Последние 292 дня Тысячелетнего Рейха (20 июля 1944 – 7 мая 1945)

(окончание. Начало в №2/2013)

XI

Операция, придуманная Монтгомери, состояла из двух частей: “Market” и “Garden”. “Market” состоял в выбросе огромного воздушного десанта численностью в 34600 человек в составе трех воздушно-десантных дивизий - двух американских, 82-й и 101-й, и одной английской, 1-й - усиленных еще и отдельной польской парашютной бригадой. Согласно плану, расписанному по минутам, 20011 человек выбрасывались с парашютом, и 14589 человек доставлялось на место планерами. Кроме того, планерами и грузовыми парашютами доставлялось 1736 машин, 263 орудий и 3342 тонны всевозможного снабжения.

Что касается "Garden", то это было обычное наземное наступление в составе английского ХХХ корпуса и танковой гвардейской дивизии, за которой в качестве резерва шли еще две пехотных дивизии. ХХХ корпус был старым соединением, которое сражалось под командой Монтгомери в Северной Африке. Целью наступления было соединение с десантом, который должен был к этому моменту захватить мосты.

По плану, наземные части подходили к месту выброски 101-й воздушно-десантной дивизии к концу первого дня движения, 82-й воздушно-десантной дивизии - к концу второго дня, и 1-й английской десантной дивизии - к концу третьего, максимум к концу четвертого для наступления. Англичан выбрасывали дальше всех, у моста в городе Арнхейм. Предполагалось, что ХХХ корпус, двигаясь по шоссе 89, не встретит серьезного сопротивления - немецкая 15-я армия отступала в полном беспорядке и танков не имела.

 Проблемы с транспортом были решены радикально - у трех вновь прибывших американских дивизий отобрали их грузовики, переброску боеприпасов и прочего для участвующих в наступлении частей выделили в специальную операцию, "Red Ball", которые повезли все необходимое по специально выделенной для них дороге, "Red Lion".

План перевозок оказался даже перевыполнен - доставлялось 650 тонн в день вместо запланированных 500. Половина грузов предназначалась для американских парашютных дивизий.

Гитлер тем временем вернул на пост командующего Западным Фронтом фельдмаршала фон Рундштета. Он сменил Моделя, которому досталось командование только северной частью фронта, состоявшему теперь буквально из обломков частей, разбитых в Нормандии и Бретани. Рундштет пессимизма своего, за который он и был смещен месяц назад, не избыл.

На растерянный звонок начальника штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии Кейтеля из ставки фюрера, спросившего его: "Но что же делать?" он в ответ раздраженно рявкнул: "Заключайте мир, дураки!".

Но дело свое фельдмаршал знал хорошо, а организация дела и качество офицерского состава вермахта по-прежнему отвечали самым высоким стандартам. Приказы из Берлина с обычным призывом: "Ни шагу назад!" Рундштет игнорировал. Он сумел вытащить отрезанные было остатки 15-й армии - отрезанные от своих по земле, они все-таки контролировали берег Шельды, и их вытащили из “мешка”, буквально в пару дней организовав целую импровизированную флотилию из всего, что могло плавать, от речных судов и барж и до лодок включительно, которая перевезла их по реке Шельде. Получился "Дюнкерк наоборот". В результате Рундштет получил 65 тысяч солдат и две сотни орудий. В ряды обороняющихся влились зенитные части и спешно сформированные пехотные, состоящие из моряков и летного персонала.

Гитлер пообещал прислать 200 новых "Пантер", прямо со сборочных линий. Все "Тигры", не находящиеся на Восточном Фронте, и все наличные 88-мм. пушки были направлены на Западный Фронт.

К 5 сентября в Голландию был переведен танковый корпус, состоящий из 9-й и 10-й танковых дивизий СС. Фельдмаршал Модель приказал отвести корпус в безопасную зону на переформирование - в нем оставалось 7000 человек, примерно 20% его штатной численности. По стечению обстоятельств безопасной зоной был признан Арнхейм. Первые пополнения были направлены в 10-ю дивизию, которая получила и все уцелевшее тяжелое вооружение из 9-й дивизии. Модель предпочитал иметь одну боеспособную часть вместо двух потрепанных.

Интересно, что немцев подвела разведка - полный набор карт для операции "Market" попал немцам в руки, когда они нашли обломки разбившегося планера, но они посчитали это фальшивкой, изготовленной на манер “Meancemeat” - испанской истории с подкинутым трупом офицера морской пехоты.

Операция "Market-Garden" поначалу развивалась успешно. Союзники, однако, наткнулись на проблемы, которые они в своем планировании не предусмотрели. Наземные части вышли к местам высадки американских парашютных дивизий с запозданием - но до английской добраться не сумели вообще. Английский десант в Арнхейме оказался выброшен слишком близко к расположению эсэсовских танкистов.

Связь с авиацией оказалась потеряна из-за дефектов радиооборудования.

В итоге дело для англичан кончилось болезненным поражением - было много убитых и раненых, кому-то удалось уйти, но многие попали в плен. Ответственность за поражение разделили между Эйзенхауэром и Монтгомери, но виноват, конечно, был Монтгомери. Он начисто отмел все возражения и поправки, которые были предложены американским генералом, Беделлом Смитом, начальником штаба Эйзенхауэра.

Своей ошибки он не признал. До конца дней своих Монтгомери утверждал, что операция “Market-Garden” была на 90% успешной.

XII

Ноябрь 1944 застал Черчилля в Париже. На этот раз он был гостем Де Голля, и генерал сделал решительно все возможное, чтобы принять его по-королевски. Черчилль и Иден были размещены в тех же апартаментах, в которых размещался король Англии во время своего предвоенного визита в Париж. Иден пишет, что Черчилль приглашал его в свой номер, "... если только вы, Энтони, сможете удержаться от зависти, увидев меня в золотой ванне, a то у вас в номере всего лишь серебряная ...". Ванна была действительно золотой - ее сделали для Геринга.

12-го ноября, все еще находясь в Париже, Черчилль получил сведения о событии несколько более важном, чем его экстравагантное купание - английская авиация сумела потопить "Тирпиц". Налет застиг немцев врасплох, бомбардировщики сбросили три десятка огромных бомб, весом в 5 тонн каждая - и 2-3 из них попали в цель. "Тирпиц" был так сильно поврежден, что перевернулся. Удавшаяся воздушная атака была десятой попыткой англичан потопить линкор - они отличались поистине бульдожьим упорством.

Это было настолько большим событием, что Черчилль решил сообщить о нем Сталину специальной телеграммой.

Рузвельту Черчилль написал тоже, но содержание письма касалось главным образом оккупации Германии - он предлагал выделить специальную зону для Франции. Рузвельт, как всегда, отвечал уклончиво. Он вообще не любил фиксировать что-то на бумаге - обстоятельства могли измениться, а Рузвельт был человеком гибким. Однако он написал Черчиллю, что “… американский народ потребует от меня вернуть армию домой настолько быстро, насколько позволят транспортные возможности …”. Так что французская помощь в деле оккупации Германии могла бы пригодиться, и накладывать вето на условия, которые Черчилль мог бы предложить Де Голлю, американский президент не собирался.

Рузвельт и Черчилль обсудили также вопрос об очередной встрече в верхах.

Рузвельт 7-го ноября 1944 выиграл выборы, получив президентские полномочия в четвертый раз подряд - достижение, беспрецедентное в истории США - так что мог теперь отвлечься от вопросов внутренней политики и заняться политикой внешней. Стороны пытались согласовать место встречи.

Предлагались Каир, Мальта, и даже Иерусалим. Черчиллю эта идея особенно импонировала - он писал Рузвельту, что в городе есть первоклассные отели, где можно с удобствами разместить все три делегации, как бы многочисленны они ни были, что безопасность будет обеспечена британской стороной, что Рузвельт сможет прибыть в Палестину со всеми удобствами, на борту военного корабля, и что Сталин, который не любит летать, сможет прибыть специальным поездом, через Иран.

Рузвельт согласился, не споря, но написал, что сможет приехать только после 20 января 1945, Дня Инаугурации, когда он официально вступит в должность.

 В Париже Черчилль был объявлен почетным жителем города. На церемонии, связанной с этим событием, он произнес речь на французском - ему бурно аплодировали, в основном за то, что он выбрал именно этот язык для своей речи. "Мне показалось, что речь была произнесена с большим подъемом" - меланхолично замечал присутствовавший английский дипломат - "не знаю, что поняли местные".

Свой 70-й день рождения Черчилль встречал дома, в Лондоне, что было поистине удивительно. Начиная с лета, он успел съездить в Италию, в Канаду, в Москву, а из Москвы полетел кружным маршрутом, через Каир, уже не говоря о ноябрьском путешествии во Францию.

Круг гостей собрался тесный - жена, все три его дочери, брат Черчилля, Джек, сестра Клементины Черчилль, Нелли, зять Черчилля, Дункан Сэндис, Энтони Иден и лорд Бивербрук.

Не приехал только сын, Рэндольф. Его развод с Пэмелой уже состоялся, и он был сердит на отца, который назначил его бывшей жене содержание, даже не спросив мнения Рэндольфа. Впрочем, он прислал телеграмму из Югославии.

В ней говорилось, что на обеде, где были все хорватские генералы, а также главы американской и советской миссий, был предложен тост: "За здоровье Уинстона Черчилля!" - все выпили с большим энтузиазмом.

Что думал Черчилль об “... энтузиазме хорватских генералов …”, сказать трудно, но, по-видимому, в день своего семидесятилетия ему хотелось получить от сына что-то более содержательное, чем отчет о банкете в Югославии.

XIII

Прорыв англо-американских войск из Нормандии совершенно потряс весь германский Западный Фронт - потери были огромны. Из миллиона солдат, сражавшихся во Франции летом 1944, 240 тысяч были убиты или ранены, и еще 210 тысяч попали в плен. Из примерно 50 дивизий, принимавших участие в сражении, не больше 10 могли рассматриваться как части, способные к сопротивлению, за три месяца сражений из строя вышло больше солдат вермахта, чем когда-то под Сталинградом. Гитлер настаивал на обороне портов атлантического побережья и Ламанша до последнего солдата, и порты действительно были очень нужны союзному командованию - но те 160 тысяч солдат, которые оказались заперты в этих "крепостях" были еще нужнее Рундштету. Фельдмаршал Модель считал, что из 74 дивизий, оборонявших германский фронт на Западе, от Северного Моря и до швейцарской границы, можно было бы составить 25, имевших реальную ценность. Пополнения наскребали, где только могли. Зенитные части в Рейхе были укомплектованы стариками или подростками.

Был случай, когда группу зенитчиков, отправившихся в увольнение, выгнали из кино - фильм был для взрослых. Две танковых дивизии - 2-я и 2-я дивизия СС - имели на вооружении по три танка, и примерно полсотни орудий всех типов, но без единого снаряда. Одна из лучших танковых дивизий Рейха, так называемая “Учебная” (Panzer-Lehr-Division), попав в ходе англо-американской операции "Cobra" под удар союзной авиации, потеряла половину своего состава, в ней осталось только 20 танков, которые все еще были на ходу.

Тем не менее, фронт немцы сумели удержать. Не слишком умелые и не слишком активные генералы союзных армий не сумели использовать свое большое превосходство в людях и в материале, операция "Market-Garden" провалилась, проблемы со снабжением тормозили продвижение.

Снабжение было главной головной болью Эйзенхауэра. Одна союзная дивизия требовала 700 тонн подвоза каждый день. Для сравнения - немецкой дивизии требовалось 200. И это - дивизии полного состава, а не того, который имелся в наличии осенью 1944. Такая большая разница в требуемых объемах подвоза объяснялась даже не тем, что солдат союзных армий лучше кормили, а тем, что они были очень основательно моторизованы, в их дивизиях было огромное количество автотранспорта. А помимо дивизионных, имелось и немалое число тыловых служб, тоже на машинах. Всем им требовался бензин.

У Эйзенхауэра на попечении было полсотни дивизий, для которых подвижность была важным оружием - для этого, собственно, их и моторизовали в такой высокой степени. Паттон слал радиограммы в штаб, утверждая, что его люди готовы есть подметки, но танки без горючего двигаться не могут никак. К началу сентября его 3-я армия получала только 7% своего нормального объема снабжения.

К этому добавлялась еще одна проблема - население больших городов вроде Парижа надо было как-то кормить. Что требовало подвоза. Эйзенхауэр не зря не хотел брать Париж - в условиях разрушенной железнодорожной системы Франции ему приходилось изымать столько транспорта из армейских систем, что этого хватило бы на снабжение 8 дивизий.

Кроме этих проблем, имелось еще одно узкое место - oдин-единственный порт, Шербур, через который снабжение поступало. Остров Валхерен, запиравший вход в порт Антверпена, удалось очистить от немцев только 8 ноября 1944, и то с огромным трудом. Порт, конечно, был разрушен, но была все-таки была надежда привести его в рабочее состояние к концу года.

Тем временем на Лондон стали падать ракеты Фау-2. Черчилль 10-го ноября 1944 объявил об этом в Парламенте, но первый запуск Фау-2 состоялся еще в сентябре - целью был недавно освобожденный Париж. Собственно, Черчилль в своей речи так и сказал "...атаки на Лондон идут в течение последних нескольких недель...".

До ноября у него была надежда, что факт ракетных атак удастся не выносить на общественное обсуждение - предполагалось, что немецкие запасы Фау-2 невелики. Первые запуски делались немцами спорадически. Однако дальше они стали делать 10-12 запусков в день, до Лондона долетала примерно половина, ракета летела по баллистической траектории, и за те несколько минут, что ей требовалось до подхода к цели, никакой воздушной тревоги объявлять не успевали. Защиты тоже никакой не было - ни зенитки, ни истребители сделать ничего не могли. Просто время от времени где-то в Лондоне гремел огромный взрыв, подымался столб огня и дыма, и какое-нибудь здание валилось на землю. Так и шло вплоть до середины декабря.

A 16 декабря 1944 года, за неделю до Рождества, немцы начали наступление в Арденнах.

XIV

В США данная операция называется “Battle of the Bulge” - “Битва за Выступ”, а в Великобритании – “Battle of Ardennes” - “Битва в Арденнах”. Попадается и перевод (неправильный) на русский: “Битва при Бульже”. Немцы называли свое наступление “Wacht am Rhein“ -“Стража на Рейне”.

Мало какое событие времен Второй мировой войны обросло таким количеством мифов и легенд, как эта столь многообразно называемая битва. Разумеется, версии окрашены в яркие национальные цвета. Начнем с американской. В своих мемуарах Эйзенхауэр пишет, что никакой опасности не было, и все было под контролем и шло как задумано. Проницательной американской разведке все было известно наперед - из расшифрованных службой Блентчли Парк радиограмм, из результатов воздушного наблюдения, и даже из прямого предупреждения, полученного из штаба 3-й армии, которой командовал Паттон. Приведем цитату из мемуаров Эйзенхауэра:

“… мы не ошибались ни относительно места его нанесения, ни относительно неизбежности такого шага со стороны противника. Более того, что касается общего реагирования на эти действия противника, то в данном случае … у меня имелся давно согласованный план ответных действий …”.

Мемуары - своеобразный жанр литературы. Мемуарист пишет о том, чему он был свидетелем или участником, и пишет с прицелом на потомство. Соответственно, степень его правдивости под вопросом - примерно в такой же степени, в какой под вопросом находится правдивость показаний любого свидетеля в зале суда. Свидетель может ошибаться. Свидетель может быть пристрастен. Свидетель может сознательно лгать с целью выставить себя в наилучшем возможном свете. И так далее.

Если верить Эйзенхауэру, предполагалось завлечь немцев в ловушку - позволить им наступать и углубиться в американскую оборону, а потом нанести удары по их флангам, отрезать и уничтожить.

Однако поверить генералу довольно трудно, и вот почему: рассказав о своем коварном стратегическом замысле, через несколько страниц он добавляет:

“… немецкие войска пошли в атаку в Арденнах, где союзники намеренно ослабили оборону, а когда немцы прорвались почти на 100 км на запад — американские войска атаковали их своими мобильными группировками …”.

Вот эти вот "... почти 100 километров на запад ..." внушают серьезные сомнения в искренности мемуариста. Как-то трудно представить себе генерала, который добровольно создает у себя дыру в обороне в сотню километров глубиной.

К тому же 3-я армия Паттона начала двигаться к месту прорыва только 22 декабря - и при этом очень торопилась. Будь все готово заранее, уж наверное можно было бы выступить пораньше, и не лететь как на пожар? Даже и при таком темпе, на который в американской армии вообще мало кто, кроме Паттона, был способен, его передовые части подошли к месту прорыва только через 3 дня, 25 декабря, прямо к Рождеству. Это скорее походит не на захлопнувшуюся мышеловку, а на срочную выручку окруженных в Бастони американских парашютистов. Так что версию генерала Эйзенхауэра мы оставим пока под подозрением, и послушаем других "свидетелей".

Советская версия событий рисовала другую картину: американские и английские части оказались застигнуты врасплох и разбиты, и от полного разгрома их спасли только действия Сталина, который по срочной и отчаянной мольбе Черчилля о помощи приказал Красной Армии ускорить начало своего зимнего наступления.

Как всегда в таких случаях, приводится достоверный документ - текст телеграммы Черчилля:

"...я был бы очень признателен Вам, если бы Вы нашли возможным известить меня, следуете ли нам ожидать в январе [1945] крупного русского наступления на Висле, или в каком-то другом месте, которое Вы может быть, могли бы упомянуть? Я сохраню это в строжайшем секрете, и извещу только генерала Эйзенхауэра и генерала Алана Брука. Я рассматриваю это как дело чрезвычайной срочности...".

Сталин немедленно ответил согласием, и действительно советское наступление началось в конце января 1945. Однако и советская версия должна быть по справедливости поставлена в категорию сомнительных.

Дело в том, что телеграмма Черчилля была отправлена 6-го января 1945.

А немецкое наступление, согласно всем без исключения источникам, полностью выдохлось через 9 дней после его начала, и к 25 декабря 1944, после подхода к Бастони 3-й армии Паттона, уже никакой опасности не представляло. Погода прояснилась, союзная авиация взялась за бомбежки немецких войск с прежней сокрушительной силой, у немцев кончалось горючее, и им надо было думать не о победе, а о спасении.

Таким образом, у нас есть два свидетельства - и оба сомнительны.

O том, что произошло в Арденнах в середине декабря 1944, мы по-прежнему ничего толком не знаем.

XV

Если “американская” и “русская” версия представляются сомнительными, то мы можем рассмотреть “немецкую”. Заключается она в том, что немецкому верховному командованию удалось собрать кое-какие силы и оснастить их танками, с очень недостаточным запасом горючего. Решение об операции было принято без консультации с командующим Западным Фронтом фельдмаршалом фон Рундштетом. Удар предполагалось нанести в южной Бельгии, в Арденнах, то есть именно там, где в счастливом для Германии мае 1940 был прорван фронт англо-французской-бельгийской коалиции.

Сейчас, в декабре 1944, уступая по силам войскам союзников по всем мыслимым категориям, германскому командованию удалось создать локальный перевес сил в этом районе. Предполагалось, что плохая погода поможет укрыться от ударов союзной авиации, что же до недостатка горючего для танков, то горючее предполагалось захватить у врага. Роммель в Африке так и делал - почему же не попробовать повторить его успех? Строить стратегическое наступление на такой шаткой основе было авантюрой чистой воды, придумать такое можно было только от полного отчаяния.

Йодль показал план наступления фон Рундштету и Моделю, и оба фельдмаршала высказали самые серьезные опасения, что “…план операции отличается значительным оптимизмом…”. Они выражались дипломатично - их уведомили, что план уже одобрен самим фюрером, и что вносить в него какие бы то ни было изменения запрещено.

Возможно, самый красноречивый комментарий к плану сформулировал генерал СС Дитрих, командир 6-й танковой армии СС, которому предстояло проводить этот план в жизнь. Он сказал вот что:

"…От меня требовалось совсем немного - я должен был пересечь реку и потом захватить порт Антверпена. Все это - в декабре, январе и феврале, пройдя через Арденны, где снег зимой лежит по пояс, и двигаться можно только по дорогам, где невозможно поставить три-четыре танка в ряд, не говоря уж о 6-и танковых дивизиях, где дневной свет будет доступен только с 8:00 утра и до 4:00 дня, а мои танки не могут драться в темноте, делать это я должен с только что сформированными частями, состоящими из новобранцев - и главное, надо было успеть сделать все это к Рождеству…".

Ирония генерала Дитриха была невеселой.

В операцию было вовлечено 240 тысяч человек и 1200 танков и самоходок. Хуже всего дело обстояло с горючим - в наличии имелось четверть того, что считалось абсолютным минимумом.

Тем не менее, атака состоялась, и поначалу пошла очень успешно. И место, и время оказались выбраны исключительно удачно, в зоне немецкого наступления было не более 80 тысяч солдат союзников, главным образом американцев.

Тем не менее, из графика наступающие выбились довольно быстро, в районе Бастони американские парашютисты из 101-й воздушно-десантной дивизии стояли прочно, несмотря на нехватку противотанкового оружия и прочего.

Уже 22 декабря Рундштет просил Гитлера отозвать наступающие части - тот отказался. К 25-му декабря к месту немецкого прорыва с юга подошли части Паттона, а через полторы недели с севера им на помощь пришли английские войска. В итоге под опасением быть отрезанными немцы начали отступление. Они сумели уйти из мешка, но в течение двух недель их безжалостно молотили с воздуха, и потери были огромны - вернулось не больше половины из тех 240 тысяч солдат, что участвовали в наступлении, и было потеряно много техники.

B сумме немцы расценили операцию как дорогостоящую неудачу.

Это мы можем принять как “немецкую” версию: “… авантюра, закончившаяся неудачей…”.

“Американскую” версию – “…заранее задуманная засада союзного командования…” - надо отвергнуть как совершенно недостоверную.

"Русская" версия – “…выручка оплошавших союзников из беды…” - не получается по соображениям времени. Советское наступление началось в конце января 1945, к этому времени “Битва в Арденнах” уже окончилась.

Как насчет “английской” версии? Она, пожалуй, оказалась наиболее неожиданной.

Ее попросту нет.

XVI

В мемуарах Черчилля, изданных в однотомном сокращенном варианте, есть глава, которая называется: "Париж и Арденны". Насчет сокращенного варианта - читателю не следует обольщаться. Эта книга - сокращенная до одного тома версия шеститомника, и содержится в ней ни много ни мало, как 1065 страниц текста, весьма убористо набранного. Глава "Париж и Арденны" занимает в этом увесистом томе всего 7 страниц (co стр. 892 по стр. 899, цитируется по бостонскому изданию 1987 года), включая карту района Арденн, и длинные послания Черчилля Яну Смэтсу и президенту Рузвельту, приведенные дословно.

Им обоим, и Смэтсу и Рузвельту, Черчилль пишет, что “… ожидает упорного сопротивления немцев …”, a в письме к Рузвельту настаивает на пересмотре “… стратегии наступления на широком фронте …”, и, разумеется, о том, что надо бы нажать в Италии, и так далее. Разумеется, он получает отказ - на весьма разумном основании того, что “… тщательно подготовленные военные планы не следует пересматривать без достаточных оснований …” В письме Рузвельта, вполне любезном, сквозит и нотка раздражения - по мнению президента, военных не следует дергать. Он пишет Черчиллю, что “… стратегия наступления на широком фронте …” была рассмотрена, утверждена ими обоими в качестве верховных главнокомандующих - а остальное следует предоставить генералам.

Рассмотрению собственно немецкого наступления в Арденнах посвящены всего две страницы, там повторяется мысль Эйзенхауэра, что "... все было предусмотрено ...", но дальше честно говорится, что размах операции и глубина немецкого прорыва стали неприятным сюрпризом. Нигде в этих двух страницах нет никакой выраженной тревоги по поводу военной ситуации в Арденнах. Нет ни единого слова по поводу обращения к Сталину за помощью - но написано, что войска Монтгомери присоединились к действиям Паттона 5 января. Поскольку мы помним, что Паттону с момента получения приказа (с 22 декабря по 25 декабря), хватило трех дней на то, чтобы примчаться к Бастони, а Монтгомери потребовалось 14 дней (с 22 декабря по 5 января) разницу в стиле их командования мы видим вполне наглядно.

Откуда же взялась знаменитая телеграмма Черчилля Сталину, которую мы цитировали выше?

Если посмотреть на переписку Черчилля за декабрь 1944 года, то видно, что основную часть его внимания в то время занимали дела на Балканах.

"Процентное" соглашение, заключенное им со Сталиным в Москве, в отношении Румынии и Греции держалось на удивление хорошо. Британский посол в Румынии получил строгие указания: “…не вмешиваться ни во что, и ограничиться ролью наблюдателя…”.

Русская военно-дипломатическая миссия в Греции, в свою очередь, не вмешивалась даже тогда, когда в Афинах начались бои между английскими войсками и греческим партизанами-коммунистами. Ситуация там изрядно обострилась. Попытка греческого правительства в изгнании вернуться в освобожденные от немцев Афины вызвала военную конфронтацию с вооруженными формированиями левых, и дело дошло до захвата партизанами заложников из числа буржуазии, которых брали тысячами, вместе с семьями, и периодически расстреливали.

Черчилль отдал довольно опрометчивый приказ: подавить беспорядки и в случае нужды - стрелять на поражение. Опрометчивость тут была не столько в сути приказа, сколько в том, что в Афинах на тот момент был всего-навсего один английский батальон численностью в 500 человек, и он довольно быстро оказался в осаде. А текст приказа, в котором говорилось следующее:

"…Действуйте без колебаний, так, как вы бы действовали в завоеванном городе, где идет мятеж..." попал в прессу - его перепечатала газета "Вашингтон Пост".

Дело было в том, что секретарь Черчилля по ошибке послал телеграмму через коммуникационный центр связи союзного командования, которым пользовались сообща и американцы и англичане. Телеграмма была помечена грифом "Строго Секретно", но уточняющего дополнительного обозначения "Guard" не имела. А гриф "Guard" означал, что шифровка касается дел чисто британских и, соответственно, предназначена только для английских офицеров.

Документ в итоге попался на глаза кому-то из американцев, который и “слил” его в печать. Поскольку трения по греческому вопросу зрели и до этого - командующий американским флотом адмирал Кинг своей властью изъял у Средиземноморского Командования десантные суда, предназначавшиеся англичанами для высадки войск в Грецию, и Черчиллю, чтобы отменить это распоряжение, пришлось срочно звонить Гарри Гопкинсу (добраться до чувствовавшего себя нездоровым Рузвельта он не смог). Приказ адмирала был отменен, но осадок остался.

Так что скандал, связанный с утечкой, пал на хорошо подготовленную почву. Американские газеты всласть поговорили о “…колониалистских инстинктах Великобритании…”, а в самой Великобритании Черчиллю пришлось отвечать на неприятные вопросы в Парламенте.

В Афинах продолжалась свара между левыми и правительством Папандреу, дело определенно шло либо к коммунистическому перевороту, либо к гражданской войне. B итоге Черчилль – ведь мы уже знаем кое-что о характере и привычках неугомонного премьер-министра Англии - вылетел в Афины.

Первое совещание на месте он провел на аэродроме, прямо в салоне своего самолета. Корпус самолета не отапливался, и в результате промерз так, что секретарша Черчилля, мисс Холмс, та самая, которую он упорно называл "мисс Шерлок", опасалась, что шеф опять схватит воспаление легких.

Однако обошлось без медицинских осложнений. Черчилль буквально самовластно решил вопрос о власти в Греции - тамошний архиепископ был назначен регентом, в Афины вошли уже более значительные по численности английские подразделения, по приказу Черчилля против партизанских баз в окрестностях города была использована английская авиация, и в результате таких пожарных мер волнения вроде бы улеглись. Во всяком случае, встретив в Греции Рождество, Черчилль на борту военного корабля отправился в Неаполь, в штаб английских войск в Италии. Телеграмма Сталину была оттуда и отправлена, и суть ее заключалась не в просьбе о помощи, а в просьбе об информации: английские командиры в Италии хотели знать, хотя бы в самых общих чертах - следует ли ожидать советского наступления в январе-феврале 1945.

Поскольку миссий связи с советским командованием ни у американцев, ни у англичан не было, Черчилль взял эту задачу на себя. Его письмо было еще и косвенным выражением благодарности Сталину - в Греции советское правительство держалось духа и буквы "процентной" договоренности.

Соглашение между Черчиллем и Сталиным в данном случае оказалось результативным.

XVII

На конференцию в Ялте английская делегация прилетал с Мальты. Место для встречи было выбрано после недолгих споров - Рузвельт согласился с приглашением Сталина приехать в Крым, и дальнейшие дискуссии на эту тему потеряли всякий смысл. Черчилль, однако, уговорил Рузвельта по пути на конференцию встретиться с ним на Мальте - он очень надеялся согласовать английскую и американскую позиции до Ялты - но не слишком в этом преуспел. Президент был болен, и все разговоры старался побыстрее свести к концу.

Английских гостей разместили во дворце Воронцова, американцев - в бывшей царской резиденции в Ливадии. После первой ночи на месте у доктора, лорда Морана, возникли проблемы: во дворце оказалось полно клопов, и для дезинфекции ему пришлось позаимствовать ДДТ у американской миссии. С Черчиллем и Рузвельтом прибыло в общей сложности больше 700 человек, так что многим пришлось жить на походный манер, по 5-6 человек в комнате. Такому спартанскому расквартированию подлежали даже люди в генеральских чинах.

Лорд Моран в своем дневнике замечает, что даже после двух предыдущих визитов в Россию он так и не завел там знакомых: с английскими гостями общались на официальном и не совсем официальном уровне только Сталин и сотрудники МИДа высокого уровня - Молотов, Литвинов, Вышинский.

Из прочих лорд Моран узнал только Павлова, личного переводчика Сталина, и, как ни странно – официантов. Hа приемах в качестве обслуживающего персонала работали те же самые люди, которых он видел до этого в Москве.

Конференция шла неделю. Обсуждались серьезные вопросы - например, будущие границы Польши и состав ее правительства. СССР признал "люблинский" комитет, который именовался теперь "варшавское правительство Польши" - в противовес "лондонскому правительству". К соглашению так и не пришли - президент Рузвельт был очень вял и явно болен. Единственное, что он сказал по польскому вопросу, сводилось к тому, что “…Польша создает проблемы в Европе в течение последних 500 лет…”.

Обсуждался также вопрос о разделе Германии на оккупационные зоны, в частности, решался вопрос репараций и их распределения между союзниками. Сталин был прекрасно подготовлен.

Некоторое представление о степени его осведомленности может дать следующий документ, обнародованный относительно недавно:

“Сов. секретно

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ

т. СТАЛИНУ

НКИД СССР т. МОЛОТОВУ В.М.

НКВД СССР тов. БЕРИЯ Л.П.

" " сентября 1944 г.*

НКГБ СССР представляет при этом в переводе на русский язык секретный доклад Бюро Стратегических Служб (разведки США), составленный 6 марта 1944 года: "Военные убытки русских и возможная сумма репараций".

Текст доклада получен в США агентурным путем.

Приложение: По тексту на 25 листах.

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СОЮЗА ССР

(В. Меркулов)

Разослано:

1 - экз. т. Сталину

2 - экз. т. Молотов

3 - экз. т. Берия

4 - экз. Секр-т НКГБ

5 - экз. Секр-т I Упр.

6 - в дело“.

Конференция прошла относительно гладко - стороны были заинтересованы в максимально возможном сотрудничестве, Польша так или иначе находилась под контролем советских войск, так что и спорить было не о чем - без содействия Рузвельта Черчилль сделать ничего не мог.

Довольно серьезно дискутировался вопрос о послевоенном устройстве мира. Черчилль говорил, что необходимо установить такое согласие между тремя великими державами, СССР, США и Британской Империей, которое исключило бы всякую возможность войны между ними по крайней мере на ближайшие пятьдесят лет. И Сталин и Рузвельт с ним соглашались, но никакого договора о продолжении военного союза и в послевоенное время заключено не было.

Черчилль, Рузвельт и Сталин на Ялтинской Конференции

Во всех остальных отношениях к гостям относились исключительно внимательно - лорд Моран записал в своем дневнике, что когда один из членов английской делегации мимоходом упомянул в разговоре, что в большом и совершенно пустом стеклянном аквариуме во дворце Воронцова хорошо бы смотрелись рыбки, они там появились на следующий день.

Собственно, доктор с такого рода отношением к гостям советского правительства уже был знаком. Во время его визита в Ленинград он выразил желание посмотреть балет. Когда за ужином он взглянул на часы, и заторопился было в театр, его переводчица с царственной невозмутимостью сказала, что беспокоиться не надо - спектакль без него не начнут.

Конференция завершилась 14 февраля 1945 года. Оставалось только провести ее решения в жизнь.

На прощанье Черчилль наградил В.Н.Павлова орденом Британский Империи. На последней своей встрече со Сталиным в Москве он спросил - не будет ли возражений против награждения британским орденом советского переводчика, столь блестящего в своем деле? По-видимому, разрешение Сталина было получено.

Лорд Моран заметил в своем дневнике, что Рузвельт выглядел плохо - он застывал иногда с открытым ртом, и было видно, что мысли его далеко.

Вот цитата из записок лорда Морана, в оригинале:

"He is a very sick man. He has all the symptoms of hardening of the arteries of the brain in an advanced stage, so that I give him only a few months to live".

“Он [Рузвельт] очень болен. У него все симптомы затвердения артерий мозга в продвинутой стадии, я думаю, что ему осталось жить только несколько месяцев”.

XVIII

Черчилля, несмотря на семьдесят лет, по-прежнему носило по свету, и он норовил выбирать места поопаснее.

Во время визита в Афины в декабре 1944-го отвезли с аэродрома в британское посольство на броневике, во втором броневике ехали сопровождающие. Обстановка в городе была такой, что, когда лорд Моран захотел осмотреть Акрополь, ему выделили двух офицеров-парашютистов в качестве сопровождающих. На замечание доктора по поводу того, какой прекрасный вид на Афины открывается сверху, один из парашютистов с энтузиазмом согласился: "Вид прекрасный. Отсюда можно простреливать весь город!". В поездке Черчилль спросил у своего секретаря, есть ли у него пистолет, и, получив отрицательный ответ, с гордостью продемонстрировал свой собственный. Секретарь подумал, и одолжил у водителя его автомат.

Трудно себе представить, что ситуация в Греции, какой бы серьезной она ни была, непременно требовала личного присутствия на месте главы правительства Великобритании. К тому же являвшегося одновременно министром обороны своей страны и неофициальным, пусть и без формально оформленных прав, но фактически главнокомандующим всеми вооруженными силами Британской Империи.

Но, по-видимому, эта игра в войну доставляла ему такое же чувство радостного возбуждения, которое он испытывал в бытность свою юным кавалеристом, когда он кинулся рубиться с “дервишами” под Омдурманом, в Судане.

Едва вернувшись домой с конференции в Ялте, он немедленно отправился на фронт, повидаться с Эйзенхауэром и с Монтгомери - союзные войска подходили к Рейну, и в нескольких местах его уже форсировали. Он даже уговорил Монтгомери съездить с ним на "…немецкий берег Рейна…" - германские войска, собственно, от реки уже отступили, но прочной англо-американской линии на правом берегу еще не было. Монтгомери подозвал какое-то суденышко из паромной службы, и действительно пересек реку, вдвоем с премьером. Поскольку на том берегу еще стреляли, и снаряды иной раз падали в воду, Черчилль был в восторге. Наверное, сейчас сказали бы, что у него адреналиновая зависимость.

Однако, помимо таких совершенно мальчишеских радостей, у него были дела и посерьезнее. Он настойчиво уговаривал Эйзенхауэра поспешить с наступлением, и по возможности выйти к Берлину раньше русских.

Генерал был вежлив, отвечал, что беседа с Черчиллем “… значительно изменила его приоритеты …”, но Берлин брать совершенно очевидно не собирался. Перспектива вести сражение в огромном городе, застроенным прочными каменными зданиями, с бесконечным количеством укрытий и подвалов, и где трудно использовать огневую мощь артиллерии и авиации, его совсем не прельщала.

Он сообщил Черчиллю, что “…Берлин в настоящий момент не имеет военного значения…”, и что наиболее серьезной проблемой может стать консолидация немецкого сопротивления в Альпах, на что указывал ряд признаков - упорная оборона Будапешта, продолжающаяся оккупация части Северной Италии. Так что следует беспокоится скорее о Мюнхене и обо всей Баварии, чем о Берлине. На просьбу Черчилля посмотреть на вещи пошире, с политической точки зрения, Эйзенхауэр отвечал, что он - простой солдат, и говорить может только как военный.

Честно говоря, в искренности генерала Эйзенхауэра следовало бы усомниться. “Простой солдат” не удержался бы долго на своем посту главнокомандующего союзными войсками в Европе, ему надо было точно учитывать не только военные факторы, но и тонкие веяния политики - только вот Черчилль смотрел на ситуацию с точки зрения геополитики, а Эйзенхауэр - с точки зрения политики внутренней, сугубо американской.

Разговор генерала Эйзенхауэра с Черчиллем состоялся в марте 1945 года.

И Эйзенхауэр знал, что президент Рузвельт все военные вопросы решает так, как ему советует генерал Маршалл, который к тому же приходится Эйзенхауэру прямым начальником. Он знал, что генерал Маршалл брать Берлин не хочет, а хочет две вещи: во-первых, окончить войну как можно скорее, во-вторых, свести возможные потери в личном составе к абсолютному минимуму.

Ожесточенная битва на развалинах Берлина в эти политические обстоятельства никак не вписывалась, а что до экспансивного английского премьера, то говорить с ним следует мягко, но следовать его указаниям вовсе не необходимо.

К тому же Сталин известил и Черчилля, и Эйзенхауэра, что с точкой зрения командующего союзными англо-американскими войсками он вполне согласен, и что с его точки зрения, “…Берлин действительно не имеет больше военного значения…”.

Если что и сближало бывшего гусара, внука седьмого герцога Мальборо, и бывшего семинариста, сына грузинского сапожника, так это было то, что они оба политические факторы ставили выше чисто военных.

XIX

Дипломатический скандал, разразившийся весной 1945 года, был связан именно с политическими проблемами. Пожалуй, в России он знаком больше всего по фильму "17 мгновений весны" - но судить о том, что, собственно, тогда в Швейцарии произошло, используя в качестве источника одну только вдохновенно исполненную В.Тихоновым роль Штирлица, было бы все-таки довольно опрометчиво. Нужна дополнительная информация. Попробуем изложить ее, опираясь только на те факты, которые документально зарегистрированы.

В феврале 1945 года генерал СС Карл Вольф через итальянских посредников установил контакт с американской разведкой, a 8 марта генерал cam встретился в Цюрихе с Алленом Даллесом, главой разведывательного центра Управления Стратегических Служб CША в Берне. Официальная версия американцев - весь разговор сводился к тому, что генералу Вольфу было сказано: речь может идти только о безоговорочной капитуляции. Информация о встрече была передана в штаб союзных войск в Италии, с копиями, посланными правительствам США, Англии и СССР.

12 марта английский посол в Москве передал в советский МИД о встрече с германскими представителями, и сказал, что дальнейшие контакты не будут осуществляться без участия советской стороны. Дальше начинаются неясности. Согласно мемуарам Черчилля, была предпринята попытка тайно провезти советского офицера в Швейцарию, но по каким-то непонятным причинам она не удалась.

13 марта англичане официально уведомили советскую сторону, что если переговоры с Вольфом дадут какой-то положительный результат, то они будут продолжены в штабе союзных войск в Италии, и просили прислать туда советского наблюдателя. Послать специального человека было необходимо, потому что обычная практика в отношениях между союзниками - держать при штабах друг друга постоянных офицеров связи - в отношениях с СССР не практиковалась. Сталин на обмен постоянными военными миссиями не соглашался.

15 марта начальники английского и американского штаба (с липовыми бумагами и в штатском) уже сами приехали в Швейцарию из Италии.

19 марта они встретились там с генералом Вольфом, на этот раз в Берне.

16 марта Молотов направил английскому послу в Москве резкое письмо, в котором требовал предоставить советскому представителю возможность участвовать во встречах с Вольфом. Такое же письмо получил и посол США.

21 марта посол известил Молотова, что цель переговоров в Швейцарии состоит в проверке полномочий генерала Вольфа на сдачу, и что британское и американское правительства приглашают советское правительство прислать своего представителя в Италию, в штаб союзных войск.

22 марта Молотов передал послу письмо, в котором, в частности, говорилось следующее:

“В течение двух недель в Берне за спиной Советского Союза, который несет на себе основную тяжесть борьбы с Германией, идут тайные переговоры между англо-американским и германским командованием”.

Посол сказал, что, по-видимому, имеет место недоразумение - переговоров пока нет, речь идет только о проверки полномочий генерала Вольфа.

На что Молотов ответил:

“…по мнению советского правительства речь идет не о недоразумении, а о чем-то похуже…”.

Черчилль получил копию письма во время своей мартовской поездки на фронт, у Рейна, и решил, что отвечать он не будет. Как он сказал: "... промолчать лучше, чем начинать состязание в ругани ...". Но письмо он показал и Монтгомери, и Эйзенхауэру.

Генералы сказали ему, что они ни на секунду не усомнились бы принять капитуляцию на их фронте - хоть от командующего фронтом, хоть от командира роты - потому что это вопрос чисто военный.

Эйзенхауэр добавил, что сдача войск Кессельринга ему в плен на месте может быть сделана в течение часа, а если сдача в плен должна быть сделана не ему, а делегации всех трех союзников, то процедура затянется на три-четыре недели. Черчилль тоже думал, что такие вещи должны решать командиры на местах.

В самом начале апреля Сталин направил Рузвельту письмо, в котором (в обратном переводе с английского) говорилось:

"...мои коллеги не имеют ни малейших сомнений в том, что переговоры действительно состоялись, и что их результатом было согласие фельдмаршала Кессельринга открыть фронт английским и американским войскам в обмен на облегчение условий мира для Германии. В результате в настоящий момент немцы прекратили ведение войны на Западном Фронте против Англии и Соединенных Штатов, в то время как на Восточном Фронте Германия продолжает войну против Советского Союза, их союзника...".

5 апреля Рузвельт переслал это письмо Черчиллю, с приложенным ответом на него:

"...с уверенностью в том, что вы верите мне лично, и с решимостью добиваться вместе с вами безоговорочной капитуляции нацистов, я поражен тем, что вы могли поверить в то, что я вступил в соглашение с врагом, не получив сперва на то вашего согласия. Наконец, я хотел бы сказать: было бы одной из величайших трагедий в истории, если бы сейчас, в момент, когда победа так близка, такое недоверие, такое полное неверие в нашу добрую волю определило бы исход огромного дела, после того, как оно стоило стольких неисчислимых человеческих и материальных жертв...".

Во всей этой истории есть непонятные моменты. Что, собственно, делали в Швейцарии начальники штабов английской и американской армий, действующих на итальянском фронте? Рузвельт этого вопроса не касается никак, а объяснение Черчилля - проверяли полномочия генерала Вольфа вести переговоры - звучит как-то неубедительно. Это мог сделать Аллен Даллес, и без всякого содействия двух генералов в столь высоких чинах. Кстати - почему фельдмаршала Кессельринга представлял генерал СС? Уж скорее тогда он должен был говорить от имени Гиммлера?

Коли так, переговоры вряд ли ограничивались только итальянским фронтом.

С другой стороны, не совсем понятны действия советского правительства. Допустим, что все сказанное Молотовым и Сталиным соответствовало правде. Но ведь тогда открытым заявлением такого рода они должны были “спалить” всю сеть агентов, доставивших им эти сведения? Вроде бы это шаг вредный - хотя бы с точки зрения уничтожения источника важной для них информации? Темная история, и вполне возможно, истинного значения всех этих событий мы не узнаем никогда.

Черчилль между тем пришел к заключению, что письмо Рузвельта написано в куда более твердой форме, чем обычно в его переписке со Сталиным. Он ошибался. Рузвельт его только подписал, а составил письмо генерал Маршалл. Рузвельт был уже слишком плох в то время.

Он умер через неделю.

XX

Весть о смерти президента Рузвельта Черчилль в своих мемуарах назвал “… неожиданной …”. Вполне допустимо предположить, что лорд Моран своими соображениями с ним не поделился - доктор к понятиям медицинской этики относился более чем серьезно. Но все-таки глаза у Черчилля были, и Рузвельта в Ялте он видел сам. Возможно, ему просто не пришло в голову, что человек 62 лет может умереть так внезапно.

Дальше случилась еще одна непонятная история, объяснения которой я нигде не нашел. Черчилль в последнюю минуту раздумал лететь в Америку на похороны Рузвельта. Он послал телеграмму новому президенту, Трумэну, и еще одну - Гарри Гопкинсу. Он спросил обоих - не следует ли ему срочно прилететь? Оба выразили ему самое теплое внимание, и сказали, что его будут ждать. Самолет был уже заказан, стоял на аэродроме - и в последнюю минуту Черчилль передумал и остался в Лондоне.

Почему Черчилль не поехал на похороны? В октябре 1944 он был в Москве. В ноябре 1944 Черчилль был в Париже. В декабре 1944 - съездил в Афины, подавлять революцию. В январе он был 1945 в Италии, y Александера, в общем, без большой надобности. В феврале 1945 Черчилль был в Крыму, на Ялтинской Конференции. На обратном пути он нашел время побывать в Каире, где поговорил, например, с королем Саудовской Аравии и с императором Эфиопии.

А в апреле у него не нашлось времени полететь в Вашингтон, на похороны его "...давнего друга и партнера...", где он мог бы, например, познакомиться с его преемником? Которого он раньше никогда не видел? Почему?

Лорд Моран, источник надежный и честный, об этом не говорит ни слова. Мартин Гилберт, автор классической и огромной по величине книге о деятельности Черчилля в годы Второй мировой войны, "Road To Victory", повторяет то, что сказано в мемуарах самого Черчилля.

A сам Черчилль говорит об этом в мемуарах в точном соответствии с рецептом Наполеона о том, как надо писать Конституцию:

“…пишите коротко и неясно…”.

Он говорит, например, что не мог уехать, потому что Идена не было в этот момент в стране. Это очевидная неправда. Иден рассматривался и Черчиллем, и всем его окружением, как "кронпринц", наследник премьера. Именно поэтому он сопровождал премьера во всех важных поездках. Разумная предосторожность - если с 70-летним Черчиллем что-нибудь случится, Иден должен быть полностью в курсе всех дел.

Так что увезти Идена ВМЕСТЕ с собой в Москву или в Квебек, или в Ялту - это можно. А оставить Лондон на три-четыре дня, потому что в Лондоне нет Идена - это нельзя? Трумэну Черчилль написал, что "…коллеги по кабинету были против того, чтобы он оставил свой пост в такой момент даже ненадолго…". Кто эти "...коллеги..."? Черчилль их не называет. В чем состояла особенность данного момента? Расписание поездок Черчилля нам известно - он уезжал каждый месяц, и по самым незначительным делам, вроде инспекции войск, которые в его инспекции не нуждались. Мнение неназванных им коллег перевесило его собственное? Но когда Черчилль слушал своих коллег?

Так эта история с отказом приехать в Вашингтон и осталась для меня непроясненной. Как бы то ни было - в Лондоне Черчилль выступил на специальной сессии Парламента, посвященной смерти Рузвельта.

И, конечно, произнес там блестящую речь.

XXI

24 апреля 1945 года генерал Вольф появился в Швейцарии уже со всеми необходимыми полномочиями на руках. 29-го апреля был подписан акт о безоговорочной капитуляции германских войск в Италии.

2 мая оружие положили около миллиона немецких солдат, сражавшихся на этом фронте. Положение на Западном Фронте в самой Германии было похожим. Монтгомери двигался вперед, не встречая большого сопротивления, в плен ему сдавалось по 25-30 тысяч немецких солдат в день. Tо же самое происходило и в американском секторе наступления.

Список кораблей германского флота, некогда наводивших ужас на конвои, в 1945 году читался как поминальный синодик.

"Лютцов" в сентябре 1944 года вступил в войну на Балтике, помогая артиллерией отступающим войскам вермахта. Англичане достали его с воздуха в апреле 1945 в Свинемюнде, где он затонул в гавани, сев днищем на дно. Его пушки тем не менее продолжали стрелять, вплоть до мая 1945, когда он был окончательно затоплен своим экипажем.

"Адмирал Шеер" тоже ушел на Бaлтику, и тоже был потоплен английским авиационным налетом - в мае 1945.

"Адмирал Хиппер", поврежденный в бою с английскими крейсерами еще в конце 1942, как боевой корабль в строй уже не вернулся. Его использовали на Балтике для эвакуации раненых и беженцев. В мае 1945 он был потоплен своим экипажем.

"Принц Ойген", с августа 1944 помогавший своим сухопутным войскам на Балтике, сумел уйти в Копенгаген, где 8 мая 1945 года сдался англичанам.

В конце апреля 1945 американские и советские войска встретились у Торгау, на Эльбе. Третья американская армия под командой Паттона вошла в Чехословакию, заняв Карловы Вары.

Черчилль считал Берлин первостепенной целью:

“…фронт в Европе должен уходить как можно дальше на Восток. Главная и подлинная цель англо-американских армий — Берлин…”.

Сталин не соглашался с Черчиллем по многим вопросам, но поводу важности Берлина они думали одинаково.

Общая численность нацеленных на Берлин советских войск превышала два с половиной миллиона солдат. Штурм начался 25-го апреля, стоил больших жертв, но утром 1 мая над рейхстагом был поднят штурмовой флаг 150-й стрелковой дивизии. Однако бой за рейхстаг продолжался ещё весь день и только в ночь на 2 мая гарнизон капитулировал.

7 мая в 02:41 (по среднеевропейскому времени) генерал Йодль подписал “Акт капитуляции Германии”. Акт о капитуляции приняли: от союзной стороны - генерал Беддел Смит, от СССР — советский генерал-майор Суслопаров (представитель Сталина при союзном командовании).

Документ был написан на 4-х языках, а дата вступления документа в силу стала Днём Победы в Европе.

Самыми первыми словами в Акте от 7 мая 1945 года стали вот эти:

“Only this text in English is authoritative” – “Официальным является только этот текст на английском языке”.

9 мая в 02:16 по московскому времени в Берлинском предместье Карлсхорст генерал-фельдмаршал Кейтель подписал ещё один “Акт о безоговорочной капитуляции Германии. Безоговорочную капитуляцию приняли маршал Жуков (от советской стороны) и заместитель главнокомандующего союзными экспедиционными силами Теддер.

Идея, по-видимому, заключалась в том, чтобы капитуляция была подписана в Берлинe, а принимал ее советский маршал.

В результате оказалось, что есть два разных Дня Победы: 7 мая по версии англичан и американцев, и 9 мая - по версии СССР. Незначительное, казалось бы, разногласие.

Но это было только началом.

*Этот текст взят с веб-сайта российского ФСБ. Точная дата в публикации на сайте не указана (ред.)