Номер 6(43) - июнь 2013 | |
...И легкокрылый Серафим... Заметки на полях - вкривь и вкось
Бьют часы, ядрена мать, Надо с бала мне бежать! Ю.Михайлов. Золушка
Советская власть – Никак тебе не пропасть... В каком году – рассчитывай, в какой земле – угадывай, а точнее 9 декабря 1971 года в Москве состоялась защита кандидатской диссертации Наташи Романовой с последующим, как водится, банкетом и развеселым состоянием духа, что привело к временному раздвоению толпы празднующих – мы втроем поехали для скорости на такси за выпивкой к запасливому Мигулину, а остальные прямиком к Надьке домой – квартира которой была уготована для продолжения веселий. По дороге - в метро им встретился Ким – да, тот самый – Юлий Ким, с которым Наташин муж Дима Гордеев работал в небезызвестном Колмогоровском математическом интернате. Так что пока мы ездили за горячительным, толпа радостно пополнилась Кимом, которого уговаривать не пришлось. Так же без уговоров он уселся у Надьки за пианино и пел-играл с заметным удовольствием.
Д.Гордеев. Портрет Ю.Кима Что-то невероятно легкокрыло-прелестно-прельстительное было в его облике. За окном сновала неподъемная серая жизнь, а тут был праздник – именины сердца. Никого из гостей я не помню – подвираю, конечно, Кляцкина помню отчетливо, особенно разговор с ним о Наташиной диссертации – скупой на комплименты и вообще на разговор, Клячкин проскрипел с явным удовольствием – настоящий уровень. Так или сяк - Ким прямо перед глазами. Совершенно нездешний – казалось бы, концертные фалды фрака, а не пиджачишко должны развеваться за спиной, и публика – не чета нам – дамы в соболях в сопровождении черно-белой мужской степенности – и мельтешение звуков в ожидании концерта. Совершенно сюрреальная картина эта ошеломила бегом книжных аллюзий – но увидела я все это невероятно отчетливо. И ножом по сердцу – не было надежд – ни малейших – оттепель ушла в прошлое. Между тем, Дима Гордеев возьми да изобрази нашу постбанкетную вакханалию очень даже реалистически - и время и место и публику – разумеется, не без присущей ему карикатурности, но абсолютно узнаваемо – на переднем плане Ким, там же и Гайдуков и Надька, и Дима тоже там, и даже я – такое вот документальное подтверждение моим реминисценциям. А потом случился спектакль, на который Валера Голиков щедро привел нас целой гурьбой. Спектакль – насколько я помню, назывался Золушка и должен был идти в Театре Советской Армии, куда мы тогда, благодаря Голикову, попали на генеральную репетицию. Уже сейчас, по моему нетерпеливому востребованию, интернет в лице Гугла мгновенно подсказал, что было это в 1975 году, и назывался спектакль по-другому - Странствия Билли Пилигрима, а Золушка была очень небольшой частью его. Но я помню только Золушку – никуда не денешься, фраза оттуда – Любишь-найдешь - навсегда застряла в моем лексиконе, равно, как и огромный сапог на сцене – вклинился в поле зрения. Здание театра под тенью музея все той же Советской Армии – величественный пентагон сталинского ампира – не знаю, как у всех - у меня ассоциировалось с красными советскими знаменами, с общественным трауром серпасто-молоткастых святынь. Но тогда – тогда то, что происходило на сцене – было несусветной вольной вольницей и совершенно не вписывалось в подсоветскую систему. Это казалось, да и было ошеломляющим - сумасшедше – сногсшибательно талантливым. Суховато-жесткий Воннегут оборачивался искрометной иронией совершенно другого – комедийного толка, завораживающим - немыслимым свободомыслием. Звали Золушкиного автора Ю.Михайловым, а был он на самом деле Юлием Кимом. Изгнанный не только из почетного интерната, но и отовсюду, он гениально перевоплотился под другой фамилией, подарив нам казалось бы легкомысленный – воздушный спектакль – с витаминозным привкусом свободы... Время течет – хоть шути-не шути... Концерт в Нью-Йорке - 1992 год. Огромный зал – по-моему, Хантер колледжа. Деревянные кресла – деревянная обшивка стен. Я уселась в первых рядах – пришла одна – встретиться с прошлым полагается наедине. Ким маленький, легенький - может, для кого постаревший, а по-моему молодой – конечно, мне его морщины заметны, а у кого их нет? – все тот же – лучезарный. Он тихо говорит – рассказывает об Израиле. Пересказывать не буду – он об этом пишет сам – куда лучше. А потом он поет под гитару – ничего не завяло, не увяло – как было, так и осталось – талант – это навсегда. И независимость – не громкая, но отчетливая. А вот дам в соболях и джентльменов во фраках не было – да и сам Ким был мало приметен в темной рубашке с распахнутым воротом – обманул мираж. Но оказывается, ему не нужны крылья фрака – он и без них летающий. И как ни кинь – дороги судьбы неисповедимы – этот школьный учитель не только истории и литературы, но еще и суконно-посконного обществоведения, с непростыми исходными данными непростой биографии, а поди ты – под несерьезный вальсок лукавого легкомыслия пригласил своенравную французистую liberté на просторы родины чудесной – пусть на короткий, но освежающий танец. Я было поставила точку – но случилось непредвиденное, вместо меня многоточие поставил сам Юлий Черсанович своими заметками об Израиле. Дозвольте процитировать: «А что я знал об Израиле? Ничего. И вот он предо мною. Меня по нему водили, возили, таскали и прогуливали наши бывшие москвичи, питерцы и харьковчане – как, впрочем, и по Америке-Канаде. Но здешние-то таскали и гуляли меня по своей земле. По своей – не только в смысле паспорта и гражданства. А по чувству. Наши американские или европейские – приживалы. Здешние – свои». Комментарии излишни. Господи, прости душу грешную – прости и помилуй – меня, приживалу несчастную, ни ко времени, ни к месту обидчивую. Между тем, реинкарнации продолжаются. Вот и не знаю, что на
это сказать. - О русская земля, как хорошо, что ты уже за холмом... или –
Пожалуйста, восстань, пророк, или еще что-нибудь - как водится – невпопад,
например - Эх, хорошо Страной любимым быть – здесь свои – там чужие. И тем не менее, нет у меня никакой уязвленности-оскорбленности – все улетучилось, не успев, как следует появиться. Дело известное - каждому времени и каждому месту – свои песни, не говоря о том, что каждый слышит, как он дышит. |
|
|||
|