![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
![]() |
![]() |
Номер 5(6) - май 2010 | |
![]() |
Памяти большого музыканта и моего
учителя В.Л. Майского (1942-1981) В 1967 году в Ростове-на-Дону произошло
чрезвычайное событие – открылся музыкально-педагогический институт, в котором
собрались замечательные педагоги, интересные, талантливые люди. Многие из них
были в своё время гонимы советской властью и заброшены в отдалённые точки СССР.
В Ростове они встретились, полные энтузиазма и вдохновения начать всё сначала,
учить, воспитывать, любить своих новых учеников. И студенты им попались
достойные, потому что принимали по справедливости, никакой процентной нормы для
евреев, как в других вузах, не существовало. Неудивительно, что многие
студенты, подобно педагогам, съехались в Ростов из разных концов огромной
страны. Образовалось небольшое, многонациональное, уникальное в месте и во
времени содружество учителей и учеников, почти что страна Касталия из романа Г. Гессе
«Игра в бисер», где дух царил над материей, дух Начала. Некоторые педагоги поселились в
Ростове, другие преподавали наездами. Одним из таких «гастролёров» был
ленинградский музыковед, органист и клавесинист Валерий Леопольдович Майский.
Мне посчастливилось у него учиться, когда я была студенткой третьего и четвёртого
курсов теоретико-композиторского факультета. Впервые он приехал осенью 1969
года, чтобы начать читать курс анализа музыкальных форм. Он обрушился на нас, как снежная лавина
с гор, опрокинул, затопил потоками музыки, низвергавшимися из-под его коротких
пальцев. Он играл и рассказывал, снова играл и опять анализировал сыгранное. Лекция
закончилась, а мне показалось, что она только началась. Мы вышли в коридор на
перерыв, но Майский устремился к пианино, стоявшему в холле второго этажа, «упал»
на стул, открыл крышку инструмента и опять заиграл. Он играл по памяти огромные
произведения, и, казалось, не было вещи, которую он не мог бы воспроизвести.
Музыку своего кумира И.С. Баха он практически всю знал наизусть. К нашей группе стали присоединяться
студенты других факультетов, слушали, уходили, подходили другие, мелькали
удивлённые, а то и недовольные лица других преподавателей. Валерий Леопольдович
ничего не замечал и всё играл и играл. В этот первый день мы очнулись уже вечером
у того же пианино в холле. Нас осталось трое: Майский, моя ближайшая подруга
Ира Консон и я. Только тогда мы поняли, что целый день ничего не ели, что мы с
Ирой пропустили два важных урока по другим предметам. Но в этот момент нам было
море по колено. Мы предложили Валерию Леопольдовичу пойти поесть в наше любимое
кафе «Золотой колос». Он охотно составил нам компанию. Молодой, обаятельный, наделённый замечательным
чувством юмора, он вёл себя с нами, как с товарищами. Мы болтали на разные
темы, шутили и смеялись. Он в лицах рассказывал о своих ленинградских
профессорах, у которых недавно учился, мастерски подражая их голосам и
интонациям. Мы с удивлением узнали, что наш новый учитель занимался в
консерватории по собственной программе, не совпадавшей с официальной. Он не
смущался, получая тройку по истории музыки, так как материал, данный к экзамену,
бывал не тот, который он в этот момент штудировал. Майский планомерно работал
над собой: ездил в общественном транспорте, уткнувшись в выбранную им самим
толстую партитуру, слушал музыку и играл, играл и слушал, смотрел в ноты и
слышал. Отсюда его обширные и глубокие познания. Я с удовольствием вспоминаю тот весёлый
обед-ужин в «Золотом колосе» в первый день нашего знакомства в октябре 1969
года. Теперь я знаю, что сестра В.Л. Лина Якобсон-Майская, пианистка, лауреат
международных конкурсов, в том самом году переехала в Израиль, а брат,
известный виолончелист, также лауреат многих конкурсов,
Михаил Майский был за это
репрессирован. В 1973 году оба брата, Валерий и Михаил репатриировались в
Израиль. Однако в тот давний вечер в ростовском кафе мы ни о чём таком не
подозревали. Валерий Леопольдович был весел, сыпал анекдотами, много и
интересно рассказывал. И всё-таки, интуитивно мы чувствовали в нём нечто
нестандартное, самобытное, редкое в то время неприятие многих условностей,
канонов (кроме полифонических, разумеется). Выйдя из кафе, мы ещё немного побродили
по городу и разошлись по домам совсем поздно. На следующий день повторилось то же
самое: интенсивные занятия с утра до вечера. И так в течение двух недель,
которые В.Л. провёл в нашем институте в свой первый приезд в Ростов. Не знаю,
называлось ли то, что он преподавал, именно анализом музыкальных форм, но это
было потрясающе. Естественно, что такое сумасшествие могли выдержать немногие,
ведь другие предметы продолжали существовать. Мы с Ирой выдерживали. Она
справлялась лучше. Полненькая, выносливая крепышка, она одолела бы и не такое.
А я всё худела, сгибаясь под тяжестью кип нот, которые мы обе всегда таскали с
собой. Но я не сдавалась, не могла ударить лицом в грязь перед этим
замечательным педагогом и музыкантом. Мы привязались друг к другу. Валерий
Леопольдович ценил наше рвение, всячески поощрял его, легко и охотно хвалил. На
четвёртом курсе он читал нам полифонию. Под его руководством мы хорошо
подготовились и успешно сдали заключительный экзамен по этому трудному
предмету. Мы расстались поздней весной 1971 года в «сиянии тёплых майских дней»
(начало вокального цикла Р. Шумана «Любовь поэта» на стихи Г. Гейне).
Даже не попрощались. Просто убежали радостные после экзамена, и всё… *** Я спешила на концерт. Валерий Майский
сегодня вечером будет играть на органе в Хайфе, в монастыре Стелла Марис. Я
недавно с радостью узнала, что он уже семь лет живёт в Израиле, прибыл сюда доктором
музыковедения, преподаёт в Бар-Иланском университете, концертирует как органист
и клавесинист, с неустанной настойчивостью пропагандирует музыку своего
любимого Баха. В.Л. добился больших успехов, гастролировал в разных странах,
играл во многих концертных залах, церквах. Ещё в мои студенческие годы он
рассказывал нам, что учился игре на органе и клавесине у знаменитого профессора
И.А. Браудо. Мы не виделись девять лет. Я очень
волновалась. Это был человек из моей юности, любимого института, который в те
годы (начало 80-х) был отделён от меня «железным занавесом». Концерт получился
сказочным. Майский, конечно же, много играл Баха, и я чувствовала, как тяготы
моего первого года абсорбции в Израиле растворяются в прекрасных звуках музыки. После концерта я подошла к своему
бывшему учителю. Он посолиднел, но лицо осталось таким же симпатичным и
приветливым. – Валерий Леопольдович, Вы меня
помните? Майский несколько секунд молчал. – Инна?! Вы?! Здесь?!! Вот это пассаж! Мы обнялись. – Инна, я рад, я очень рад, подождите
минутку, я сейчас… Стоп! Кажется, я проехала свою остановку;
выскочила из автобуса и побрела домой, вытирая слёзы. И концерт, и встреча
существовали только в моём воображении. Я не попала на концерт! Я тогда ещё
плохо знала Израиль, не учла, что автобусы ходят раз в час, а до Стелла Марис
мне нужно было добираться двумя автобусами. Прождав по часу на каждой
остановке, я поняла, что уже нет смысла куда-либо идти, и долго ждала обратного
автобуса. Как обидно! «Ничего», – утешала я себя, «в другой раз возьму такси».
Это было в ноябре 80-го, а в июне 1981-го он погиб в автомобильной катастрофе в
Германии. Ему было всего тридцать девять лет. В.Л. учил нас писать фуги. Его
многоголосная фуга прервалась на середине. Он ушёл молодым, весенним, Майским… Я вижу и слышу его, играющего на органе Баха в какой-нибудь немецкой Kirche. Он играет сильно, вдохновенно, мощные звуки органа устремляются вверх, к высокому куполу. Немецкая паства, затаив дыхание, слушает еврея-органиста и возносит молитвы к Богу. А у него одна религия – Музыка, и он отдаётся ей с истинно религиозной страстью своей пылкой души.
Декоративная плитка большего размера для ванной комнаты. |
![]() |
|
|||
|