Потерянная глава из романа "В тисках между Юнгом и Фрейдом"
35
лет назад рядом с именами двух светил психоанализа, Зигмунда Фрейда и
Карла Юнга, вспыхнула еще одна яркая звезда. В подвале Женевского
Института Психологии был обнаружен пролежавший там почти
60 лет запыленный чемоданчик, полный неизвестных доселе
писем Фрейда и Юнга к таинственной Сабине Шпильрайн.
Сабина, талантливая
молодая еврейка из Ростова, в начале двадцатого века соучаствовала в
интеллектуальном подвиге двух столпов современной психологии, а потом была
забыта, потому что в 1923 г. она, по приглашению Троцкого,
уехала из Европы в Москву "строить нового человека. Когда постепенно
выяснилось, что Сабина была возлюбленной Юнга и многолетней
корреспонденткой Фрейда,
несколько режиссеров сразу создали серию современных
фильмов о ее роли в конфликте между двумя основателями современного
психоанализа. Но упустили из виду последние двадцать лет ее жизни в СССР.
А судьба ее была ужасна – изгнанная отовсюду и
лишенная докторского диплома, она нашла приют в Ростове, где
в 1942 г. была расстреляна нацистами
в Змиевской Балке вместе с 27-ю тысячами других евреев.
В романе "В тисках" маленькая девочка Сталина, соседка
Сабины по коммунальной квартире с 1936-го года до самого ее трагического
конца в Змиевской Балке, на старости лет записывает
предсмертную
исповедь Сабины.
Современные исследователи
истории Сабины – сын Сталины Марат и его жена Лилька – по
крупицам воссоздают, отчасти домысливая, печальное существование двух
героинь в советской провинции 30-х годов прошлого века.
После смерти Сталины Лилька случайно
обнаруживает в ее лэптопе незнакомую
главу из исповеди Сабины.
*
«А это что?» – вдруг спросил Марат и
ткнул пальцем в файл с невыразительным названием «Нью-С». Лилька открыла
файл и обнаружила какой-то неизвестный кусок прозы изрядного размера под
заголовком "Сабина –
вдогонку".
Сабина
– вдогонку. (Вена, февраль 1913 года)
Хуже венского января может быть только венский
февраль. Особенно в тот день – с неба валил отвратный мокрый снег,
немедлено застывающий на тротуарах хрупкой ледяной корочкой, под которой
притаились коварные холодные лужи. В такую погоду хороший хозяин и собаку
из дому не выгонит, но мне необходимо было выйти из дома – сам великий
Зигмунд Фрейд назначил мне встречу у себя в кабинете в одиннадцать часов
утра. Я собиралась поговорить
с ним о своем будущем, а если удастся, то и обсудить мою новую работу, в
которой я утверждаю, что инстинкт продолжения родасбалансирован в природе инстинктом саморазрушения. Я надеялась, что
после окончания моего семинарского курса он оставит меня в Вене при себе
ассистенткой: будет передавать мне часть своих пациентов и обсуждать со
мной свои новые идеи. У меня было небольшое преимущество перед другими
претендентами на это место – великий человек ревнивоохранял свою паству и не мог перенести моей любви к Юнгу. И потому
мог бы придержать меня поближе к себе, в надежде вытравить эту любовь из
моего сердца.
Хотя профессор Фрейд не был бабником и не бегал за
каждой симпатичной юбкой, я знала, что он питает слабость к хорошеньким
молодым девушкам, и потому с утра занялась прихорашиванием. Я надела
облегающее темно-голубое платье и серые сапожки,в точности подходящие к моей серой каракулевой шубке. Волосы я
распустила, зная, как они оттеняют мою нежную кожу, но из-заветра, несущего в лицо хлопья мокрого снега, мне пришлось надеть
серый каракулевый берет, насильно навязанный мне мамой.
Я взяла зонтик и оглядела себя а зеркале:
получилось очень мило – великий Фрейддолжен быть доволен, он терпеть не мог синих чулков. Я пришла на
несколько минут раньше и недолго постояла в подъезде, стряхивая мокрый
снег с воротника и берета. Большое зеркало в торцовой стене подтвердило,
что цвет лица у меня отличный. Ровно в одиннадцать я звонила в звонок у
заветной двери. Мне открыла младшая дочь Фрейда Анна, которая попросила
меня подождать минут десять в прихожей, пока папа закончит завтрак.
Эти десять минут я постаралась использовать получше – сняла шубку и
берет, наново расчесала локоны и хотела было еще раз продумать свою
заранее заготовленную речь, но меня прервал резкий и долгий дверной
звонок. В святыню профессора
Фрейда звонили обычно мягко и кратко, стараясь не потревожить великого
человека. А звонивший в то утро явно был человек бесцеремонный. На звонок
из комнат Фрейда никто не вышел, и нетерпеливая рука на лестнице нажала на
кнопку звонка еще дольше и резче. Я пожала плечами исама отворила дверь – сходу оттеснив меня от порога, в прихожую
размашистым шагом ворвалась высокая дама в длинной меховой шубе.
«Профессор Фрейд у себя?» – спросила она и двинулась вглубь
квартиры, так и не стряхнув снег со шляпы и с плеч. Шляпатоже была меховая.
«Вам назначено?» – осведомилась я, защищая свои интересы.
Тут дама, наконец, меня заметила: «Профессор просил меня навестить
его, когда я буду в Вене».
В этот момент в коридор вышел сам Фрейд в сопровождении Анны и
просиял, увидев нахальную даму: «Лу, дорогая, какой приятный сюрприз!»
Я тут же поняла, что мою искусно составленную речь придется
отложить. И оказалась права. Фрейд сказал мне смущенно: «Прости меня,
малышка, но я попрошу тебя погулять часок по улице, пока я поговорю с фрау
Саломе. Ведь она в Вене проездом».Когда он называл меня «малышка», я знала, что добра ждать нечего.
На я не посмела сказать ему, что в такую погоду гулять по улице отправляют
только злейшего врага. Я покорно кивнула и проследила глазами, как он,
позабыв обо мне, уводит в свой кабинет эту дерзкую фрау Саломе .
Из глубины квартиры донесся голоссекретарши Фрейда Минны Бернес: «Анна, ты не забыла снять чайник с
огня?», и Анна проворно ушла. Решив воспользоваться тем, что никто за мной не следит, я сдернула
с вешалки свою шубку и берет и, вместо того, чтобы выйти на лестницу,
проскльзнула в полуоткрытую дверь приемной. В приемной было темно, но я не
стала зажигать свет в надежде, что меня не заметят и не выставят на
холодную улицу.
Через пару минут Минна
и Анна вышли в прихожую и сели на маленький диванчик. «Зачем ты вытащила
меня в прихожую?» – спросила Анна.
«Чтобы уйти подальше от ушей твоей мамы», – я
услышала, как Минна чиркнула спичкой и закурила. Из прихожей потянуло
сигаретным дымом. – «Значит, какая-то дама, ты говоришь, явилась без
приглашения и он ее немедленно принял?»
«Ну да, а бедную Сабину выставил на улицу».
«В
такую погоду? Кто же эта дама?
Красивая?»
«Высокая, вся в мехах. Он назвал ее как-то странно
– по-моему, фрау Саломон».
«Ах, Лу Саломе? Тогда все понятно! Я еще в Веймаре
заподозрила, что она на него нацелилась. И, как всегда, оказалась права».
«Я не понимаю, что значит, – нацелилась?»
«Ничего, подрастешь, поймешь. Интересно, что эта Лу
Саломе от него хочет?»
«Может, она просто хотела его повидать?»
«Лу Саломе никогда не хочет кого-то просто повидать. Она хочет повидать только того, от кого чего-нибудь хочет».
«Я вижу, ты не очень ее жалуешь».
«Какая разница, жалую я ее или нет? Она женщинами
не интересуется. Зато во всей Европе не найдется мужчины, который сумел бы ей в чем-либо
отказать. Очень интересно, что она хочет выманить у твоего отца».
«Я думаю, что у папы можно выманить только то, что
он хочет дать».
«Ты идеализируешь своего отца. Он такой же мужчина,
как и все другие».
«Если даже она их всех соблазняет, я не думаю, что
ей удастся соблазнить папу».
«Посмотрим, посмотрим, что она с ним сделает!»
«Да что ты о ней такое знаешь?»
«Она начала давно. Уже в 82 году она свела с ума
бедного больного Фридриха Ницше».
«Это знаменитого философа, что ли? Так он же давно
умер».
«Я говорю тебе, это было сто лет назад, в 82 году
прошлого века. Ницше тогда был еще вполне жив, а она только-только
приехала из Санкт-Перербурга завоевывать Европу».
«Что значит – сто лет назал? Сколько ей лет, по-твоему?»
«А по-твоему?»
«Лет тридцать с небольшим».
«А ей за пятьдесят!»
«Не может быть! Я стояла в двух шагах от нее – ей
не больше тридцати трех!»
«Ты слышала о вампирах?»
«Ну да, это которые кровь высасывают?»
«А ты знаешь, зачем они это делают? Чтобы сохранить
молодость. Они так обновляют свою кровь и молодеют».
«Ты хочешь сказать, что эта Лу Саломе – вампир?»
«В каком-то духовном смысле да: она порабощает
мужчин и от этого молодеет».
«Откуда ты все это взяла?».
«Еще в девятьсот одиннадцатом, после конгресса в
Веймаре, я порасспрашивала людей и кое-что почитала».
"Почему?"
"Я же тебе сказала, что сразу заметила, какона кружит вокруг твоего отца".
«А кто о ней писал?»
"О ней писали многие – сам Ницше и его сестра
Элизабет. Она обвиняла Лу в болезни брата. Да и сама Лу пишет без конца".
«Романы?»
"Бездарные, читать их не стоит, я пробовала. А вот
о ее романах с другими писателями очень даже стоит почитать. Все они стали
знаменитыми, и твой отец тоже станет”.
«Он и так знаменитый».
«Значит, он будет еще более знаменит. У Лу Саломе
глаз – алмаз».
«Выходит, она делает мужчин знаменитыми?»
Откуда-то из глубины квартиры жена Фрейда Марта
позвала: «Минна, Анна, куда вы подевались?» Минна вскочила: «Пошли. Но маме ни слова».
Уходя, они погасили свет, и я осталась в полной
тьме. Щеки у меня горели после рассказв Минны. Особенно поразило меня, что
эта вампирша приехала из Санкт-Перербурга. Значит, говорит по-русски. Что
бы такое у нее спросить, чтобы никто не понял?
Минут через двадцать открылась дверь кабинета, щелкнул выключатель и вспыхнул свет в
прихожей. Я быстро выскочила из приемной и увидела, как великий учитель
подает своей гостье шубу. Она слегка одернула свое элегантное лиловое
платье и привычно протянула руки назад, не сомневаясь, что шубу ей
подадут. Обида стиснула мне
горло – мне профессор шубу никогда не подавал, я для него была не женщина,
а малышка. Увидев меня, он смутился:
«А, малышка, ты уже вернулась? Прости, наша беседа
с Лу слегка затянулась. Познакомьтесь – член нашего семинара доктор Сабина
Шпильрайн, а это будущий член нашего семинара – фрау Андреас фон Саломе».
Фрау со сложным именем окинула меня глубоко
равнодушным взором, и я поняла, что знаменитой мне не бывать. В отместку я
спросила по-русски: «А где вы изучали медицину, фрау Саломе? В
Санкт-Перербурге?». Ресницы ее
дрогнули, но она ответила тоже по-русски: «Я никогда не изучала медицину».
Взяла из рук профессора свою пушистую меховую шляпу, попрощалась и вышла
на лестницу. Профессор, забыв обо мне, зачарованно глядел ей вслед:
«Удивительная женщина! – воскликнул он. – Я не встречал человека, который
бы так глубоко проник в суть подсознания, как она!»
«Это особенно удивительно, если поверить, что она
никогда не изучала медицину», – напомнила о себе я.
«Откуда ты знаешь?» – не поверил он.
«Она сама мне сказала».
«Я что-то не слышал».
Я пожалела, что задала ей свой вопрос не
по-немецки, и еще раз подивилась, как это он сам ее об этом не спросил. А
просто пригласил участвовать в семинаре. Уж не загипнотизировала ли она его? Ведь мне даже после защиты
докторской диссертации пришлось просить рекомендацию Юнга, чтобы меня приняли в члены семинара.
Профессор задумчиво постоял в дверях, потом словно
очнулся и позвал меня в свой кабинет, но наша долгожданная беседа текла
вяло – он никак не мог сосредоточиться на моих научных соображениях, мысли
его явно блуждали вокруг таинственной гостьи в мехах. "Ты знаешь, –
перебил он меня, – она рассказала мне, как однажды, гуляя по лесу, вышла на поляну, полную фиалок. И решила собрать букет для своей больной
подруги. Но тут же передумала, чтобы не разрушить лесную красоту. Однако,
возвращаясь домой, она обнаружила у себя в руке букет фиалок, хоть не
могла вспомнить, когда их сорвала. Словно в душе ее жило другое существо, о котором она понятия не имела".
"И что с того?" – тупо спросила я, раздосадованная
тем, что он меня перебил.
"Как что? Я не встречал более точного описания
работы подсознания!"
Я вышла от него с трудом сдерживая слезы – мне
стало ясно, что место ассистентки он мне не предложит, он будет сохранять
его для другой. За что? Она не сдавала экзамены по анатомии, она не вела в
больнице истории болезни вместе с доктором Юнгом, она не билась два года
над разгадкой шизофренического бреда своей пациентки, и все же он объявил,
что никто так глубоко не проник в суть подсознания, как она. У него были
десятки учеников и последователей, но он всем им предпочел ее.
Я поняла, что мне незачем задерживаться в Вене. Мне
было двадцать семь лет, и мама бомбардировала меня письмами, умоляя выйти
замуж. Она присмотрела в Ростове хорошего еврейского парня Павла Шефтеля,
тоже врача, и почти договорилась с его матерью. Остановка была за мной. У
меня вдруг не стало сил сопротивляться. Что ожидало меня здесь, в Европе?
Юнга я потеряла окончательно, и Фрейда тоже. Не лучше ли поехать в Ростов
и выйти замуж, чтобы не огорчать маму? И я совершила самую страшную ошибку
в своей жизни – я поехала в Ростов и вышла замуж за Павла Шефтеля, "тоже
врача".
На этих словах текст кончался. Лилька хорошо помнила, с чего начиналась исповедь
Сабины после оборванного посреди фразы абзаца: «Я уехала в Ростов и вышла
замуж за Павла Шефтеля, тоже врача. Павел был очень хороший человек.
Единственным его недостатком было то, что я его не любила».
Марат протянул задумчиво: «Так вот почему она
умчалась в Ростов и вышла замуж! Ведь тогда никто не мог этого понять. Сам
Фрейд поздравлял ее...»
«Кто же такая эта Лу Саломе?»
Марат прищурился, что-то припоминая:
«Знаешь, мне знакомо это имя. Смутно, но вспоминаю.
Когда я был ребенком, мама исступленно учила меня немецкому языку – теперь
я понимаю, что в память о Сабине. Мы с ней жили вдвоем на втором этаже
старинного флигеля, выжившего со времен войны. Я любил играть в прятки с
мальчишками в подвале. И однажды, спрятавшись в нише, заметил в стене
запыленное окно, ведущее неизвестно куда. Начитавшись разных приключений,
я решил, что за окном есть таинственный мир, о котором никто не знает. И
оказался прав. Я никому не рассказал о своем открытии, а после ужина
спустился в подвал со свечкой и обнаружил, что форточка в окне разбита. Я
просунул руку в отверстие и наткнулся на стопку книг, сложенных на
подоконнике. Я вытащил все, до которых дотянулся – они были на немецком
языке. Не знаю, кто их там спрятал, но я стал их читать исподтишка – это
была моя тайна. Одна из этих книг рассказывала об удивительной девушке Лу
из Петербурга, очаровавшей всю Европу. Подробности я уже забыл, но имя
помню».
«Кто же она, эта неотразимая Лу? Может,поискать ее в интернете?»
И Лилька принялась искать. Сначала с трудом, – все-таки для сегодняшнего интернета неотразимая Лу представляла
меньший интерес, чем трагически погибшая, а потом драматически воскресшая
Сабина. Знала бы она, что в конце концов обыграет Лу по очкам!
Лилька выуживала из интернета мельчайшие упоминания
о Лу Саломе. Одни имена наводили ее на другие, другие на третьи, третьи на
четвертые и так далее. Они выстраивались в цепочку с частыми прорехами, но
постепенно Лилька вошла во вкус – заполнять прорехи было даже интересней,
чем просто тянуть цепочку от одного имени к другому. Ее список все рос и
рос. Лу Саломе действительно очаровала всю Европу, – Ницше, Рильке, Бубер,
Фрейд! Какой-то ее поклонник даже сказал, что по списку ее романов и
увлечений можно изучать культурную историю Европы периода belle-epoque.
|