет." -

Здесь, из-за неточности перевода нарушен смысл фразы. Дело, с лёгкой руки переводчика начинает попахивать некоторой даже наглостью со стороны героини и завышенным самомнением. И это на фоне её малой внешней привлекательности. Ибо, логики ради( которую так любит Зайцев. Убейся, не пойму, что он в ней нашёл такого сексуального?)выходит, что несмотря на отсутствие ОЧЕНЬ больших шансов, БОЛЬШИЕ - всё же у неё присутствуют. И не должны вызывать чувство унижения.

"Сирота, без отца и матери, я жила вместе с сестрой в провинции, в семье моей уже пожилой тёти."

Здесь слово ВМЕСТЕ совершенно лишнее. И без него понятно, что жила вместе с сестрой.


"Моему мужу было тридцать семь. Высокого роста, элегантный, волосы с проседью, очки в золотой оправе, серьёзный, сдержанный, но быстрый в реакциях – качества, по которым узнаётся человек, привыкший назначать лечение пациентам."

Здесь - хоть стой, хоть падай. По логике(Зайцев, прекратите навязывать читателю эту занудную материю), то-ли автора, то-ли переводчика(а может они оба хороши?), выходит, что быструю реакцию можно иметь только назначающему врачу. А боксёру с рапиристом, и жонглёру с теннисистом - уже в ней отказано.

"Был он очень уверен в себе. Любил, стоя посреди комнаты, заложив руку за воротник рубашки, молча смотреть испытующим взглядом, как бы допытываясь до чего-то."

Переводчик впопыхах шустрого перевода забыл посвятить нас - на что, или на кого испытующе смотрел муженёк? На жену? Кошку? Мышку? Или пациента? Безмолвно и без анализов допытываясь о болячке.

И ещё у нас законный вопрос к переводчику - куда именно, за какую конкретно точку воротника засовывал руку этот а штик хусн? Может он изворачивался и навыворот засовывал её себе за шиворот?

"До моего замужества мы едва говорили друг с другом."

Гражданин переводчик, что здесь делает по смыслу слово МОЕГО? Ясно ведь, что замужества не чужого?

"Было ли что-то во мне, что могло его заинтересовать, вызвать неожиданную любовь ко мне, или он просто хотел жениться – не знаю."

КО МНЕ здесь абсолютно лишнее.

" Я попрощалась с тетей, он усадил меня в его забрызганную грязью машину, сел сам – и мы поехали по обсаженной деревьями ровной, гладкой, однообразной дороге, которая, как я понимала, ведёт к его дому."

Как-то нехорошо это - попрощаться с тётей и не махнуть ручкой сестре. Автор с переводчиком! Каким манерам Вы учите читателя?

Это я прошёлся только по десятой части текста. Давайте прикинем, сколько ещё несуразностей, неточностей, лишнего и прочей халтуры в остатке текста? 30 ? 50? 70?
Сидите, защитнички и помалкивайте. Чтоб я и по Вам не прошёлся.





Victоr-Аvrom
- at 2015-03-30 02:19:39 EDT
Ксения
авторы - люди легко ранимые...Вы распугиваете наших творческих авторов...
Прошу Вас оставить нашего автора в покое


Зайцев указал на совершенно конкретный ляп переводчика, о чём тут можно так долго размусоливать? Но вместо благодарности на критика вылились ушаты грязи. Бороде б оставить это неблагодарное поприще переводов нашего времени, а вместо - написать бы ему хороший рассказ, у него это куда лучше выходит.

Ксения
- at 2015-03-30 01:51:18 EDT
Да будет Вам известно, господин Зайцев, что авторы - люди легко ранимые.
Выдержать Вашу феноменальную настырность - плюс некомпетентность в теории перевода - практически невозможно.
Вы распугиваете наших творческих авторов, которые не хотят с Вами спорить на профессиональные темы. Собственно , это и не принято. Здесь не литературная школа, класс и пр., где детально разбираются слова, словосочетания, неугодные Вам фразы.
Прошу Вас оставить нашего автора в покое


Соплеменник - Б.Тененбауму
- at 2015-03-30 01:38:47 EDT
Б.Тененбаум-М.Зайцеву
- at 2015-03-29 16:42:54 EDT
Я считаю такую позицию неправильной и предательской по отношению к порталу. Если ты заинтересован в том, чтобы качество публикуемых текстов было высоким, то не проходи мимо ошибок, укажи на них. Тем более, не хвали слабое, не наводи слепого на пень, как говорят в народе.
===
Ваш личный вкус - вряд ли абсолютная истина, правда ? На любой сонет Шекспира есть пара дюжин переводов - и что, один из них истинный, а все остальные "предательство Портала" ? Такое убойное слово - вместо спокойного " расхождение во вкусах" ?
======================================================================================================================
Ошибаетесь, уважаемый коллега!
М.Зайцев назвал убойным словом рекомендацию запрета критики любой публикации, а не вариантов перевода. Разница огромна!

Victоr-Аvrom
- at 2015-03-29 22:58:29 EDT
Б.Тененбаум
Изумляет не "факт", а феноменальная настойчивость в побиении "виновного". С выдвижением лихого термина "... предательство интересов Портала ...". Давайте слезем с "майолики" и поговорим о "мини-Вышинском" ?


Просто совершенно непонятна настойчивость Моисея Бороды в сочинении плохих переводов того, что уже было переведено раньше и, по-крайней мере, не хуже. Есть много непереведённого - почему б не сосредоточиться на этом, раз не может не переводить?
Особено удивил совет Семёна Резника для не очень восторженных читателей: затнуться. Даже в таких всеми признанных мастерах слова совок неистребим. Да как ещё можно назвать сожаление о том, что каждый может высказаться?

Марк Зайцев
- at 2015-03-29 21:25:55 EDT
Б.Тененбаум-М.Зайцеву
- 2015-03-29 21:22:09(557)
Изумляет не "факт", а феноменальная настойчивость в побиении "виновного".


Ага, вот впервые прозвучало слово "виновного". Так Вы признаете, что моя критика была не беспочвенной? Тогда и разговор продолжать нет смысла. Ведь до сих пор все попытки обратить внимание на недостатки перевода отметались. Мол, нет недостатков. Все замечательно. А если есть, то пусть автор над ними и думает, и не повторяет. На этом - конец дискуссии.

Марк Зайцев
- at 2015-03-29 21:22:30 EDT
AS
NY, NY, - 2015-03-29 18:00:14(526)
Желание учить авторов и зрелых мастеров - неисчезающее и изумительное свойство дилетантов. Было, есть и будет!


Вот как! Значит, дилетант не может заметить языковые ошибки автора? Нужно предъявить членский билет Союза писателей, чтобы отметить ошибку автора? Это, конечно, удобно, но не Вам устанавливать правила. Текст, опубликованный для всех, подлежит оценке и критике любого, лишь бы критика была обоснованной. Я привел достаточно аргументов, и никто, Вы тоже, не возразили по существу. Все возражения - как можно критиковать такого замечательного автора! Но это не убеждает. Я привел пример другого перевода, где "печь, сложенная из майолики", превратилась в нормальную изразцовую печь. Возразите по существу, а ссылку для дилетантов оставьте при себе. В конце концов, Вы тоже стали писателем из дилетантов, скрипачей же не учили литературному мастерству?

Б.Тененбаум-М.Зайцеву
- at 2015-03-29 21:22:09 EDT
сам факт критического отношения к тексту, опубликованному для публичного обсуждения, Вас изумляет?
===
Изумляет не "факт", а феноменальная настойчивость в побиении "виновного". С выдвижением лихого термина "... предательство интересов Портала ...". Давайте слезем с "майолики" и поговорим о "мини-Вышинском" ?

Марк Зайцев
- at 2015-03-29 21:13:41 EDT
М.П
- 2015-03-29 17:01:56(519)
Ваша настойчивость, господин Завйцев, из-за предложения, которое Вам не нравится, может вызывать только изумление.


А что Вас изумляет, уважаемая М.П.? Мой аргумент, что автор допустил очевидные прегрешения в русском языке, Вы находите неверным? Вы тоже считаете, что печь, сложенная из майолики, будет хорошо греть? Или сам факт критического отношения к тексту, опубликованному для публичного обсуждения, Вас изумляет? Вы и все другие славословы ни слова не говорят по сути моих претензий. Их тонкий вкус оскорбляет или, как Вас, изумляет, сам факт критики такого почтенного автора. Но Вы же писатель! Вы чувствуете язык. Неужели для Вам "изразцовая печь" звучит не лучше, чем "печь, сложенная из майолики"? Почему бы не признать ошибку и не закончить на этом утомительный разговор?

Марк Зайцев
- at 2015-03-29 20:29:07 EDT
Б.Тененбаум-М.Зайцеву
- at 2015-03-29 19:33:56 EDT
Это настолько малозначимая деталь, что она не стоит и 0000.1% того пара, который был по ее поводу выпущен. И, Марк, если позволите, встречный вопрос - ну сколько можно ?


Сколько? Ну, хотя бы до того момента, когда хоть один из "славословов", я не говорю уже об авторе, признал бы, что это ошибка. Но ведь никто не признает! Все хвалят, но на конкретную критику - ноль внимания. Признай автор или его почитатели, что это ляп, никто бы больше не говорил об этом. Но славословы утверждают, что все совершенно. Вот в чем причина, в нежелании признать справедливость критики.

Б.Тененбаум-М.Зайцеву
- at 2015-03-29 19:33:56 EDT
"... Неужели эта печь из майолики - в Вашем вкусе, etc? ..."

Это настолько малозначимая деталь, что она не стоит и 0000.1% того пара, который был по ее поводу выпущен. И, Марк, если позволите, встречный вопрос - ну сколько можно ?

Марк Зайцев
- at 2015-03-29 18:31:15 EDT
Б.Тененбаум-М.Зайцеву
- at 2015-03-29 16:42:54 EDT
Ваш личный вкус - вряд ли абсолютная истина, правда ?


Конечно, разве я настаивал на личном вкусе? Я говорил о ляпах объективных, например, "печь, сложенная из майолики". Разве это мой личный вкус? Специалист по керамике Э.Рабинович тоже подтвердил, что это нелепица. Почему же нужно закрывать глаза на этот ляп и говорить о "расхождении во вкусах"? Неужели эта печь из майолики - в Вашем вкусе, уважаемый Б.Тененбаум?

AS
NY, NY, - at 2015-03-29 18:00:14 EDT
"Ваша настойчивость, господин Завйцев, из-за предложения, которое Вам не нравится, может вызывать только изумление.
В который раз СОВЕРШАЮ прогулку - сюда - и завидев издалека Ваш очередной комент - испуганно убегаю".

Великолепные слова! Я бы добавил: "Ваша НАЗОЙЛИВОСТЬ ". Желание учить авторов и зрелых мастеров - неисчезающее и изумительное свойство дилетантов. Было, есть и будет!

Ксения
- at 2015-03-29 17:33:45 EDT
Ксения - М Зайцеву,
Вы настаиваете на:"по дороге останавливалась с местными жителями".
......................................................................
А я - в первый раз такое слышу. Что делать будем? На дуэль?

М.П
- at 2015-03-29 17:01:56 EDT
М.П. - Зайцеву
Б.Тененбаум-М.Зайцеву
- at 2015-03-29 16:42:54 EDT
Я считаю такую позицию неправильной и предательской по отношению к порталу. Если ты заинтересован в том, чтобы качество публикуемых текстов было высоким, то не проходи мимо ошибок, укажи на них. Тем более, не хвали слабое, не наводи слепого на пень, как говорят в народе.
===
Ваш личный вкус - вряд ли абсолютная истина, правда ? На любой сонет Шекспира есть пара дюжин переводов - и что, один из них истинный, а все остальные "предательство Портала" ? Такое убойное слово - вместо спокойного " расхождение во вкусах" ?
......................................................................................................................
Ваша настойчивость, господин Завйцев, из-за предложения, которое Вам не нравится, может вызывать только изумление.
В который раз СОВЕРШАЮ прогулку - сюда - и завидев издалека Ваш очередной комент - испуганно убегаю.

Б.Тененбаум-М.Зайцеву
- at 2015-03-29 16:42:54 EDT
Я считаю такую позицию неправильной и предательской по отношению к порталу. Если ты заинтересован в том, чтобы качество публикуемых текстов было высоким, то не проходи мимо ошибок, укажи на них. Тем более, не хвали слабое, не наводи слепого на пень, как говорят в народе.
===
Ваш личный вкус - вряд ли абсолютная истина, правда ? На любой сонет Шекспира есть пара дюжин переводов - и что, один из них истинный, а все остальные "предательство Портала" ? Такое убойное слово - вместо спокойного " расхождение во вкусах" ?

Марк Зайцев
- at 2015-03-29 15:12:23 EDT
Валерий Г., Штуттгарт
- 2015-03-29 07:44:54(488)
А позор - выставил зависть свою напоказ - позор-то реальный.


На Вашей критической винтовке, уважаемый Валерий, сбит прицел - вот и попадаете Вы в молоко. При чем тут зависть? Я тексты господина Резника вообще не обсуждал, это другая тема. И Вам хорошо ответил

Русскоязычный читатель
- 2015-03-29 09:22:07(492)
Не о зависти речь.Суть в том, что у людей утрачиваются навыки правильно говорить и писать по-русски.
Это нынче явление повсеместное. Действительно, в переводе М. Бороды есть предложения неестественные для уха русскоязычного читателя. Это не относится к стилю или литературному вкусу. Это относится к утере по той или иной причине навыков правильной русской речи. Возможно, от длительного нахождения в иной языковой среде.


Мне только не нравится слово "русскоязычный". Если ты читаешь тексты на русском, то ты "русский читатель", оставаясь при этом евреем, грузином или нанайцем по национальности. Но суть проблемы этот читатель выразил точно. А еще полнее и сочнее выразился

Victоr-Аvrom
- 2015-03-29 14:53:15(507)

1) Как такое могло вообще быть напечатано - это ведь не первый нелепый перевод господина родом из Тбилиси.
2) Почему совершенно очевидные провалы удостаиваются похвал некоторых уважаемых участников гостевой.
3) А главное - почему талантливый Семён Резник тоже защищает Моисея, правда, неумело.


Виктор, хоть и не силен в математической логике, но сформулировал именно то, о чем я писал в нескольких постах. То, что перевод расхваливали друзья и знакомые переводчика, понятно и простительно. Но почему такой опытный редактор и маститый писатель решил не обращать внимания на явные ляпы, непонятно. Ведь по его собственному совету он мог бы промолчать и пройти мимо, если что-то не нравится. Но вот не прошел и похвалил явно слабый текст.
И последнее- уважаемый Л.Беренсон присоединился к Резнику:

Л. Беренсон - литературным критиканам
Еврейское государство - 2015-03-29 12:21:20(498)

Семён Резник Зайцеву:
"Весь этот спор не стоит того времени, которое мы на него тратим. Понравился рассказ – скажите спасибо автору и переводчику. Не понравился – забудьте о нем, читайте то, что Вам ближе и интереснее".
******
ИМЕННО!


Я считаю такую позицию неправильной и предательской по отношению к порталу. Если ты заинтересован в том, чтобы качество публикуемых текстов было высоким, то не проходи мимо ошибок, укажи на них. Тем более, не хвали слабое, не наводи слепого на пень, как говорят в народе.

Victоr-Аvrom
- at 2015-03-29 14:53:15 EDT
Валерий Г., Штуттгарт

Валерий, да кто из нас без греха? Для меня, однако, есть в этом сюжете более интересные загадки, чем комплексы Зайцева:
1) Как такое могло вообще быть напечатано - это ведь не первый нелепый перевод господина родом из Тбилиси.
2) Почему овершенно очевидные провалы удостаиваются похвал некоторых уважаемых участников гостевой.
3) А главное - почему талантливый Семён Резник тоже защищает Моисея, правда, неумело.

Вот такие вопросы.

Русскоязычный читатель
- at 2015-03-29 11:13:19 EDT
Валерий Г., Штуттгарт
- 2015-03-29 07:44:54(488)

Мне представляется, что Вы несколько перегибаете палку. Не о зависти речь.
Суть в том, что у людей утрачиваются навыки правильно говорить и писать по-русски.
Это нынче явление повсеместное. Действительно, в переводе М. Бороды есть предложения неестественные для уха русскоязычного читателя. Это не относится к стилю или литературному вкусу. Это относится к утере по той или иной причине навыков правильной русской речи. Возможно, от длительного нахождения в иной языковой среде. Здесь, я думаю, настоящий редактор в беседе с литератором может показать ему "технические ошибки", устранение которых не нарушит смысл и стиль произведения.

Валерий Г., Штуттгарт
- at 2015-03-29 07:44:54 EDT
Рассказ прочёл с опозданием. Интересная история. О писательнице Гинзбург до того не знал, но кажется, проза крепкая. В детали перевода не вдаюсь - не моя, как говорится, епархия. А потом прочёл то, что Вы, господин Зайцев, Семёну Резнику написали. Я вот, знаете, тоже пописывал - пара рассказиков даже в журналах напечатали. Да, пописывал. До того, как прочёл Резника - "Вместе / врозь". И всё - понял, что до такого мастерства мне не дотянуться. Хоть на носки вставай, хоть на лесенку влезай. Ну не дал бог таланта. Обидела судьба. Но - не комплексуюсь. Занимаюсь своим программированием - тоже ведь какое-никакое, а творчество. Но вот зависти ход не даю. Копья в Резника метать не собираюсь, и уж пытаться уязвлять его "бывшим" и каким-то там "редактором" тоже как-то не тянет. Потому как напишешь такое и кажется уж тебе, что и за успех - во как я его, недоступного, достал! - выпить можно. Выпить-то, конечно, можно - отчего не выпить? Только вот успех-то - успех-то этот липовый. А позор - выставил зависть свою напоказ - позор-то реальный. Так-то вот. Вы уж извините, господин Зайцев. Не подумайте, что это про Вас. Так просто - прочёл и решил высказаться.
Марк Зайцев
- at 2015-03-28 22:26:29 EDT
Семен Резник
Вашингтон, США - 2015-03-28 22:04:26(438)
Ибо есть такое понятие: вкусовая правка. Ее редактор должен избегать.


Глубокоуважаемый господин Резник! Спасибо, что откликнулись, я очень ценю этот факт, зная Вашу занятость. То, что редактор не бывает бывшим, я догадывался, но ждал именно от Вас этого признания. Отдельное спасибо за то, что приоткрыли секреты редакторского мастерства. Про вкусовую правку я понял. Но как быть с откровенными ляпами типа "сложенной из майолики печки"?

Весь этот спор не стоит того времени, которое мы на него тратим. Понравился рассказ – скажите спасибо автору и переводчику. Не понравился – забудьте о нем, читайте то, что Вам ближе и интереснее.

Вот здесь я с Вами не согласен. Именно критическое, но доброжелательное (я нигде не оскорбил или не унизил автора перевода, наоборот, выражал ему признательность) обсуждение текста воспитывает грамотных читателей. И мнение опытных редакторов, как Вы, тут играет важнейшую роль. Ведь не будете же Вы отрицать, что есть разница между невзыскательным читателем, для которого что чтение Бунина, что чтение Донцовой вызывает одинаковые эмоции, и читателем взыскательным, требовательным, который может отличить высокую литературу от низкопробной. А откуда возьмутся грамотные читатели? Только в результате работы над ошибками. Так что время, потраченное на разбор текста, не зря потрачено.

Семен Резник
Вашингт&, США - at 2015-03-28 22:04:26 EDT
Уважаемый г-н Зайцев!
Я случайно снова заглянул в Гостевую и увидел новые комментарии к рассказу Н. Гинзбург в переводе М. Бороды, в которых продолжают распинать либо автора, либо переводчика, либо их обоих. Удивлен и огорчен, что Вы оказались в числе распинателей, ибо помню Ваш очень благожелательный отзыв на одну из моих публикаций (или даже на две), за что Вам от души благодарен. Что же касается Ваших комментариев к переводу М. Бороды, в которых и мне достается на орехи, то позвольте сказать Вам вот что (Ой! Правильная ли фраза: «позвольте сказать», если нет, то скажу без позволения).
1. Вы меня несколько раз называете бывшим редактором, но редактор – не чекист, потому бывших редакторов не бывает. Если не верите, спросите у президента Путина – он подтвердит.
2. Редактор – если он редактор, а не чекист, -- не может заставить автора, что-то изменить в своем тексте, он может только советовать.
3. Когда я начинал редакторскую работу в серии ЖЗЛ, то старался максимально улучшать те тексты, которые готовил к печати, и исправлять те фразы, которые, говоря Вашими словами, «резали мне слух». Трудился в поте лица. Более опытные коллеги мне объяснили, что мастерство редактора состоит не в том, чтобы внести как можно больше правки в авторский текст, а чтобы внести как можно меньше. Ибо есть такое понятие: вкусовая правка. Ее редактор должен избегать.
4. Вы сопоставляете две или три фразы из перевода М.Бороды с переводом Т. Блантер, и выносите однозначные приговоры – какой перевод лучше, какой хуже. Это чисто вкусовые оценки.
5. Весь этот спор не стоит того времени, которое мы на него тратим. Понравился рассказ – скажите спасибо автору и переводчику. Не понравился – забудьте о нем, читайте то, что Вам ближе и интереснее.
6. Если данный спор будет продолжен, то я заранее прошу прощения за то, что больше участвовать в нем не буду. Жизнь коротка, знаете ли…

Марк Зайцев
- at 2015-03-28 17:31:49 EDT
Раз уж писатель и бывший редактор Семен Резник подвиг на "мастер-класс" по переводу Моисея Бороды, приведу еще пару примеров, как Т.Блантер решила те проблемы, с которыми не справился Моисей.
Вот место, которое у меня сразу вызвало неприятие:
"Я совершала долгие прогулки по деревне, вступала в разговоры с крестьянами". Мне тут указывали, что так можно сказать. Конечно, можно. Но режет слух. А вот как перевела (или перевел, я не знаю пола) Т.Блантер:
"Я привыкла подолгу гулять, по дороге останавливалась с местными жителями".
Чувствуете разницу? Не "совершала долгие прогулки", а "привыкла подолгу гулять"! Это литературный русский язык, а не вымученный канцелярит. И не "вступала в разговоры с крестьянами", а "по дороге останавливалась с местными жителями". Ясно, что "останавливалась", чтобы поговорить. А не "вступить в разговор" (как это можно не слышать, ума не приложу). И не слышит не только автор, но и бывший редактор Семен Резник! И считает эти стилистические заусенцы неважными для качества перевода! Как страшно жить! (с) Рената Литвинова.

Читатель
- at 2015-03-28 11:22:27 EDT
Марк Зайцев
- 2015-03-28 09:25:25(381)

Читатель
- 2015-03-28 09:20:36(380)
Произведения Наталии Гинзбург выходили в СССР. Рассказ "Мой муж" есть также в переводе Т. Блантер, где "печь с майоликой" тоже присутствует.

Вы не прочитали, по-видимому, мой отзыв ниже, это не беда. Но Вы не прочитали и перевод Т.Блантер, поэтому вводите других читателей в заблуждение. Нет в переводе Т.Блантер "печи с майоликой", а есть "изразцовая печь". Зачем Вы говорите неправду?
------------------------------------
Так получилось, что я писал свой пост, когда Вы уже поставили свой, поэтому я прочел его позже.
Я полагал, что специально закавыченные мной "печь с майоликой" имеют отношение к полемике по переводу, а не конкретно к переводу Т. Блантер. Возможно, для лучшего понимания мне нужно было поставить рядом ещё и смайлик. Н. Гинзбург читал, но очень давно. Заинтересовался её творчеством после того, как узнал, что она снималась в фильме Пазолини.
Прошу извинить меня за ненамеренную неправду.

Марк Зайцев
- at 2015-03-28 09:25:25 EDT
Читатель
- 2015-03-28 09:20:36(380)
Произведения Наталии Гинзбург выходили в СССР. Рассказ "Мой муж" есть также в переводе Т. Блантер, где "печь с майоликой" тоже присутствует.


Вы не прочитали, по-видимому, мой отзыв ниже, это не беда. Но Вы не прочитали и перевод Т.Блантер, поэтому вводите других читателей в заблуждение. Нет в переводе Т.Блантер "печи с майоликой", а есть "изразцовая печь". Зачем Вы говорите неправду?

Читатель
- at 2015-03-28 09:20:36 EDT
Элиэзер М. Рабинович
- at 2015-03-28 05:56:21 EDT
Обратил внимание только на одно, касающееся моей "керамической" профессии, и то только потому, что на это указал Марк Зайцев: "Но когда наступал вечер, я, сидя у сложенной из майолики печи..." Я не знаю, какое слово стоит в оригинале - "сложенной" или "покрытой", но не удивлюсь, если "сложенной". Откуда малообразованной женщине (а, возможно, и автору рассказа) знать, что печь складывается из кирпича, а майолика - только покрытие?
/////////////////////////////////////////
Знакомство с биографией автора, чей рассказ в своем переводе предложил Борода, позволит лучше разобраться в её литературном творчестве и узнать другие стороны её деятельности. Наличие краткого резюме рядом с переводом не помешало бы для знакомства с малоизвестными или неизвестными авторами.
Произведения Наталии Гинзбург выходили в СССР. Рассказ "Мой муж" есть также в переводе Т. Блантер, где "печь с майоликой" тоже присутствует.
О своём сборнике "Семейные беседы", куда входит и рассказ "Мой муж", писательница говорит так:

"Места, события и действующие лица этой книги не выдуманы. Я ничего не придумала: всякий раз, когда, повинуясь моей давней романической привычке, я кое-что присочиняла, у меня тут же появлялась потребность это вымарать. И имена здесь все настоящие... Я писала только то, что помню... Я думаю, хотя книга взята из жизни, читать ее надо как роман, не требуя большего, чем от романа".
Стремление к жизненной достоверности сочетается у Гинзбург с идеалом ясности и лаконичности повествования. "Я не люблю трудных романов, - заметила она как-то по этому поводу. - Я всегда боюсь, что они намеренно затянуты, что неясность призвана затушевать скудость вдохновения. Я не люблю, когда писатель нарочно нагромождает детали и размывает хронологические рамки. Мне хочется, чтобы в романе все было как на ладони. Хочу знать, где я нахожусь, кто я, кто меня окружает, что происходит вокруг".
Более подробно узнать о Наталии Гинзбург, а также прочесть другие рассказы из "Семейных бесед", можно по ссылке:
http://bookre.org/reader?file=115702


Марк Зайцев
- at 2015-03-28 08:52:02 EDT
Я порылся в сети и увидел, что перевод господина Бороды вовсе не первый. Уже была издана книга Гинзбург Н.
Семейные беседы: Сборник: Пер. с итал. / Составл. и Предисл. Г. Смирнова. — М.: Радуга, 1989. — 440 с.
В ней есть и рассказ "Мой муж" в переводе Т.Блантер. Мне перевод Т.Блантер понравился больше. Во-первых, автор названа Наталия Гинзбург, а не вычурно Наталиа, как у Бороды. Во-вторых, у Бороды почему-то отсутствует эпиграф, весьма существенный для рассказа: Uxori vir dehitum reddat;
Similiter autem et uxor viro.
San Paolo, 1 Con., 7,3 1
1 Муж, оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена мужу (лат.). Первое послание к Коринфянам св. апостола Павла, 7, 3.
В третьих, в переводе Т.Блантер отсутствуют те ляпы, на которые указал я раньше в переводе Бороды. Например, отрывок о печи, "сложенной из майолики", выглядит так:
Так началась моя новая жизнь. Муж по целым дням был в разъездах. Я хлопотала по дому, распоряжалась на кухне, пекла торты, варила варенье, любила возиться и в огороде, помогая нашему садовнику. С Феличеттой я ссорилась, а с ним ладила. Глядя на меня, он то и дело подмигивал лукаво, откидывал назад свои волосы, и при виде этой пышущей здоровьем физиономии мне тоже делалось весело. Я привыкла подолгу гулять, по дороге останавливалась с местными жителями. Я расспрашивала их, они — меня. Но когда вечером возвращалась домой и сидела возле изразцовой печки, я чувствовала себя одинокой, скучала по тетушке, по сестре, и мне очень хотелось назад, к ним.
Видите, тут и печь просто "изразцовая", а не "сложенная из майолики". И вместо вычурного "приводило меня в радостное настроение" здесь по-человечески сказано "делалось весело". В общем, я считаю, что перевод господина Бороды не улучшил уже существующий перевод Т.Блантер, а ухудшил его. Может, я выложу в блоге перевод Т.Блантер, чтобы каждый мог сравнить. Но и так уже ясно.

Элиэзер М. Рабинович
- at 2015-03-28 05:56:21 EDT
Я тоже оказался поздним читателем, и комментарии прочитал раньше самого рассказа. Могу сказать, что рассказ "прочитал на одном дыхании" в смысле, что быстро, но без большого соучастия и сочувствия к героям - проблемы, от которых я далек. Тем не менее, спасибо Моисею за ознакомление с новым автором из любимой Италии. Огрехи в переводе в глаза не бросились и чтения не остановили. Обратил внимание только на одно, касающееся моей "керамической" профессии, и то только потому, что на это указал Марк Зайцев: "Но когда наступал вечер, я, сидя у сложенной из майолики печи..." Я не знаю, какое слово стоит в оригинале - "сложенной" или "покрытой", но не удивлюсь, если "сложенной". Откуда малообразованной женщине (а, возможно, и автору рассказа) знать, что печь складывается из кирпича, а майолика - только покрытие?
Марк Зайцев
- at 2015-03-28 02:18:32 EDT
Семен Резник
Вашингтон, США, - 2015-03-27 18:14:16(293)
"Вот сейчас они окончательно решат, кто выше -- Пушкин или Гете". Вопрос о том, что правильнее, -- просто ГУЛЯТЬ или СОВЕРШАТЬ ПРОГУЛКИ, того же порядка, не правда ли.


Я уже думал, что тема не совсем удачного перевода господином Бородой рассказа Наталии Гинзбург закрыта. Что нужно, я сказал, а дальше дело автора прислушаться или нет. Но господин Резник снова поднял эту тему, причем высмеял даже саму постановку вопроса о лингвистических ляпах. Я не буду снова говорить о таких тонкостях, которые слышны внимательному уху и незаметны прочим. В конце концов, и выражение "я кушаю" грамматически правильно и за него двойку на экзамене не поставят. Кто-то слышит здесь фальшь, кто-то нет. Но я возьму совсем очевидный ляп: печь, сложенную из майолики. И задам господину Резнику прямой вопрос: когда Вы работали редактором, попади Вам такая фраза, Вы бы потребовали от автора ее исправить? Ответов может быть только два: да или нет. Так вот, если Вы говорите "нет", господин Резник, то Вы плохой редактор. Значение слова "майолика" можно узнать из любой энциклопедии и убедиться, что из нее печи не складывают. А если говорите "да", то Вы лукавите, считая, что в переводе господина Бороды нет недостатков. Я остаюсь при своем: хороший перевод должен быть сам хорошей литературой. И подобные ляпы в хорошей литературе недопустимы. Можно хвалить переводчика за смелость, за то, что открыл многим нового автора или новое произведение, но отметать критику очевидных недостатков - значит лакировать действительность. И, в конечном счете, сбивать с толку автора. Прими и осознай он критику, может, строже бы относился к слову. А при таком потоке славословий он может подумать, что и вправду его перевод - совершенство. А это, увы, не так.

Берка
- at 2015-03-27 20:22:36 EDT
Рассказ вначале порождает любопытство: незамысловатая ткань повествования, примитивные персонажи, схематический рисунок отношений между ними вызвали у меня надежду, что в простоте этих составляющих рассказа вдруг проблеснёт какая-то неизвестная мне истина. Откровение, роднящее простых людей и людей по-сложнее. Эта надежда не оправдалась.
Но, в конце концов, и простое, даже растительное заслуживает кисти художника. Если он нашёл в незамысловатой натуре потаённый смысл, незаметную с первого взгляда гармонию...
Но даже без таких находок художника полотно может быть бесценным. Ибо положенные им краски, рисунок, композиция... заиграли собственной, абстрагированной от натуры красотой. Но и этого в рассказе нет. Простота обернулась примитивом.
Но в настырном желании читателя - оправдать присутствие рассказа на бумаге, ведь может прозвучать мотив любви к примитиву. Который исполненный мастерски может родить концепцию верного отношения к жизни. Или из запутанного, сложного взгляда на себя выделить что-то простое и понятное. В конце концов - примитив это лаконизм и намеренная скупость изобразительных средств. Этого тоже в рассказе нет.
Он художественно никакой. Без мысли. И пустой по содержанию. Несмотря на три трупа, и драмы нет.
Однако, не сомневаюсь, что рассказ такой же и в оригинале. Не ясно только, почему переводчик взял на себя труд переводить именно этот набор слов. Впрочем, переводчика оправдывает тот незыблемый факт, что большинство попадавшихся мне на глаза рассказов(из прошлого и настоящего) были такого же качества.

Семен Резник
Вашингт&, США, - at 2015-03-27 18:14:16 EDT
Только сегодня, с большим опозданием прочитал этот замечательный тонкий рассказ. Спасибо Моисею Бороде, познакомившему нас с ярким итальянским прозаиком, мне лично совершенно неизвестным. Насколько адекватен перевод, я судить не берусь, так как не знаю итальянского языка, а если бы и знал -- не стал бы тратить время на сличение текстов. Рад, что рассказ прочитан и высоко оцинен столь многими, оставившими свои комментарии. На этом фоне удивляет спор о том, что к самому рассказу имеет далекое отношение. Этот спор напомнил мне эпизод, рассказаный много лет назад моим бывшим коллегой и другом по редакции ЖЗЛ Маратом Брухновым. Марат дружил с Юрием Олешей и нередко сиживал с ним в кафе "Националь". Однажды, за соседним столиком оказалась очень интеллектуальная компания, которая затеяла громкий литературный спор, с очевидным рассчетом обратить на себя внимание Олеши, коего кто-то из них узнал. Олеша просек ситуацию. Молча слушал некоторое время, а потом сказал, обращаясь к Марату, достаточно громко и не без сарказма. "Вот сейчас они окончательно решат, кто выше -- Пушкин или Гете". Вопрос о том, что правильнее, -- просто ГУЛЯТЬ или СОВЕРШАТЬ ПРОГУЛКИ, того же порядка, не правда ли.
Еще раз, спрасибо Моисею, снова порадовшему нас умным талантливым произведением.

Марк Зайцев
- at 2015-02-22 11:24:47 EDT
Эрнст Левин
Мюнхен, - 2015-02-21 23:30:07(811)
Мне казалось, что это намеренная стилизация, что это не переводчик говорит, и даже не автор, а именно та женщина, лирическая героиня, от имени которой ведётся рассказ. Реальная или вымышленная, но явно не русская.


Совершенно согласен! И муж явно не русский, раз собирается искать возможность работы, а не саму работу, да еще врачом в участке, тюремным, наверно, лекарем. Русские в рассказе только Феличетта, да молчаливый садовник, который явно по-русски подмигивал героине, отбрасывая кверху свой чуб. Правда, чуб может намекать на украинское происхождение садовника, но для Наталии Гинзбург это, наверно, все едино. Кстати, почему "Наталиа", а не "Наталия", как принято по-русски? Но вернемся к героине. То, что она не русская, мы установили. Но она и не итальянка, которая вряд ли будет складывать печь из любимой в Италии майолики. Может, она китаянка? На это намекает автор, называя китайцем мертвого ребенка. Но тогда она бы складывала печь из тонкого фарфора, а не из керамики. В общем, в рассказе много темных мест, как и положено высокой литературе. И переводчик сделал ее еще более высокой. Браво!

Эрнст Левин
Мюнхен, - at 2015-02-21 23:30:07 EDT
Рассказ Н.Гинзбург мне понравился. Но гораздо больше понравился перевод Моисея Бороды – прямо очаровал. Причём – самым неожиданным образом! Больше 50 лет я переводил чужие стихотворные и редактировал русские прозаические тексты, и всегда восторгался, когда переводчику удавалось на хорошем русском языке передать "иностранный акцент" автора. Ну например, как С. Маршаку в английских балладах или Ив. Бунину в "Песни о Гайавате".Именно такой эффект произвёл перевод Моисея Бороды. Обычно я очень чутко и раздражённо воспринимаю грамматические или стилевые ляпы и, судя по комментариям, другие читатели тоже довольно беспощадны. Но почему-то в этом рассказе я все эти "семена овощей, полы шляпы, одела пальто" и т.п. благодушно "хавал". Мне казалось, что это намеренная стилизация, что это не переводчик говорит, и даже не автор, а именно та женщина, лирическая героиня, от имени которой ведётся рассказ. Реальная или вымышленная, но явно не русская. Как говаривал Станиславский, "Верю"! Спасибо, дорогой Моше!

М.П
- at 2015-02-21 12:20:58 EDT
Уважаемый Моисей Борода!
Спасибо Вам за перевод малоизвестного в России автора. Я "прогуглила" Наталию Гинзбург и с удивлением обнаружила, что читать нечего на русском языке, кроме того, что Вы перевели.
Таким образом, Вы нам открыли хорошего автора. Огромное спасибо и за инициативу, и за перевод. Спасибо и нашему редактору, познакомившего нас с писательницей Наталией Гинзбург.

Анатолий Шнайдер
- at 2015-02-21 01:42:27 EDT
Марк Зайцев
- at 2015-02-20 12:58:56 EDT
Б.Тененбаум
- at 2015-02-20 05:30:01 EDT
Так вот - претензия к автору перевода по поводу того, что он не употребляет простого слова "... радoвать ..." может только тот, кто знает оригинал, потому что очень может быть, что ""... в его лице появлялось что-то, что приводило меня в радостное настроение ..." описывает персонаж: обстоятельную добропорядочную женщину, как-то вот начисто лишенную не то, что порывов страсти, а даже и их понимания.

Мне кажется, уважаемый коллега, что Вы ошибаетесь. Есть перевод технический, научный, а есть художественный. Не зря же, например, переводы Бориса Дынина стоят в разделе "Смыслы Торы", а перевод Моисея Бороды - в разделе "Переводы". Мне представляются абсолютно необоснованными упреки Борису Дынину в недостаточной художественности перевода. У него была другая цель: максимально близко к оригиналу воссоздать ход мыслей рава Сакса. И это ему удалось. Некоторые канцеляризмы, повторы и прочие погрешности вполне уместны, как, например, в переводе на другой язык приговора суда. Тут важно, чтобы все детали были повторены и поняты правильно, а художественная сторона стоит в сторона. И я считаю, что Борис Дынин прекрасно со своей задачей справился.
=========================
Уважаемый Марк Зайцев, позвольте мне не согласиться с выраженной вами точкой зрения, что книги философа и религиозного мыслителя можно переводить не так тщательно, как художественные произведения.
Уважающий себя переводчик переводит так, что читая его перевод, никто не заподозрит, что он был написан на другом языке.
Имеется в виду, что "уши перевода" нигде не должные торчать. А если читатель будет спотыкаться каждую минуту на повторах, дословном переводе, и прочем, то мысль первоисточника до него доведена не будет. В этом и весь компот ! За переводы сотит браться только людям в совершенстве (в максимальном приближении к нему) владеющим языком, на который они взялись переводить любой гуманитарный текст. Конечная цель - чтобы текст звучал органично на русском (в нашем случае), при самой большой из возможных близости к оригиналу. Это добровольно взятая на себя ответственность, и немалая, и перед автором оригинала и перед читателями перевода.

М. Лернер
- at 2015-02-20 22:29:42 EDT
Эта писательница обладает тайной "умения рассказать" так, что никаким переводом её рассказ невозможно испортить. Не стоит спорить по мелочам и засорять комментарии под её рассказом. А ешё советую некоторым комментатором, нашедшим сходство с романом Флобера, перечитать "Госпожу Бовари". Там - многочисленные приключения молодой женщины, получившей прекрасное (светское(!) - в монастыре) образование и очутившейся в глухой французской провинции - без возможности приложения своих талантов, вкусов, кипучих страстей и пр. А в этом рассказе - зацикленность ( почти паталогическая) героя на простой деревенской девочке. В романе Флобера - поиски незаурядной женщины "абсолюта", закончившиеся трагически, здесь - "антипоиски". Герою, кстати, довольно вялому, ничего и никого не нужно, кроме своей девочки. Истории - противоположные.
Рассказ Гинзбург - динамичный, профессиональный,одним словом, очень хороший.

КМ - Зайцеву
- at 2015-02-20 21:53:13 EDT
Или вот еще. Автобиография Чарльза Дарвина, по моему очень хорошо переведенная. Издание книги 1959 год - значит старая школа - требования к переводчикам были высокие. Специально приведу кусок побольше, чтобы был ясен стиль книги.
Еше раз мы говорим о переводе. Хороший перевод означает адекватное отображение оригинала в языке, на который переводят. Читатель должен, что называеся, должен почувствовать через перевод личность автора книги. Он же и герой книги. И к тому же книга в СССР предназначалась не для масс, а для весьма избранного и образованного круга читательй.

>Но мне приятно вспоминать, что у меня было много и других друзей, совершенно иного рода. Я был в большой дружбе с Уитли, который впоследствии стал лауреатом Кембриджского университета по математике, мы постоянно совершали с ним долгие прогулки. Он привил мне вкус к картинам и хорошим гравюрам, и я приобрел несколько экземпляров. Я часто бывал в Галерее Фицуильяма, и у меня, видимо, был довольно хороший вкус, ибо я восхищался несомненно лучшими картинами и обсуждал их со старым хранителем Галереи. С большим интересом прочитал я также книгу сэра Джошуи Рейнольдса. Вкус этот, хотя и не был прирожденным, сохранялся у меня на протяжении нескольких лет, и многие картины в Национальной галерее в Лондоне доставляли мне истинное наслаждение, а одна картина Себастьяна дель Пьомбо возбудила во мне чувствовеличественного.

Я бывал также в музыкальном кружке, кажется, благодаря моему сердечному другу Герберту, окончившему Университет с высшим отличием по математике. Общаясь с этими людьми и слушая их игру, я приобрел определенно выраженный вкус к музыке и стал весьма часто распределять свои прогулки так, чтобы слушать в будние дни хоралы в церкви Колледжа короля [King´s College]. Я испытывал при этом такое интенсивное наслаждение, что по временам у меня пробегала дрожь по спинному хребту. Я уверен, что в этом моем чувстве не было ни аффектации, ни простого подражания, ибо обычно я ходил в Колледж короля совершенно один, иногда же я нанимал мальчиков-хористов, и они пели у меня в комнате. Тем не менее я до такой степени лишен музыкального слуха, что не замечаю диссонанса, не могу правильно отбивать такт и не в состоянии верно напеть про себя хоть какую-нибудь мелодию, и для меня остается тайной, каким образом я мог получать удовольствие отмузыки.
http://charles-darwin.narod.ru/biography/cambridge.html

КМ - Зайцеву
- at 2015-02-20 21:02:07 EDT


>Позвольте мне Вам возразить. Гугл - абсолютно не аргумент в нашем разговоре (я его спором не называю, сразу заявил, что высказываю только свое мнение - хочет автор прислушаться, хорошо, нет - его высокое римское право). Вопросы стилистики речи - вообще очень тонкая штука. Один слышит "южный говор", другой не понимает, что такое старомосковское произношение. Гугл - зеркало масс. А массы сейчас ужасающе безграмотны. Ориентироваться на большинство - значит обречь себя на воспроизводство мусора. Только примеры из мастеров, только уважаемые писатели и переводчики - вот критерий! Найдите у них подобный оборот именно для первого лица: "Я совершала долгие прогулки по деревне". А в Гугле и печь, сложенную из майолики найдете, и доктора в участке. Дело нехитрое.

Еще раз обратимся к Гуглу

Вот внучка Толстого вспоминает:
«После смерти отца моя мать решила вернуться в Ясную Поляну. Мои отношения с бабушкой сразу сделались очень близкими и нежными. Она много мною занималась — учила меня французскому и немецкому языкам, а также музыке и рисованию. Учила она меня и другому, более важному: быть доброй, справедливой, любить природу, особенно Ясную Поляну... Мы ежедневно совершали с бабушкой длинные прогулки и много разговаривали. Она мне рассказывала о прошлом и часто при этом плакала. ...
http://feb-web.ru/feb/tolstoy/critics/nta/nta-4042.htm

Ну что, говорит от первого лица, в ее семье-то наверное были приличные учителя? Уровень культры речи семьи Толстых вам достаточен?

БЭА
- at 2015-02-20 17:12:36 EDT
Очень хороший, добротный перевод того, что я назвал бы итальянской историей мужского варианта мадам Бовари.
Ожидал от автора-коммунистки большего. А тут - затянутое повествование женского рассказа...
Матусевич в своих женских миниатюрах пишет намного более интерeсно и насыщенно.
Переводчику спасибо за публикацию.

KM
- at 2015-02-20 15:52:37 EDT
Относительно "совершения долгих прогулок" как примера плохого переревода. Критика несправедлива.

Достаточно в Гугле набрать фразу - совершала долгие прогулки - выjдет масса линков. Тут и мемуары гусара об офицерском житье бытье в 1911 году и перевод мемуаров Маргарет Тэтчер. И масса примеров из художественной литературы.
Можно было перевести фразу иначе, но и в таком виде она не стоит слишком больших придирок.

https://books.google.com/books?id=SCJGAwAAQBAJ&pg=PT80&lpg=PT80&dq=совершала+долгие+прогулки&source=bl&ots=g5FOxV4q_0&sig=aSPkRSfroX-dXRqWnDfI3Ss90Zc&hl=en&sa=X&ei=GUTnVNaXA6-OsQS0x4HQAw&ved=0CDsQ6AEwBg#v=onepage&q=совершала%20долгие%20прогулки&f=false

https://books.google.com/books?id=3LOAvRzEE7AC&pg=PT81&lpg=PT81&dq=совершала+долгие+прогулки&source=bl&ots=B7PjFQGmto&sig=Uo9bkEL6URrIPr2QuUGsX_8SIz0&hl=en&sa=X&ei=GUTnVNaXA6-OsQS0x4HQAw&ved=0CCIQ6AEwAQ#v=onepage&q=совершала%20долгие%20прогулки&f=false
...

Марк Зайцев
- at 2015-02-20 12:58:56 EDT
Б.Тененбаум
- at 2015-02-20 05:30:01 EDT
Так вот - претензия к автору перевода по поводу того, что он не употребляет простого слова "... радoвать ..." может только тот, кто знает оригинал, потому что очень может быть, что ""... в его лице появлялось что-то, что приводило меня в радостное настроение ..." описывает персонаж: обстоятельную добропорядочную женщину, как-то вот начисто лишенную не то, что порывов страсти, а даже и их понимания.


Мне кажется, уважаемый коллега, что Вы ошибаетесь. Есть перевод технический, научный, а есть художественный. Не зря же, например, переводы Бориса Дынина стоят в разделе "Смыслы Торы", а перевод Моисея Бороды - в разделе "Переводы". Мне представляются абсолютно необоснованными упреки Борису Дынину в недостаточной художественности перевода. У него была другая цель: максимально близко к оригиналу воссоздать ход мыслей рава Сакса. И это ему удалось. Некоторые канцеляризмы, повторы и прочие погрешности вполне уместны, как, например, в переводе на другой язык приговора суда. Тут важно, чтобы все детали были повторены и поняты правильно, а художественная сторона стоит в сторона. И я считаю, что Борис Дынин прекрасно со своей задачей справился.
Когда же мы имеем художественный перевод, что он должен рассматриваться как самостоятельное художественное произведение. И им может восхищаться и его критиковать человек, даже не знающий языка оригинала. И судить этот перевод нужно, прежде всего, по законам художественной литературы. А сходство с оригиналом - это уже вещь вторая.
Классический пример: вам нравится стихотворение Лермонтова "На севере диком..."? Наверно, нравится. А знаете ли Вы, как далеко оно от оригинала Гейне? Но и люди, не знающие немецкий, восхищаются образом сосны одинокой, мечтающей о пальме далекой. В этом мечтании нет ничего сексуального, не так ли? А в оригинале мужчина (Fichtenbaum, почти Ваш однофамилец!) страдает о далекой женщине (пальме). Он скован льдом (внешними обстоятельствами), а у Лермонтова сосна лишь "снегом сыпучим
одета". Где Вы видели сосну, одетую снегом сыпучем, да еще под сильным ветром (стоит-то на вершине утеса, раскачиваясь)? Но мы все эти мелочи не замечаем и оцениваем перевод как самостоятельное произведение.
Вот Вы говорите, что язык перевода Моисея Бороды описывает "обстоятельную добропорядочную женщину, как-то вот начисто лишенную не то, что порывов страсти, а даже и их понимания". Очень может быть. Но и без страсти "приводить меня в радостное настроение" не звучит. Не говорят русские женщины "Я совершала долгие прогулки по деревне". Это говорят иностранцы, выучившие русский и переводящие "have a nice time" как "иметь приятное время". Из той же оперы "меня охватило возбуждение".
Когда автор перевода пишет "сидя у сложенной из майолики печи", он, по-моему, неправильно понимает причастие "сложенный". Печь складывают из кирпичей, а майолика - это украшающая керамика. Печь может быть украшенной майоликой, выложенной майоликой, но не сложенной из майолики. Никакая самая что ни на есть обстоятельная и добропорядочная женщина, выросшая в деревне, не скажет про печь, что она сложена из майолики. Из нее можно посуду делать, горшки разные, но не печь.
Беда еще в том, что этот корявый канцелярский язык присущ в переводе не только "обстоятельной и добропорядочной женщине", но и ее муж выражается так же. Я уже говорил: не говорят в домашней беседе "искать возможность работы в другом участке". Ищут работу. И потом, врачи, мне кажется, работают не "в участке", а "на участке". В участке может сидеть участковый, полицейский или жандарм.

А к Вашему "в заключение - хотелось бы поблагодарить переводчика" я присоединяюсь и добавлю: и пожелать более тщательной работы над словом.


Марк Зайцев
- at 2015-02-20 12:17:29 EDT
Анатолий Шнайдер
- at 2015-02-20 04:44:31 EDT
Марк Зайцев приседает и кланяется, прежде чем решиться на обычный без "прочел на одном дыхании" комментарий. Причем, умоляет переводчика "не обижаться" дважды, до комментария и после него. Это дурновкусие, болезненное и смешное до неприличия. Взрослые люди, выставляющие свое творение на публичное обозрение, не должны "обижаться". Они "не маленькие".


Вы знаете, уважаемый Анатолий Шнайдер, поведение интеллигентного человека вообще часто нелогично и не вписывается в представление "нормального" человека. Вот в трамвае ему наступили на ногу, а интеллигент говорит "извините". Вы говорите, что взрослые люди не должны обижаться. Но и взрослому человеку критика неприятна, даже если она справедлива. Она доставляет боль, а интеллигентному человеку чужая боль причиняет такие же страдания, как и своя. Сострадание - неотъемлемый атрибут интеллигентности. Есть тут люди, получающие злорадное удовольствие от того, что они нашли ошибку у другого. Так и видна садистская ухмылочка на устах того, кто фамильярно так увещевает: что ж ты, брат, такие ошибки делаешь? Нехорошо-с! Мне это неприятно. Потому и стараюсь как-то уменьшить боль от замечаний. Так воспитан.

Марк Зайцев
- at 2015-02-20 12:09:24 EDT
Читатель, не претендующий быть критиком
- 2015-02-20 05:09:30(574)
Детали критики верны, а в целом рассказ (в переводе, оригинала не знаю) хорош. Но все можно умертвить, разрезая целое на части.


Как раз в художественном произведении детали не менее важны, чем общий замысел и композиция. Я себя к профессиональным критикам не отношу, но задача критика как раз состоит в том, чтобы не бояться разрезать произведение на части, дабы выявить фальшивые скрепы и соединения. Но это не отменяет и общих оценок. Да, рассказ хорош, но его портят неудачные языковые обороты. Как хороший костюм может испортить криво пришитая другими нитками пуговица. Спасибо, что признали верность моих наблюдений над текстом.

Ефим Левертов
Петербу&, Россия - at 2015-02-20 09:03:30 EDT
Повторяю еще раз и по слогам. Мы не можем судить о качестве перевода. Нам не представлен оригинальный текст, а если бы и был представлен, мы бы смотрели в него, как бараны на новые ворота. Мы можем судить только о тексте, представленном нам для прочтения.
Б.Тененбаум
- at 2015-02-20 05:30:01 EDT
"... Увы, малохудожественный перевод далеко не мастерского рассказа.
Во всяком случае в этом более чем посредственном переводе (Марк Зайцев привел далеко не все огрехи) рассказ выглядит жалким переложением "Дьявола" графа нашего Льва Толстого ..."


Ну, для начала - пара слов о тоне отзыва (см.выше):

В далекие уже - увы - молодые мои годы попал я в "Клуб Любителей Кино" на обсуждение фильма Козинцева "Король Лир". Ну, и кому-то фильм понравился, а кому-то - нет, но самое занятное обьяснение "... слабости постановки ..." я услышал от одного солидного такого человека.

Он сказал: "Пьеса плохая ..."

Сколько лет прошло - а этого самодовольного идиота помню и по сей день. Он, правда, на Уильяма нашего Шекспира все-таки особо не нажимал.

Далее - пара слов по существу дела.

Художественный перевод К.Чуковский называл "Высоким Искусством" - у него даже книга есть на эту тему и как раз под таким названием. И вот Чуковский, в числе прочего, обращает внимание на то, что следовать только словарям - дело непродуктивное. Потому что одну и ту же фразу можно перевести как "... белокурая дева, отчего ты дрожишь ? ..." и как "... рыжая девка, почему ты трясешься ? ...".

Так вот - претензия к автору перевода по поводу того, что он не употребляет простого слова "... радoвать ..." может только тот, кто знает оригинал, потому что очень может быть, что ""... в его лице появлялось что-то, что приводило меня в радостное настроение ..." описывает персонаж: обстоятельную добропорядочную женщину, как-то вот начисто лишенную не то, что порывов страсти, а даже и их понимания.

В заключение - хотелось бы поблагодарить переводчика.

И за труд, и за мастерство, и за то, что приходится читать всякие, как бы это сказать помягче - своеобразные отзывы ? - на его переводы серьезной итальянской прозы ХХ века.


Читатель, не претендующий быть критиком
- at 2015-02-20 05:09:30 EDT
Детали критики верны, а в целом рассказ (в переводе, оригинала не знаю) хорош. Но все можно умертвить, разрезая целое на части.
Анатолий Шнайдер
- at 2015-02-20 04:44:31 EDT
Увы, малохудожественный перевод далеко не мастерского рассказа.
Во всяком случае в этом более чем посредственном переводе (Марк Зайцев привел далеко не все огрехи) рассказ выглядит жалким переложением "Дьявола" графа нашего Льва Толстого.
Главный герой не может победить неодолимого сексуального влечения к предмету своей добрачной связи. Собственно, герой этот и женится для того, чтобы побороть одержимость похотью к "запрещенному" объекту. Чтобы не выглядело беспримесным лит. воровством "объекты" эти отличаются разительно, насколько это возможно для воображения среднего писателя. У Гинзбург это вымороченная болезненная малолетка, у Толстого - полная "живой жизни" крестьянка Степанида,. Повторюсь, что есть, тем не менее, небольшая вероятность, что рассказ, несмотря на прямое литературное заимствование, действительно написан превосходно. Но чтобы убедиться или разочароваться в этом необходимо прочесть его на языке оригинала. Этому переводу, увы, доверять нельзя.
Марк Зайцев приседает и кланяется, прежде чем решиться на обычный без "прочел на одном дыхании" комментарий. Причем, умоляет переводчика "не обижаться" дважды, до комментария и после него. Это дурновкусие, болезненное и смешное до неприличия. Взрослые люди, выставляющие свое творение на публичное обозрение, не должны "обижаться". Они "не маленькие".



Марк Зайцев
- at 2015-02-19 23:40:37 EDT
Боюсь, что пойду против общего мнения, все безоговорочно хвалят перевод, а он мне показался немного казенным, словно сделанным иностранцем, хорошо говорящем на этом языке, но язык все равно не родной ему. Я прошу автора не обижаться, возможно, я не прав, но может быть, напротив, это критическое замечание поможет ему делать переводы еще лучше. Вот обороты, которые царапнули и показались неестественными или штампами:

1) "в его лице появлялось что-то, что приводило меня в радостное настроение" - как-то казенно, неестественно: приводить в радостное настроение. Можно же просто "радовать".

2) "мне было неспокойно на душе, меня охватило возбуждение" - тоже так не говорят и, тем более, о себе не думают: меня охватило возбуждение. Можно возбудиться, разволноваться и пр.

3) "убирала, подготавливала дом к лету" - скорее "готовила".

4) "посадить в огороде семена овощей" - так переводит компьютер. Нормальные люди сажают овощи, а не семена овощей. По крайней мере, так говорят об этом процессе.

5) "Муж собирался нас сопровождать и оставаться с нами на месяц" - собирался оставаться с нами - коряво.

6) "Хорошо, если ты хочешь, могу поискать возможность работы в другом участке" - тоже не устная речь, можно поискать работу в другом участке, но не возможность работы.

и т.д. Мне кажется, автор перевода должен был бы еще поработать над словом, убрать лишние слова, подобрать точные. Сейчас же много штампов и канцеляризмов. Прошу не обижаться, отзыв продиктован желанием помочь.

Ион Деген
- at 2015-02-19 18:04:07 EDT
Отличный перевод мастерского рассказа. О таком переводчике любой автор-классик может только мечтать. Но мне переводчик в своём труде подарил ещё нечто неожиданное, что значительно лучше меня, значительно профессиональнее может оценить мой талантливый друг Виктор Каган. Осветил подсознание автора - бессмысленный путь автора, уткнувший его (её) в социализм. Спасибо большое, дорогой Моисей!
Arthur SHTILMAN
NY, NY, - at 2015-02-18 05:27:40 EDT
Спасибо за публикацию и перевод. Кто бы ни был автор - коммунистка, палестинская симпатизантка - это настоящая литература и напоминает лучшее время 1950-х - времена итальянского неореализма. Спасибо М.Бороде за такое чудесное открытие!
KM
- at 2015-02-18 02:30:35 EDT
correctiom

автор плакала

KM
- at 2015-02-18 02:28:03 EDT
Янкелевичу. Действительно отличный рассказ,очень все хорошо написано, но рассказ целиком придуман, явно никак не из жизни автора, а плод ее воображения.
И при этом написан совершенно искренне и вполне возможно автора плакала воображая судьбу несчастной героини.
И что ж это литература. Но умение хорошо фантазировать возможно и делает ее и коммунисткой и защитницей палестинских детей. Тут она тоже очень хорошо нафантазировала, верит, плачет и все это вполне искренне.

Янкелевич
Натания, Израиль - at 2015-02-18 00:37:30 EDT
Моисей, замечательный рассказ, спасибо. Автор, к моему стыду, совершенно мне неизвестен. Для первого знакомства заглянул в Вики и прочитал там, что она, как член итальянской компартии, сильно переживала за палестинских детей, но, впрочем, это на рассказ не повлияло.
Спасибо, Моисей.

Б.Тененбаум
- at 2015-02-17 23:47:10 EDT
Очень сильная проза - и совершенно замечательный перевод. Видно, что делал мастер.
ALT
New York, NY, USA - at 2015-02-17 22:54:17 EDT
рассматривала его из под полы моей фетровой шляпы -

ПОЛА - Свешивающаяся нижняя часть распашной одежды, край, борт. Правая пола. Левая пола. Пола сюртука. У шляпы нет полы, а есть ПОЛЯ. Из-под полы шляпы - твкой же нонсенс, как поля юбки, или подол шляпы.

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//