Действительность, превращенная в неправду

Русский интеллигент, личность явно не ординарная, возможно, поэтому весьма симпатичная, человек, к которому я питаю добрые чувства, подарил мне отлично изданную книгу Виктора Астафьева «Прокляты и убиты». (Москва, Эксмо, 2009 г.), считая, что я обязан прочитать этот роман. Вообще об этой книге уши мне пожужжали. Причём, большинство отзывов было просто восторженным. Правда, восторгавшиеся были не фронтовиками, хотя именно они говорили, что эта книга открыла им глаза на ужасы войны.

Произведений Астафьева не читал. Не имел представления о нём, как о писателе. Знал, правда, что он зоологический антисемит. Даже на себе ощутил порцию астафьевского антисемитизма.  Но, в конце концов, не повод же это, чтобы не познакомиться с его творчеством. Не отвергаю ведь я Вольтера и Гоголя, Достоевского и Шопена, Ренуара и Вагнера потому, что они антисемиты. Почему же не следует прочитать книгу Астафьева о войне, тем более, что меня всегда интересовала и продолжает интересовать военная тема?

С первых же страниц книги, начинающих описывать запасной полк, на меня дохнула такая знакомая, такая затхлая, невыносимая, нечеловеческая, подлая атмосфера, в которую погружён несчастный советский солдат перед уходом на фронт. Сильно написано.

31-го декабря 1942 года меня после второго ранения  ещё не окрепшего и почти недолеченного выписали в 21-й учебно-танковый полк. К счастью, пробыл я в нём всего несколько дней. Не успел стать доходягой от голода и глупой, никому, тем более танкисту в боевых условиях не нужной муштры.  Я мог подумать, что это единственное в своём роде подразделение Красной армии, не отличающееся от концентрационного лагеря. Подумать, что больше нигде  нет ничего подобного. Но в конце мая 1944 года в Нижнем Тагиле на 183-м заводе получил танк, а к нему экипаж, выпущенный из местного учебно-танкового полка. «Господи! – Подумал я, - как же воевать в одном экипаже с этими дистрофиками?».  Оказывается, запасной полк, в который я попал после госпиталя, не единственный в Красной армии. Башнёр – кожа да кости. Ему  ведь предстоит в тесном боевом отделении танка на ходу испод ног левой рукой поднять пятнадцатикилограммовый снаряд и правой рукой дослать его в казённик орудия. А у него нет сил для этого даже в открытом пространстве. Механик-водитель двумя руками с трудом переключал кулису перемены передач. Ко всему, вождению танка он обучался всего восемь часов.

Вот почему, начав читать, я был благодарен автору за то, что он так реалистично знакомит читателя с обстановкой запасного полка. Но жёлтый огонь светофора зажёгся предо мной, когда вскоре наткнулся на первую ошибку. В такой книге всё должно быть документально точно, чтобы у читателя не могло возникнуть сомнений, чтобы не решил читатель, что автор, не имеющий представления о предмете, подменяет истину вымыслом.

Виктор Астафьев, безусловно, был в запасном полку. Не мог не быть, призванный в армию (а не доброволец, как указано в его биографии) в восемнадцатилетнем возрасте. Но создавать книгу начал через пятьдесят лет после описанных событий. Подвела его память. И всё-таки странно, что он забыл разницу между капитаном и старшим политруком, тем более, что автор так старался создать отрицательный образ. (Зато в 1943 году у него комиссары, когда такое звание уже ликвидировали). Не было в 1942 году начмеда военного округа. Был начальник медицинской службы, военврач определённого ранга.

Несколько раз Астафьев называет в ту пору Красную армию Советской армией. Не знает автор, что командир, до войны окончивший Забайкальское пехотное училище, выпускался лейтенантом, а не младшим лейтенантом. Что командир не мог сидеть на гауптвахте, а только находиться под домашним арестом. Что осуждённый офицер не в штрафной роте, а в штрафном батальоне. Эту ошибку в дальнейшем он повторил, поместив в штрафную роту врача-офицера. Забыл автор, что в 1942 году в Красной армии ещё не было понятия офицер, а командир, или политработник – политрук, комиссар. Что у командира Красной армии не мог быть значок БГТО. Такой значок мог быть только у ребёнка. Что никаких иммунологических данных в красноармейской книжке не было и не могло быть. Пустяки? Возможно. Меня, например, знающего, что это просто ошибки автора, описывающего реальность, такая небрежность только раздражает. Но ведь читатель, не видевший всего этого, перестанет верить даже правде.

По мере продвижения по книжке уже натыкаешься не на, скажем, неточности, а на ошибки, просто уничтожающие текст, вызывающие сомнение в минимальной компетентности автора.

Конец января 1943 года. Завершается разгром Шестой немецкой армии, итальянцев и румын под Сталинградом. Но в книге ни звука, хотя эти события в ту пору больше всего занимали солдат и имеют непосредственное отношение к героям его книги. Более того, Астафьев пишет, что в это время Воронежский фронт  скрытно готовился к наступательной операции. Но уже в декабре 1942 года без всякой «скрытости» Воронежский фронт в Среднедонской операции разгромил 8-ю итальянскую армию. Допустим, не знал этого начинающий солдат Астафьев, ещё в запасном полку, или только что прибывший в действующую армию. Но если пишешь о чём-то, чего не знаешь, или в чём неуверен, надо хотя бы посмотреть в соответствующие источники. Увы, Астафьеву это не свойственно. Дальше это будет повторяться неоднократно. Как правило.

По мере чтения всё больше огорчали меня и даже раздражали такие ошибки. Но на странице 317 наткнулся на следующее: «…кто-то из комсомольцев-добровольцев. начитавшийся книг, допрежь всего бестселлера соцреализма “Как закалялась сталь”, и внявший воплям неистового публициста: “Хочешь жить – убей немца!”,  “Где увидишь, там и убей!“ – завидевши на другом берегу врага, спустившегося с ведром за водой, схватил винтовку и подстрелил его». Так было нарушено негласно установившееся перемирие, за что солдат получил тумаки и от командира взвода и от командира роты. Не знаю, был ли на фронте подобный случай. Думаю, за такое перемирие расстреляли бы командира соединения. Я уже не говорю о стиле этого пассажа. Но оцените моральную позицию даже не солдата Асафьева, а позицию автора. Кроме того, не было сомнений в том, кого автор презрительно назвал «неистовым публицистом». На этой странице мне захотелось прекратить чтение. Всё таки превозмог себя. Привычка дочитывать до конца.

И пополнялась коллекция. Командир дивизии – генерал-лейтенант! Это в 1943 году, когда командирами дивизий в основном были полковники. Помощник помкомвзвода. Что это? Недалеко от клокочущего фронта немцы Поволжья.  Хоть бы на карту посмотрел, чтобы оценить это «недалеко». «На ротной кухне ящики с консервами» Я обомлел! В каком это подразделении была ротная кухня? А ящик с консервами! В ящике с консервами 24 банки. В воюющей роте в самом лучшем случае вряд ли наберётся 40-50 солдат. Какой же старшина выдаст повару ящик, один только ящик консервов, а тут ящики! Командир артиллерийского полка, симулянт,  «с язвой желудка залёг в санбате». Тут просто надо совсем не иметь представления об армии, или нагло плевать на истину ради выдуманной ситуации. Раненого после раздробления голени со свищом  и «ободранной лонгеткой» (?)  выписали на фронт. До большего абсурда даже додуматься трудно. На фронте ночью «красные и зелёные огни самолётов». Астафьев не был на переднем крае. Но ведь и там, в тылу, где он на своём грузовике возил боеприпасы, в ночном небе можно было только слышать рокот самолётов. Что лётчики самоубийцы, чтобы демаскировать себя огнями? Награбленное у народа золото пошло на позолоту погон. Где на фронте автор видел позолоченные погоны?    «Осветительные ракеты, светя ошметками». Какими ошметками? Осветительная ракета, пока не погаснет, подобна электрической лампочке. Светит лампочка ошметками?

В такой же тональности «взвод истребителей» (о самолётах), капсюль гранаты, «спусковая  скоба» (это у какого оружия?), «малинопогоники», «сверкая кокардами», младшие политруки на фронте в ноябре 1943 года. В ту же пору – командир танковой дивизии. Не было танковых дивизий. Были танковые бригады, танковые корпуса, танковые армии. Лётчицы на истребителях. Это двукрылык «У-2» истребители? Конца нет подобным нонсенсам.

Определить, что Виктор Астафьев не был воюющим солдатом, мне достаточно по одной фразе: «свежегорящая смазка пулемёта». Какой же солдат, даже самый нерадивый, будет стрелять из пулемёта, из винтовки, из автомата, из пистолета, не удалив смазки? Просто удивительно! Солдат, служивший в артиллерийском полку, не знает, что орудия, поддерживающие пехоту, болванками не стреляют. Ведь на плацдарме у немцев не было танков.

Поэтому меня уже не удивляло, что автор не имеет понятия о переднем крае и об оружии. На господствующей высоте над Днепром у немцев противотанковый ров. Даже если допустить, что немецкой дивизией командует клинический идиот, приказать выкопать противотанковый ров в этом случае он не мог. Но, может быть, противотанковый ров выкопали советские войска при отступлении в 1941 году? На высоте, соседствующей с оврагами?  Перед рекой? Нет, при всём бардаке в начале войны в Красной армии тоже не было таких клинических идиотов. Это изобретение автора. И как можно располагать пехоту в обороне в противотанковом рву? И что такое немецкое истребительное орудие?

Надо ли удивляться тому, что описания немцев вообще ни в какие ворота не лезут. Чего стоит история побега из советского плена, из далёкого советского тыла двух немцев и вообще их приключений? Стоит ли говорить об описании немецких наград, о которых у Астафьева абсолютно нет ни малейшего представления. А откуда оно может быть у автора, не имеющего непосредственного опыта и не пользующегося справочной литературой?

Множество ошибок, только незначительная часть которых приведена для примера, можно объяснить незнанием. Но как объяснить отсутствие понятия времени, доводящее изложение до абсурда? Не поленился подсчитать, сколько лет матери Алексея, с описания которого начинается роман, в момент его призыва в армию. Оказалось  27. Алексея естественно призвали в восемнадцатилетнем возрасте. Могла ли в  северном отрезке Оби девятилетняя дама родить ребёнка?

Вот к чему приводит отсутствие ощущения времени: «Первый бой дивизия генерала Луконина приняла в Задонской заснеженной степи, встав на пути немецких войск, прорвавших фронт и стремившихся не выручку еще одной окружённой армии, кажется, итальянской или румынской».  Дивизия, как пишет автор, выехала из Сибири в конце января 1943 года. Естественно, в Немецкую автономную республику она прибыла не через несколько минут. Там дивизия, как пишет автор, занималась боевой подготовкой, доукомплектовывалась, вооружалась. Допустим, это заняло минимум две недели. Таким образом, на фронт дивизия могла попасть не раньше середины февраля. О каком же немецком прорыве вообще можно говорить, если Сталинградская операция завершилась 2-го февраля? Не говоря уже о том, что никакого прорыва, который должна была совершить армия Манштейна, вообще не было.

В некоторых случаях временные нелепости доходят до анекдота не меньшего, чем возраст матери героя. Командир роты, затем командир батальона Щусь вступил в бой, как только что подсчитано, в лучшем случае в середине февраля. Был ранен. Допустим, в первый же день боя. После госпиталя получил отпуску. Для этого ранение должно было быть достаточно серьёзным. Следовательно, Щусь был в госпитале, скажем, минимум 2 месяца. Следовательно, к жене в Сибирь он мог добраться не раньше конца апреля. А уже в октябре во время боёв на Днепровском плацдарме ему известно о рождении сына. Можно упустить время, необходимое для получения письма из Сибири. Что там каких то несколько недель! Главное, что пятимесячная в самом оптимальном случае беременность завершилась так удачно.

Виктор Астафьев с иронией описывает красивый значок, появившийся на плацдарме буквально через несколько дней после форсирования Днепра. Возможно, значок изготовили даже до начала войны. Кроме вопросительных и восклицательных знаков без всякого текста такую фантастику обсуждать невозможно. Что уж говорить о  66 миллионах населении Германии в 1939 году, которое у Астафьева 85 миллионов. Подумаешь, прошло каких-то 60 лет! Что для этого автора время!

Виктор Асафьев пишет о марше пленных через Москву после завершения Сталинградского окружения. Не было такого. Первый и единственный марш нескольких десятков тысяч пленных немцев, прошедших через Москву, состоялся летом 1944 года. В медсанбате хирурги «в серо-голубой медицинской спецовке». Ещё в 1977 году в Советском Союзе эта «спецовка» была белой. И не было в ту пору понятия предынфарктное состояние. Все эти «мелочи» проходят мимо внимания автора.

Впрочем, многого, описанного в романе, не было. Не было в запасном полку рекламных щитов. Что там рекламировать? Не было в Красной армии в 1943 году понятия фельдфебель. Не было в госпитале няни. Не мог у Шестакова в бою карабин превратиться в автомат и автомат в карабин. Не мог тяжелораненый солдат с перебитой ногой прыгать по пересечённой местности. Не было немецкого контрнаступления с форсированием Днепра. Боюсь возразить по поводу туч мух на плацдарме. Но всё же возникает сомнение, могли ли быть мухи во время начинавшегося снегопада. Не могло быть у командира роты, а затем командира батальона за полгода два ряда орденов и медалей. Даже у маршала.  Много ещё несоответствий, несуразностей, цитирования песен и стихов, которых не было в ту пору.

Значительно хуже нелепости, объясняемые не незнанием, а мировоззрением Виктора Астафьева. Начальник Главного политического управления Рабоче-крестьянской Красной Армии не ненавидимый еврей Мехлис, а русский Щербаков. Но ведь именно еврей должен быть другом еврея, презренного начальника политотдела дивизии. Автор не знает, что не начальник политотдела главная ненавидимая им политическая единица, а заместитель командира дивизии по политчасти, до 1-го января 1943 года комиссар дивизии. В книге такой личности нет. Начальник политотдела и до и после занимал такую же должность. Карикатура похорон начальника политотдела вообще выходит за границы здравого смысла. Гроб, окантованный серебром. Серебряные ручки. И духовой оркестр, играющий Девятую Героическую симфонию Бетховена (Не знает автор, что Героическая симфония не Девятая, а Третья. Так зачем позориться?). А ещё полонез Огинского. На похоронах! И это всё на берегу ещё прифронтового Днепра! Но антисемитизм Астафьева непреодолим.  Даже положительный герой, начальник связи артиллерийского полка внешне типичная геббельсовская, штюрмеровская карикатура еврея. Есть ещё перлы в комментарии, добавленном автором. Не сдержался Астафьев. Как в анекдоте скорпион на лягушке.

Всё написанное выше - отзыв солдата, реакция на факты в книге о войне, участником которой он был. Я не литератор. Не моё дело судить о художественных достижениях и недостатках книги. Астафьев, безусловно, мастер. Описания биографий героев книги, привязанные к местам, которые знакомы автору, могли бы существовать как отличные отдельные рассказы.  Прямая речь персонажей, переполненная уральским и сибирским диалектом, сдобренная сленгом и матом, богата, образна. Хуже, когда литературный русский язык собственно автора засоряется диалектом и сленгом. Плохо, например, испитое лицо у девочки-ребёнка, тендряхнул водочки, похожий на прыткую насекомую, слышал боль, его и на кине показывают и т. д. Это не прямая речь и не литературный  русский язык.

Вероятно, книга могла выиграть, если бы сократить в ней значительную часть ботаники и зоологии. Из 794 страниц оставить примерно 400-450. Это субъективное мнение рядового читателя. Но как эту книгу сделать правдивой?