Виктор Захаров

Долгие годы, начиная со школы, я вел записи, которые можно «читательским дневником». Записывал, как правило, в школьных тетрадях в клеточку по 24 листа. Тетради нумеровал. И таких «номеров» накопилось-сохранилось где-то с полсотни. Иногда в этот ряд встраивались разные записные книжки нестандартных форматов. Стиль записей свободный и меняющийся. Как полагается, так наз. выходные данные. Иногда собственные мысли. Но, в основном, цитаты (с номером страницы). Как правило, много, иногда и большие. Такое вот желание оставить с собой и поделиться с друзьями понравившимися местами... Ведь сканеров и Интернета тогда не было!

Потом свободного времени, эмоционального волевого накала и самодисциплины становилось меньше и чит. дневник как «жанр» прекратил свое существование. Но желание что-то фиксировать и делиться осталось. И вылилось в то, что и представлено вашему вниманию ниже.

Б48 Переписка из трех углов: эпистолярный роман / Раиса Берг, Евгений Биневич, Анна Тамарченко. – СПб.: Алетейя, 2009. – 336 с.: ил. ISВN 978-5-91419-139-6

В основе книги подлинные письма Р.Л. Берг, генетика с мировым именем, диссидентки, высланной из СССР, автора воспоминаний «Суховей» (Нью-Йорк, 1983; Москва, 2003), и литературоведов А.В. и Г.Е. Тамарченко, профессоров, учителей Е.М. Биневича, покинувших страну из-за уехавших детей и внуков. В их письмах рассказывается о том, как они входили в жизнь Америки. А в письмах из России Евг. Биневич без цензурных внутренних «тормозов» рассказывал о жизни и событиях, происходящих на покинутой ими родине.

В книге использованы фотоматериалы из личных архивов Р.Л. Берг и Е.Б. Биневича.

Это рассказ о нашей жизни здесь в 1970-90-е годы (письма Биневича) и о жизни наших друзей, уехавших за рубеж (письма Берг, Тамарченко). И здесь, и там – жить – трудно! Здешнюю жизнь в те годы я еще помню. Рассказ о тамошней жизни – правдивый, непредвзятый и … и изнутри, без всяких прикрас, для меня местами был нов. Рассказ, показывающий, что … «везде хорошо, где нас нет». И что люди – везде люди, с их достоинствами и пороками. Как в России, так и на Западе. И еще что люди меняются. Как менялись и герои данного романа.

2. Дм. Быков. Булат Окуджава (ЖЗЛ). М., 2009 (еще не дочиталL).

Я, не умея петь, очень люблю бардовскую песню. Будучи сентиментальным по природе, люблю её еще и как память о детстве-юности и как воспоминание о том, что было в стране, о наших «оттепелях» и «заморозках». Для меня хорошая литература всегда еще и квинтэссенция моей и нашей жизни. «На них (стихах – В.З.) лежит отблеск эпохи, они удивительным образом вобрали и тогдашнюю наивность, и тогдашний пафос, – а ведь мы ценим песню еще и за эту способность: она концентрирует то, чем мы жили. Бессмертие обеспечивается не только совершенным образцам, … но и сочинениям, в которых время явило себя с наибольшей полнотой» (с. 333-334). И Окуджава ‑ из тех бардов (немногих), которых я «боготворю», может быть, самый любимый. Но помимо Окуджавы, в книге есть и второй «герой» ‑ сам Дмитрий Быков. Этого талантливого писателя, поэта и публициста я знал по откликам и по публикациям в «Новой газете». Здесь же я увидел тонкого, умнейшего и высоко эрудированного литературоведа. А уж я в этой «братии» разбираюсь! Тем более, на книге стоит посвящение одному из моих любимых и уважаемых критиков-литературоведов, Льву Александр. Аннинскому.

Эта книга еще не была закончена, когда ее автору уже пришлось столкнуться с неудовольствием отдельных читателей по поводу первых опубликованных глав. Одним – быть может, заслуженно – не нравилась кандидатура биографа, другие – быть может, обоснованно – полагали, что время для взвешенной работы на эту тему еще не пришло.

Булат Окуджава жил среди нас недавно: одиннадцать лет для истории не срок. Многим из нас – подобно автору – повезло его слушать и с ним говорить (сказать «мы знали его» имеют право лишь ближайшие родственники и узкий круг друзей). Его жизнь тесно сплетена с историей российского двадцатого века, несколько раз эта история проехалась по его биографии асфальтовым катком, а однозначно оценить великие и страшные события, пристрастным свидетелем и участником которых ему довелось быть, вряд ли смогут даже потомки. Все еще горячо – и вряд ли остынет, если так и будет повторяться.

Наверное, другой персонаж не вызвал бы такой полемики. Но Окуджава – случай особый: каждый чувствует его личной собственностью. С помощью сложных, сугубо индивидуальных приемов, которых мы попытались коснуться в этой книге, он создавал рамочные конструкции, в которые слушатель может поместить себя и свою судьбу – так сказать, пропитать его стихи, песни и даже прозу личными биографическими обстоятельствами. Каждый был уверен, что Окуджава поет лично для него и о нем. Каждый – кроме тех, кто с первых звуков его песен и самого имени испытывал к нему необъяснимую, избыточную злобу, подобную той, какую ладан вызывает у чертей.

В результате почти любой слушатель Окуджавы имеет свою версию его биографии и тайного смысла его сочинений, а к чужим попыткам истолковать и просто изложить его судьбу относится с пристрастием и ревностью. Это не просто нормально – для поэта это счастье, свидетельствующее о стойком читательском неравнодушии. Проблема в одном: между биографами и исследователями поэта, на которого каждый смотрит как на близкого родственника, существуют неизбежные разногласия, переходящие в конфликты.

Автору хотелось бы призвать к некоему «водяному перемирию». Все, кто любит Окуджаву, заинтересованы в том, чтобы появилась его научная биография, чтобы вышло тщательно выверенное и по возможности полное собрание сочинений с черновиками, вариантами и комментариями, чтобы мы получили наконец полное собрание его песен (честь, которой уже неоднократно удостаивались Галич и Высоцкий). Его творчество активно изучается, чему порукой регулярные научные конференции в переделкинском дачном музее. Биографических книг об Окуджаве выйдет еще не один десяток: места хватит всем. Я постарался учесть пожелания, советы и поправки родных и близких поэта, всех его друзей, кто любезно согласился ознакомиться с рукописью, и наиболее видных исследователей его творчества. Разногласия в оценках и расхождения в датировках, увы, неизбежны, поскольку речь идет о недавней истории, а главное – о литераторе, сознательно и умело путавшем следы при создании авторского мифа. Мне кажется, создание полного, документированного и выверенного жизнеописания одного из самых известных и значимых поэтов России – повод забыть о любых личных трениях и общим усилием осмыслить его судьбу и дар.

А предложить читателю нечто безупречное я не надеюсь. При работе над книгой мне часто приходилось вспоминать слова из авторского предисловия к повести «Будь здоров, школяр!»: «Всем ведь не угодишь». При всей своей простоте они серьезно облегчают работу.

3. Виктор Астафьев. Веселый солдат. СПб., 2002

Ты знаешь, я довольно хорошо знаю русскую и особенно советскую литературу. И многих писателей ценю. По разным критериям. Но есть среди них и любимые: Ю. Трифонов, Ю. Домбровский, В. Некрасов, В. Распутин, В. Белов, В. Шукшин, А. Платонов, А. Володин и мн. др. Но может самый близкий мне – Виктор Астафьев.

И вот я, наконец, добрался до его последнего маленького автобиографического романа (читал летом в Болгарии). Роман состоит из 2 частей: война и после войны. И то, и то показано правдиво и без прикрас. С любовью к жизни и с ненавистью к ее мерзостям, которых всегда хватает, а в те страшные времена их было через край. К писателю Астафьеву судьба была благосклонна («правда побеждает»), личная же жизнь Виктора Петровича полна трагизма. И остается «любить и плакать», как пишет он на последней странице романа, и перечитывать его исповедальные произведения.

4. Виктор Астафьев. Нет мне ответа. Эпистолярный дневник. 1952-2001. Иркутск, 2009 (читал выборочно).

И не только произведения. Следующая книга из моего списка, еще более исповедальная: это письма В.П. Астафьева разным людям, упорядоченные по хронологии. 720 страниц, с фотографиями.

Здесь всё: и жизнь самого писателя, и судьбы других людей, и жизнь страны, и политика, и идеология, и философия…

«Казалось, жизнь делала всё, чтобы не было у нас такого писателя – изувечила его детство, кинула в мясорубку войны, добивала вернувшегося с фронта солдата послевоенной нищетой и голодухой, мучила сознание идеологическими догмами, кромсала безжалостным цензурным скальпелем лучшие строки. Он выстоял! Не сделался ни озлобленным обывателем, ни диссидентом с кукишем в кармане, ни литературным барином вроде тех, чьи имена как-то мгновенно исчезли и забылись в наши дни. Он всегда оставался самим собой, не считаясь с пустыми и бездарными мнениями, с «веяниями» времени, с навязываемыми нормами. Астафьев сам по себе был и норма, и правило и, как доказало время, стал истинно национальным писателем в самом высоком смысле этого трудного понятия», ‑ читаем мы в предисловии составителя.

И ему, Ген. Сазонову, за эту книгу отдельное и огромное спасибо!

И чтение этих писем не только даёт какие-то новые знания и понимания, но и очищает душу и помогает каждому из нас выстоять в нашей жизни.

5. Л.Г. Лахути. Образ Сталина в стихах и прозе Мандельштама. Попытка занимательного чтения

Делир Гасемович, сын классика таджикской советской поэзии (Лахути Абулькасим (Гасем) Ахмад-заде), мой хороший коллега по информационному поиску и очень интересный человек. Жил и по сей день живет в «Доме на набережной».

Помимо множества разных научных статей и промышленных информационно-программных разработок перевел, например, Карла Поппера – знаешь кто это? J

Книга анализирует буквальный и сопутствующий смысл «Оды к Сталину» и др. текстов. Большой библиограф. список и анализ лит-ры по теме.

Любопытно, но … мало что добавляет к пониманию М-ма.

Глубоко качественное исследование того, как зародилась Чехословакия, как она развивалась на фоне событий в Европе и как она пала, проданная/преданная так наз. западными демократиями. Особенно мне показался интересным последний раздел «Крушение маленького государства». Причем это чтение напомнило мне читанный когда-то замечательный детективный роман выдающегося чешского переводчика, писателя, литературоведа Яна Забраны «Убийство с гарантией» (Vražda se zárukou,), действие которого развивается в то же время.

Фронтисписы разделов иллюстрированы графикой Тойена, великой чешско-французской художницы (sic!), см., напр.:

Любовный роман современного популярного чешского писателя.

От лица молодой чешки (Лаура) о ее отношениях с людьми (с мамой), и, в первую очередь, с мужчинами (Оливер). Написан живым языком. Замечательные диалоги. Есть и образы, и сюжетец, и психология, и юмор, и пародия. Все дано в письмах или в пересказе. И всё кончается хэппи-эндом.

***

А теперь несколько слов о новостях экономики и бизнеса.

Мало кто задумывается сейчас над смыслом слова «дача». Всем понятно, что речь идет о домике с участком за городом, где можно отдохнуть от городских забот и хлопот. Дачей называют и домишко на шести сотках без каких-то удобств, и шикарный каменный дом-дворец на участке, поросшем лесом, площадью гектар и более. Дача – заветная мечта горожан. А слово имеет общий корень со словами «давать», «дар», «дань» и «подарок». Раньше царь мог подарить поместье с домом, дать «дачу» своему подданному.

Сейчас «дачи» не дают, а покупают. Цены, конечно, разные, многое зависит от того, вблизи какого города стоит дача. Самые дорогие, естественно, в Подмосковье. Прежде всего, потому, что дороги земельные участки в Подмосковье. Ведь многие из многомиллионного мегаполиса хотели бы иметь такой участок – поближе к городу, но и в местах, не загаженных цивилизацией. Хорошо бы вблизи воды, реки, озера, водохранилища... А если еще и лес рядом, и сообщение с Москвой удобное – то тут высокие цены себя оправдывают. Вот, например, участки во Фрязино. Тут строят и дорогие коттеджи, и дома экономкласса. И скоро уже места для нового строительства не останется. Поэтому так важно вовремя сориентироваться и купить участок, пока есть. Покупка земельного участка – лучшее вложение денег.