![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
![]() |
![]() |
Номер 3(28) - март 2012 | |
![]() |
- Владик,
привет. Есть работа. Для обоих.
- Ким, ты?
Если это шутка, то поверь мне...
- Нет, не
шутка. Будем снимать.
- Снимать?!
Боже милостивый, я уже и отвык от этого слова! Ну-ка повтори еще раз. А теперь
погоди, я должен переварить. Перезвони мне. Нет, стой! Не вешай трубку. Черт
возьми, голова кругом... что я хотел спросить?.. вспомнил. Аванс будет?
- Почти в
кармане! Только контракт подписать.
- Так за
чем дело?! Тебе нечем подписать? Может быть, подвезти ручку?
- Влад,
есть одно "но". Это игровое кино, а, если ты помнишь...
- Послушай,
Ким, - запыхтел в трубку Влад, - ты в своем уме? Мы уже год нормально не
жрамши. Или у тебя масса вариантов? Может быть, ты нашел скатерть-самобранку
или лампу Аладдина? Живо подписывай, пока эти чудаки не передумали.
- Понято.
Ким
вернулся и подписал, моля бога, чтобы в последнюю минуту Влада не заменили
кем-нибудь другим.
Бог
услышал.
Они нашли
друг друга еще в училище. Ким учился на режиссерском факультете, Влад - на
операторском. И стали неразлучны. Ничто не объединяет людей так мгновенно, как
общая ненависть к чему-то третьему. Для них этим третьим было игровое кино. Эту
ненависть они пронесли через всю учебу, как полковое знамя, и после училища
устроились на одну юную студию, которая открыла цикл передач про зверей. Но не
про любых - про любых бюджет не позволял, - а про обиженных человеком.
Назывался цикл "У кошки четыре ноги". Любители черного юмора шутили,
что своим названием передача дипломатично напоминает будущим и нынешним
мучителям животных, что у кошки должно быть не менее четырех ног, а хвост
непременно длинный. Недвусмысленный намек сохранить животное в первозданном
виде. Цикл был перспективным и с подачи вегетарианцев грозил перерасти в более широкую
кампанию, охватив милосердием не только мелкую, но и парнокопытную фауну,
которую безжалостно рубили на отбивные.
Однако
из-за нехватки денег студия лопнула. Заинтересованных спонсоров не нашлось, в
том числе среди вегетарианцев. В итоге Ким с Владом тихо уселись на мель и
стали голодать. От полного истощения спасали только случайные деньги, которые
Ким получал за редактирование сценариев. Еще в училище он открыл в себе талант
диалогописца. Диалоги у него получались легкие, воздушные. Этот дар знакомые
сценаристы оценили и изредка подбрасывали ему сценарии с просьбой
"подправить разговор". Ким не редактировал. Он переписывал заново, и
те не возражали.
Влад ничего
своего в их скудную копилку не вкладывал и страшно мучился от осознания своей
полнейшей ненужности.
- Надо было
на режиссерский идти, - мрачно шутил он, - безработный режиссер может
идею-другую продать, а я только свою камеру, да и то лишь один раз. Но без
камеры я уже как бы не человек. Если бы не ты, Ким, был бы я клошаром. Ночью
спал бы на скамейке, а днем ждал чуда.
Однако
последнее время клошарство грозило обоим. Кино задыхалось в безденежье, и этот
источник почти иссяк. Ким растягивал скудные деньги как мог, но, хотя и делал
хорошую мину, внутри сидел страх, от которого противно тянуло в области живота.
И вдруг
предложение! Как лотерейный билет на крупную сумму. Как кошелек на улице,
набитый конвертируемой валютой. И, набирая номер Влада, Ким думал:
"Интересно, кто их навел на нас?" Возможно, кто-то из друзей,
присылавших сценарии на редактирование. Но уж никак не фанаты покойной передачи
про "четыре ноги". Потому как, по мнению Кима, они не могли не
понимать, что снимать людей и снимать животных - вещи несовместимые.
Он вышел из
студии с контрактом. На углу его уже ждал Влад. Он уже почти успокоился, только
ноздри подрагивали.
- Влад, ты
хоть представляешь себе, как снимать игровое кино? Лично я - нет. Со зверем
как-то понятнее, хотя и бегать приходится, выжидать, затаиваться.
- Ким,
насобачимся и с людьми. Куда деваться? К тому же, если подумать, с ними проще.
Человек не вспорхнет, не убежит, не набросится на тебя. И мигрировать за ним не
надо, отслеживая места кормежки и размножения. А выжидать и вовсе не нужно.
Влад
обладал удивительной способностью рассеять шуткой любые страхи. С ним можно
было безбоязненно идти даже на расстрел.
- Все ты
хорошо сказал, только насчет выжидания не соглашусь. Если снимать людей в
естественных условиях, а не на студии, некоторых поступков можно вообще не
дождаться. Подумай, сколько времени тебе нужно будет просидеть в кустах, чтобы
отснять, скажем, бескорыстие или хотя бы одно проявление порядочности или
великодушия? Молчишь? То-то. Но это, если кино честное. А в игровом варианте
можно прикинуться кем угодно. Нет, все-таки я не представляю себе, как мы будем
крутиться. Ладно, об этом после. А сейчас давай куда-нибудь рухнем и отметим
событие.
- Будущий
фильм?
- Нет,
Влад. Не люблю обмывать неясную перспективу. Давай лучше выпьем за то, что
ближе и понятнее.
- Тогда за
аванс!
Они зашли в
бар, где основательно согрелись. После чего Ким разложил на столе сценарий. Тот
самый, который за три месяца должен заговорить человеческим голосом, ожить,
наполниться людьми и действием. Открыл и стал читать.
Он читал, а
лицо темнело. С сюжетом явно торопились. Невнятно, обрывочно. Отдельные куски,
как ледяные глыбы сталкивались друг с другом, наползая на общий фон. Иногда
нить вообще прерывалась, и автор погружался в бессвязные беседы под шашлычок с
выпивкой. Потом, словно опомнившись, быстро рисовал страстную любовь друг к
другу, потом - не друг к другу, чередуя страсть с выяснением отношений на фоне
города и деревни. Фон, очевидно, предназначался для того, чтобы дать зрителю
подумать над смыслом жизни. А в самом конце герои куда-то провалились, и
остался просто фон. Короче, думайте сами, гадайте сами. Классическая концовка,
когда сказать нечего.
- Что, не
нравится? - Влад все это время внимательно наблюдал за мимикой друга.
- Конечно,
нет. Высосано из пустоты. Хрестоматийный вариант убогого сценария, сработанного
на кассу. И название - лучше не придумаешь. "Перипетии любви".
- Стало
быть, любовь-морковь?
- А что же
иначе? У них либо блокбастер, либо любовь. Третьего не дано. Здесь все по
схеме. Острые чувства в начале, потом вниз, по наклонной до полной скуки. И
диалоги пошловатые...
- Погоди,
дай взглянуть. Тут что-то не так. На спуске кассу не сделаешь. Только на
подъеме. Иначе мертвяк будет.
- А то они
не понимают! Слава богу, не дети писали. На старом месте новые страсти,
разжигаемые разлучницей по линии папы и разлучником по линии мамы. Все как
положено. Так что зритель должен быть счастлив. Разумеется, настолько, чтобы
окупились расходы на фильм, ну и сверх чтоб накапало за труды и фантазию, - он
ехидно усмехнулся. - Но вообще... по такой размытой канве не проедешь. Каждый
бессвязный кусок нужно мотивировать. Иначе полный сюр. Иначе сны Тарковского.
Но ему можно, а нам с тобой нельзя. Нас освищут. Эх... почему не выпускают
любовных блокбастеров? На высоких скоростях ничего не надо разжевывать. Любую
бессмыслицу можно в кадр затолкать без всякого объяснения. За быстрой сменой
картинок зритель не успевает ничего разглядеть. Блокбастеры - изобретение
мудрых халтурщиков.
Он еще раз
уткнулся в текст, силясь разглядеть на воображаемом экране хоть что-нибудь.
Хорошо, когда Влад рядом. Веселый, стойкий. Его юмор вселял уверенность и на
время успокаивал. Нет, как ни крути, а придется поступиться принципами и
преодолеть брезгливость к этому жанру. Более того, надо постараться. Не
постараешься - ты труп. Слово о неудачнике разносится молнией. Потом сколько
хочешь можно топтать коридоры, посылать свое резюме, а в ответ: "Мы будем
иметь в виду, вы у нас в базе данных..." Это приговор. Хотя и вежливый.
Вежливость - единственное, что осталось от цивилизованности в этих джунглях.
Ким
оторвался от бумаг и задумался. Все-таки хорошо писателю. Источает фантазию в
любом количестве. Его кино читатель может прокручивать в голове сколько угодно
раз и в любом направлении. А ты опутан по рукам и ногам. Над писателем муза и небо,
а над тобой время, бюджет и продюсер с хлыстом. Малейший перерасход - и он
монстр.
Влад
прочитал все его мысли:
- Да ладно,
Ким, не морщи лоб. Готовых болванок масса. Сколько у нас времени на фильм? Час
сорок? Главное определиться с пропорциями. Сколько минуто-метров пленки на
нежность, сколько на развитие конфликта, на разрыв, на новую любовь. Остаток
добираем пейзажными сценами. А, если выйдем за лимит, в монтажке переполовиним
страсти-мордасти, вырежем статистов, вырежем массовки, еще что-нибудь.
- А под
конец вырежут нас с тобой, да?
- Не
драматизируй. Тоже не трагедия. Ты вернешься к диалогам, а я сяду на
канализационной решетке в позе клошара, буду смотреть на облака и ждать чуда.
Или показывать свою кинокамеру за деньги, как Ходжа Насреддин демонстрировал кота,
пока его чуть не отлупили.
- И будем
жить счастливо и почти безбедно, да? - Ким повеселел. - Ладно, разбегаемся, а
завтра посмотрим, что из изобразительного материала нам дали.
Изобразительным
материалом они называли актеров.
Актеры
оказались людьми робкими и смирными. Увидев Кима с Владом, они интеллигентно
загасили папиросы и зачем-то выстроились в ряд.
- Добрый
день. Как я понял, именно вы будете играть. Хорошо. Сценарий вы, разумеется,
читали. Представляете себе, что нужно делать?
Актеры
неуверенно зашевелились:
- Ну, в
общих чертах...
- Ну и
хорошо, что в общих. А вот я даже в общих не представляю себе. Да, извините, не
представился. Я Ким, режиссер. А со мной Влад. Так вот, вы будете смеяться, но
я, режиссер будущего фильма, даже в общих чертах не представляю себе, что мне с
вами делать. Никогда не снимал ничего подобного. Как-то все больше со зверьми
приходилось, в документальном жанре. И вдруг такое на мою голову. Да еще с
людьми...
В строю
послышался ропот, потом один из актеров выступил вперед:
- Простите,
вы не тот самый Ким, из передачи "У кошки четыре ноги"?
- Точнее,
из бывшей передачи. Да, он самый.
- Черт
возьми! Неужели это вы? Никогда бы не подумал, что вот так, запросто, увижу
вас. Молодцы! Я ведь с женой ни одной передачи не пропускал... Огромное вам
спасибо!!! А насчет фильма не сомневайтесь. Что-нибудь совместными усилиями срубим.
Правда, ребята? Поможем?
- Поможем,
- нестройным хором подхватили актеры.
- Спасибо,
братцы. Да не стойте вы, как на плацу. Вольно. Выкладывайте лучше идеи. Я
слушаю.
Своих
актерских идей у них не было, как и энтузиазма. "Что ж, и понятно, - думал
Ким, - сценарий не вдохновил, а кушать тоже хочется". Его все еще не
покидало брезгливое ощущение, что все они (и он с Владом) продались за понюшку
табаку и участвуют в недостойном фарсе.
Так или
иначе, но фильм сдвинулся. И потянулись длинные, как полярный день, съемочные
часы. Видно было, что актеры отбывали срок. А если и старались, то не из любви
к фильму, а, скорее, из уважения к Киму и его почившей передаче.
"Второсортный спектакль", - уныло констатировал Ким. А Влад с таким
же печальным лицом фиксировал действие на пленку. Художники делали бесконечные
раскадровки и подсовывали Киму. В рисунки он не вникал, ограничиваясь усталым:
"Запускай, как нарисовали". Тасовал их, как колоду карт, и про себя
ухмылялся: "Справа ОН, слева ОНА, а между ними скамейка и сзади куст
сирени. Мелко и неубедительно. А этот чем отличается? Ах да, тут скамейка
сзади. Он движется норд-вест, а с тыла к нему перспективная ОНА, которая должна
занять место прежней. А почему не с фланга? Не жизнь, а шахматная доска. Господи,
когда же это закончится?"
Иногда он
подправлял диалоги, да и то - самые плоские. Или менял какую-то мелочь в
антураже. Но не потому, что хотел именно так, а чтобы отделаться от
испепеляющего взгляда продюсера. Живее всех живых на площадке был именно он.
Забравшись на постамент, выкрикивал инструкции, что-то втолковывал, размахивал
руками. Словом, всем своим видом давал другим понять, что они не выкладываются
так, как он.
А вечером
Ким с Владом возвращались домой. Шли молча, в ногу, размешивая ботинками
городскую слякоть, и думали одни и те же думы.
- Ким,
каждый день такое ощущение, будто лягушку съел. У тебя тоже? Знаешь, с каким бы
удовольствием я снял фильм... да хотя бы про эту слякоть. Не надо ничего
выдумывать, не надо гнать эту синтетику, эти построенные на вакууме мизансцены.
Идешь себе по слякоти и снимаешь ноги. А потом озвучиваешь чавканье ботинок.
Чем не фильм? Ну, скажи, разве я не прав?
- Прав... -
и Ким тяжело вздыхал.
Дома Ким
ложился в кровать и в темноте напрягал воображение, пытаясь представить себе, с
чем выйдет завтра на съемочную площадку.
Через
тонкие стены слышались соседи. Сверху скрипела кровать, чьи-то стоны. Вот где
страсть! Настоящая, без жеманства. Прямо сейчас клади на пленку. Сбоку храпит
кто-то. Его отснять, наутро можно вручать приз за лучшее исполнение роли
спящего. Потому что он действительно спал. Так и подмывает прокрасться в чужую
квартиру и, рискуя получить по лицу, запустить ленту. Конечно, можно и
попросить: "Дядя Ваня, можно я сниму тебя за ужином, в постели с женой, в
ванной? Да ты не обращай на нас с Владом внимания. Веди себя естественно".
Нет, так не пойдет. Даже если и согласится, реальной картинки не получишь. Пока
на тебя смотрит камера, ты не способен быть самим собой. Единственное, где мы
расслаблены перед глазом фото или видеокамеры, - это магазин, лифт, снабженные
системой слежки. И еще глаз радара на автотрассе, мимо которого проносимся, как
ни в чем не бывало, ничуть не напрягаясь и даже не поправив прическу.
Отбросить
бы эти мысли и настроиться на завтрашний день. Но мысли не отпускали.
Непонятно, зачем вообще изображать, если и так получается. Зачем выдавливать
суррогат. Снимали бы художественные фильмы скрытой камерой. А потом, как со
зверьми, подгоняли бы под снятый сюжет сценарий. Но зрителю это неинтересно.
Нужна сказка, с развитием по классической схеме, да еще и натурально. Ну, почти
натурально. Подлог, но хорошо упрятанный с помощью технических наворотов.
Зритель кричит: "Я знаю, что это обман, но спрячьте его подальше, чтобы я
как бы его не заметил. Чтобы это было как бы по-настоящему, ну, почти как в
жизни и чтобы я почти как бы переживал!"
Именно за
это он так не любил кино. Утонченная ложь. Театр - честнее. Там актер,
декорация - все кричит: "Да, мы играем! Мы делаем грубый слепок!" И
это видно во всем. И зритель согласен, он тоже в ИГРЕ. Надо быть сумасшедшим,
чтобы хоть на миг принять театральную постановку за реальность.
Полфильма
настроение у всех было подавленное. Но, когда съемка перевалила за половину,
стало легче. Во-первых, забрезжил конец. А во-вторых, действие из павильонов
было перенесено на натуру. Выход в лес, да еще весной, был в радость. Особенно
оживились Ким и Влад, почувствовав себя в своей стихии. Окрестность просыпалась
после зимней спячки, и весна подсовывала соблазнительные сюжеты. Первое время
Ким и Влад держались, но потом сломались. К тому же продюсер уже не так зорко
наблюдал за ними со своего постамента. Как тут было не воспользоваться случаем?
И они пользовались. Как только соглядатай исчезал, втискивали между кадрами
разную милую отсебятинку, снимая окрестных голубей, воробьев и прочую живность,
которая летала и ползала в пределах съемочной площадки. Каждая украденная у
фильма минута, каждый уворованный метр пленки, выхвативший кусок живой природы,
доставлял им неимоверное удовольствие. Они чувствовали себя, как школьник,
который выкурил тайком от учителя сигарету или ловко исправил двойку в
дневнике.
Скоро и
актеры обратили внимание, что все чаще камера повернута в сторону. Это
забавляло группу, и они невольно сами подключились к поискам сюжетов. Шарили по
лесу, выискивая признаки весны и, улучив момент, подталкивали Влада:
- Не хочешь
вот этого жучка отснять?
- Это не по
сценарию, - с деланным равнодушием произносил Влад, но жучка снимал.
Камера
крутилась, все чаще фиксируя левые кадры. Происходило что-то странное. У пленки
появилось второе дно, куда ложился параллельный фильм, незапланированный и
никем не санкционированный, но от этого сладкий, как всякий запретный плод. Это
ощущение сладкого и запретного передалось актерам. Они даже заиграли лучше.
Время
потекло быстрее и незаметнее.
И вот,
наконец, последний день. По сценарию он должен был быть солнечным. Правда, с
утра моросил дождик. Но к обеду должно было распогодиться, и съемку решили не
переносить. В финале значилось выяснение отношений между экс-любовниками, и
после громкой ссоры герой несется вдоль старого, покосившегося забора к новой
любви и страсти. И еще будет массовая сцена, для которой уже расставлено
несколько камер. Они будут простреливать толпу с разных сторон. Старый
операторский трюк, чтобы непрофессионалы из массовки не вертели головами в
сторону одной камеры, а вели себя естественно. А в самом конце - удаляющиеся к
новому счастью фигуры и небо, куда позже выползут буквы "Роли
исполняли" и "Конец"...
Утром вся
группа была на месте. Все еще моросило, и народец, поеживаясь, сидел под
навесом и пил кофе, ожидая, когда облака рассеются. А чуть поодаль под
зонтиками прогуливалась толпа, нервно поглядывая на часы и на небо. Как
вдруг...
- Глядите,
лиса!
Все замерли
и устремили глаза на съемочную площадку. Рядом с мокрым от дождя брезентом, под
которым лежал реквизит, крутился лисенок. Он с интересом обнюхивал площадку, то
и дело совал свой остренький носик под брезент. А над ним кружила обеспокоенная
ворона.
И тут
случилось! Ким бросил взгляд на лису, весь напружинился, подполз к Владу и
глухо скомандовал:
- Снимай!
Но Влад уже
и без того налаживал камеру. Наконец-то. Вот оно! Настоящее! Плевать на все.
Такое нельзя было пропустить ни за что на свете.
- Подходи
сбоку, против ветра, чтобы не унюхала, - шептал Ким.
- Обижаешь,
Ким. Не первый раз... - И он на полусогнутых, то и дело припадая к земле,
двинулся на лису.
- Ворону не
забудь хорошенько... Лучше короткофокусной... Ладно, сам знаешь. Не спугни.
- Да не
спугнем, не бойся.
- Что вы
делаете?! Немедленно прекратите снимать! - заревел над ними продюсер.
- Да тихо
ты! Заткнись. Спугнешь! Влад, снимай.
- Что-о-о?!
Да вы соображаете...
Ким схватил
в охапку продюсера и, зажав ему рот, затащил под навес.
- Подашь
голос - убью, так и знай. Влад, давай! Я сейчас, я следом.
Описав
вокруг брезента пару кругов, лисенок заметил ворону, которая уселась на
соседней ветке и, взъерошив перья на голове, возбужденно закаркала. Он
завертелся у дерева, потом поднял вверх мордочку и мелко затявкал в ее сторону.
Та в ответ каркала и потряхивала растопыренными крыльями. Очевидно, поблизости
было гнездо.
- Влад, ты
посмотри, Крылова, собака, декламирует: "Какие перышки, какой
носок"... - шептал Ким. - Все! Стоп. Это была сказка! Как вам, братцы? -
он повернулся к застывшим актерам.
Вместо ответа
послышались аплодисменты.
- Я на вас
подам в суд, - снова прорезался продюсер, - выгоню всех к чертовой матери!
Немедленно начинаем съемку, а то я... - Он схватился за камеру, но получил сильный
пинок и свалился в траву.
И тут Кима
прорвало. Ружье, висевшее три месяца, наконец, выстрелило:
- Сам
убирайся отсюда. Здесь я хозяин. Все мы! Отснимем финал, потом можешь валить в
монтажную и резать все, что угодно. А сейчас прочь с площадки! Я кому сказал,
прочь! - Ким наступал на него, бурля от ярости.
- Я на
вас... Мы еще посмотрим, - огрызнулся продюсер, но тон поубавил и ретировался в
кусты.
- Ким, ты
слышишь? Ки-и-им, что дальше делать будем? Остынь. Его уже нет. Что дальше-то?
- Что
дальше? Дальше... Ах да. Дальше вот что делаем. Я знаю. Владик, ох как я знаю,
что мы будем делать. Зови всех на площадку! - он захлопал в ладоши. - Будем
делать финал. Наш финал. Собственный! Друзья, все, все, все на площадку. Вся
съемочная группа, первые, вторые, статисты! Все в камеру, кучкуемся. Вот так...
- Готовь
первый дубль... Все вышли. Влад, снимай. Широким планом. Нет, погоди, сначала я
скажу... - Он встал на ящик, дрожа всем телом от нахлынувшего возбуждения. Он
почувствовал, что сейчас должен сказать что-то очень важное. - Друзья, сегодня
последний день съемки. Мы три месяца терпели друг друга, терпели сценарий и в
итоге накрутили три километра пленки. И что там? Ничего. Там трехкилометровый
фарс, надувательство. Подлог. Три месяца мы снимали этот обман, три месяца вы
произносили не свои слова, совершали не свои поступки. Сами-то хоть на секунду
верили в то, что делали?
Актеры
испуганно молчали.
А Ким все
больше возбуждался. У него кружилась голова, к горлу подкатывала тошнота, но он
продолжал:
- Сегодня,
сейчас я хочу, чтобы наш бедный, обманутый зритель увидел то, что желает.
Правду. Но не витринную, не показную, а ту, что всегда за кадром. Я хочу, я
требую, чтобы в кадре он увидел вас на самом деле. Будьте собой!
Толпа не
шевелилась.
- Что, вы
не готовы? Вам нужна репетиция? Думаете, экспромтом не получится, выйдет
неестественно? - он перешел на крик. - Но ведь получается же у вас, черт
возьми, в жизни! Когда вечером кушаете, спите с женами, кормите рыбок, ведь
получается же!!! Почему же сейчас не получится? Кого мы водим за нос? Зрителя?
Чтобы он поверил? Он же все равно не поверит! Подожди, Влад, я сейчас. Дай договорить,
а потом будешь снимать.
- Вы
скажете, зритель сам хотел этого. Что ж, вполне возможно. Нынешний хочет. И вы
для этого и обучались, чтобы удовлетворять его сегодняшние капризы. Не
терзайтесь, вы не зря потратили эти годы. Вас для этого и готовили, чтобы
инсценировать жизнь. Не жить ею, а инсценировать. Клиент заказывал муляж, он
его и получал. Сполна. Но сейчас... возможно, вы меня не поймете, возможно, мои
слова вызовут недоумение, даже протест, но давайте на секунду, всего лишь на
секунду подумаем не о тех, кто делает сиюминутный заказ, а о тех, кто будет
смотреть этот фильм лет через двадцать, пятьдесят, сто. Вспомните, какими
глазами вы смотрите старые киноленты? Очень вас интересует игра, сюжет? Я
отвечу за вас. Нет и еще раз нет! Вы разглядываете, вы ищете в кадрах не театр,
не ужимки перед камерой, а следы того времени. Вы ищете в окружении, в лицах
правду о прошлом. А здесь ее нет. Ни капли. Этот фильм просмотрят, а потом он
уйдет в песок и исчезнет. А с ним исчезнем мы все. Бесследно. Подойдите ближе,
смотрите в этот глазок и думайте только о том, что сейчас камера втянет в себя,
вас. Не бутафорских, не дутых, а настоящих. Вместе с вашими мыслями и душой.
Так вложите же в этот взгляд самих себя. Пусть эти последние метры пленки будут
финальным аккордом, который перебросит нас в завтра, как всё, что мы снимали
между строчками сценария. Владик, запускай мотор и пройдись крупным планом по
каждому лицу. Не надо слов, не надо этих наструганных диалогов. Вы их уже произнесли.
Теперь только смотрите и чувствуйте. Можете любить, можете ненавидеть, как вам
угодно. Но пусть это будет ваше!.. - Он осекся и тяжело опустился на ящик. -
Влад, давай дубль. Нет, не надо. Дублей не будет. Они не нужны... это уже не
игра...
- Что с ним...
дайте воды... расступитесь, расстегните ему рубашку... У него обморок. Воздух!
Ким
приоткрыл глаза. Он лежал на кровати. Расплывшаяся картина собиралась в фокус.
Потолок, стены... небо, где он?
- Где я?
- Все в
порядке. Переволновался, нервы. Сказали, гипертонический криз. Уже миновал.
Сделали укол. Лежи спокойно.
-
Странно... со мной никогда не было ничего подобного. Сам не пойму, что на меня
нашло. Влад, это твой голос. Подойди поближе. Что с фильмом?
- Ким, все
отсняли. Похоже, ты перепахал за три месяца. Отлежишься, и вернемся к нашим
баранам.
-
Вернемся... - машинально повторил Ким и закрыл глаза. Влад тихо поднялся и
собрался было уходить. - Нет, погоди, Влад. Ты знаешь, жалко последних кадров.
Самое оно. Неужели вырежут? Ты проследи, если я тут зазимую. Я к монтажерам не
сунусь. Пусть с продюсером кромсают, как хотят. Я устал... Постарайся только
достать эти обрезки. Чтобы не выбрасывали. Они пригодятся. А на просмотр я не
пойду. Не хочу. Я прекрасно знаю, что они все кастрируют. Получим расчет и
будем опять с тобой экономить. А сейчас я устал и хочу спать. - И он отвернулся
к стене.
- Конечно,
вырежут... и кузнечиков, и лису, и наших воробьев. А уж про финал - само собой,
- тихо произнес Влад. - Ладно, я знаю, что мне делать. А ты отсыпайся.
Утром к
воротам больницы быстрым шагом приблизился человек. За плечами у него болтался
рюкзак. Он зашел внутрь двора, осмотрелся и устремился к скамейке.
- Владик!
Как я рад. Почему-то я тебя именно сегодня ждал! Как там, на воле?
- Выпишут
послезавтра, сам увидишь. Ну что, помучить тебя или сразу выложить? Ладно, коли
ты практически здоров, вот, читай этот заголовок. - Он протянул газету.
"Просмотр
фильма "Этюды весны" превзошел все ожидания. По решению отборочной
комиссии, фильм номинирован на фестиваль в Каннах".
- Влад, ты
о чем? Что за "Этюды весны"?
- А о том,
- Влад аккуратно сложил газету, - что сие - наш с тобой продукт. Результат
трехмесячных родов с осложнениями.
- Но почему
"Этюды"?
-
Переименовали. И правильно сделали. Хочешь послушать отзыв в прессе?
"На
фоне буйства красок и сцен живой природы, талантливо выхваченных и мастерски
вплетенных в сюжетную канву, кинолента убедительно показала вялость и
натянутость чувств и эмоций героев, фальшивость их поступков, нежизненность
ситуаций... Такой неординарный подход еще раз высвечивает..."
- Черт
возьми... слушаю и не верю. Дай-ка мне газету. М-да... если бы не критики, кто
бы объяснил художнику, что у него получилось. Хотя... если подумать, в эти
кадры как раз наше вдохновение и ушло. Так что справедливо. Постой, а разве
фильм не порезали?
- Еще как
порезали. Ни одного муравья не оставили. Вот, посмотри, что осталось от трех
километров. - Он вынул из сумки бобину с пленкой.
- Не
понял!!!
- А что тут
понимать? Перед ожидаемой кастрацией я успел сделать копию с нашего с тобой
монтажа, которую и подсунул на просмотр. Нет, скандала не будет. Уже поздно.
Каждому скандалу свое время. А вот теперь самое главное. Теперь тебе плясать.
Что ты скажешь на это? - он протянул ему раскрытый конверт.
- Что там,
Влад? Я без очков
- Ни много
ни мало приглашение снимать цикл "Жизнь на планете" для программы
Би-би-си. Тебя - режиссером, меня - оператором. Не веришь? Вот приглашение.
С минуту
Ким приходил в себя. Он растерянно шарил по карманам, пытаясь отыскать очки,
потом провел рукой по лицу, словно хотел стряхнуть с себя сон, потом еще раз,
сильнее.
- Влад, дай
я тебя ущипну. Что-то не доверяю своим ощущениям. Вдруг все равно сон. Слушай,
это невероятно. Стало быть, кому-то еще это нужно...
Минуту-другую
он молчал и глубоко дышал, как йог.
- Может
быть, тебе воды принести?
- Не надо.
Уфф! Все, я в порядке. Сядь-ка рядом. Знаешь, что пришло в голову? Может быть,
это случайность, может быть, закономерность. Может быть, зря я все это
наговорил. Но ведь кто-то понял! Кто-то услышал! И кто-то прислал этот конверт!
Значит, неспроста все это.
- Ким, не
будем гадать, что случайно, что закономерно. Знаешь, что я вспомнил? Тот фильм,
где два разорившихся магната сидят на куче мусора. Мимо них проходит
сердобольный африканский престолонаследник и кидает им в шляпу полмиллиона
долларов. Мы его вместе смотрели. Помнишь, что один из них сказал другому?
- Ну?
- "We
are back!!!" Мы снова в деле. |
![]() |
|
|||
|