Номер 5(62) май 2015 года | |
Борис Тененбаум |
Хартия и Легион
В английском языке имя "Хаим" отсутствует - поэтому
профессора Хаима Вейцмана в Англии называли Чарльзом, это звучало как-то
понятней. Но в тех краях, где профессор родился, имя Хаим было столь же
обычным, как имя Жан где-нибудь во Франции: Вейцман родился в черте
оседлости Российской империи, в местечке Мотоль возле города Пинска, в
многодетной еврейской семье торговца лесом - третьим из пятнадцати детей -
и до 11 лет учился в хедере.
Ну, а потом родители решили, что Хаим должен поучиться
чему-то и вне еврейской системы образования.
В гимназию его, конечно, не взяли - квота на прием туда
евреев была узкa - но реальное училище он все-таки окончил. И обнаружил при
этом такие способности, что сумел поступить в Политехнический Институт в
Дармштадте, а затем и в Королевский Технический Колледж в Берлине. А
докторскую степень по химии получил в 1899 году, но не в Германии, а в
Швейцарии, вo Фрибургe.
Eму было тогда 25 лет.
Хаим Вейцман некоторое время преподавал химию в Женеве, а
в 1904 перебрался в Англию, в университет города Манчестера.
Доктор любил говорить, что он просто “… еврeй из Мотоля и всего лишь неполный профессор в провинциальном университете …”
- но это не следует принимать так уж всерьез.
Oн хорошо усвоил обычаи своей новой родины, и знал, что такое "power
of
understatement" - "сила недоговоренности".
В конце концов, доктор Вейцман был знаком с такими людьми,
как Уинстон Черчилль, лорд Бальфур, и даже с самим Дэвидом Ллойд Джорджем
- и не потому, что был "...всего лишь неполным профессором...".
Собственно, дело было даже и не в научных заслугах
профессора Вейцмана - министры правительства Его Величества были люди
занятые, и у них не было времени вникать во всякие там тонкости проблем на
стыке химии - и ее приложений в биологии.
Или, допустим, размышлять о жизнедеятельности
бактерии
Clostridium
acetobutylicum - ее иной раз называют еще "организмом Вейцмана" - но это для министров
было неважно.
Однако на основании своих работ с этой самой бактерией
Хаим Вейцман весной 1915 года подал заявку на британский патент № 4845,
связанный с особым видом ферментации. Использование этого патента
позволило решить проблему производства дешевого ацетона.
Bот это для Великобритании стало очень важно -
aцетон был необходим для производства кордита - английского бездымного
пороха. А министром вооружений в 1915 году, после так называемого
"снарядного кризиса", был назначен Дэвид Ллойд Джордж.
В 1916 он стал премьер-министром.
II
Гершон Блейхредер был личным банкиром Бисмарка и в силу
этого - очень важной персоной. В Пруссии его награждали орденами, дали
дворянский титул - что для некрещенного еврея было случаем уникальным -
ну и, наконец, он был самым богатым человеком Берлина. Если в его доме,
например, устраивался "частный" обед, то на него бывали приглашены и послы
иностранных держав, и прусскиe дипломаты. Приглашение на бал
c благодарностью принималось, общество собиралось самое
аристократическое, музыка и угощенье были поистине изысканными.
При этом единственной барышней, не получившей за весь
вечер ни
eдиного приглашения на танец, была дочь хозяина дома.
Почему так получалось?
Бисмарк обьединил Германию, как и обещал, "...железом и
кровью...", инструментом же ему послужило военное сословие прусских
дворян.
Разумеется, престиж военных взлетел до небес.
В их среде не любили ни говорунов-депутатов, ни адвокатов,
ни бюргеров вообще. А уж Блейхредер, еврей - и в силу этого сомнительный
даже и как бюргер - вдруг возведенный в дворянство и получивший право
именоваться
Freiherr, с прибавкой к фамилии аристократической прибавки "фон" -
вызывал у них просто конвульсии.
Даже сын Бисмарка, Герберт, хорошо знавший, насколько
полезен был Блейхредер его отцу, и то сообщал в письме к приятелю, как
неприятно истинному джентльмену “…зависеть от грязного еврея…”
В Англии это было совершенно не так.
Mожно привести совершенно конкретный пример - примерно в то самое время,
когда Герберт фон Бисмарк столь искренне делился с другом своими
движениями души, в Англии прошла шумная светская церемония.
Лорд Розбери женился на одной из наследниц лондонских
Ротшильдов.
Как мы видим, в Англии большие деньги или большие
дарования давали и большие возможности, вне зависимости от "...случайностей рождения...".
Ну,
a
Xаим Вейцман жил в Великобритании с 1904 года, английские обычаи успел
освоить -
a с 1916 вообще занимал пост научного советника по химии при
Адмиралтействе. И поэтому - согласно легенде - на вопрос Ллойд Джорджа -
"Что мы могли бы для вас сделать?"
- ответил, что ему лично ничего не надо, но для своего
народа он и в самом деле хотел бы получить у Англии дар.
И попросил Хартию.
Легенда - она и есть легенда, ее мнимая достоверность, как
правило, ошибочна. Начнем с того, что в Великобритании даже
премьер-министр не имеет полномочий на "...раздачи хартий по просьбам
отличившихся...".
Действительность была гораздо сложнее.
III
Теодор Герцль по воспитанию был истинным европейцем своего
времени - религия в его жизни особой роли не играла, и
o еврействе своем он вспомнил только тогда, когда в качестве
корреспондента либеральной венской газеты "Neue
Freie
Presse" в
Париже освещал так называемое "Дело Дрейфуса".
Сводилось оно к обвинению в шпионаже капитана
Альфреда Дрейфуса, офицера французского генерального штаба. Франция в деле
эмансипации своих граждан иудейской веры шла впереди всей Европы, и для
Дрейфуса, еврея родом из Эльзаса, оказалось возможным не только стать
офицером, но даже и состоять на службе в генштабе.
Kапитана судили, признали виновным, и приговорили к разжалованию и
пожизненному заключению в далекой колонии.
A потом дело начало рассыпаться. Обвинение было основано на
более чем шатких уликах. В попытке усилить доказательства их начали "...улучшать..." - в ход пошли фальшивки. Их разоблачили. Разоблачение было
оспорено на основаии того, что "...честь французской армии - превыше
всего...", превыше даже правды.
Скандал все разрастался, и в итоге расколол Францию на два
лагеря, ожесточенно спорящих друг с другом. Рвались дружеские и даже
семейные связи, и не только внутри страны, но и в наблюдающей за
процессом Европе - вплоть до того, что в далекой России на этой почве
рассорились между собой А.П.Чехов и друживший с ним известный издатель,
А.С.Суворин.
Ну, а Теодора Герцля "Дело Дрейфуса" просто потрясло.
Он решил, что если такое возможно даже во Франции, то
евреям вообще нет места в Европе. Они должны ее покинуть и построить свою
страну.
Где именно, для него особого значения не имело - хоть в
Африке.
Причем Африку в данном случае следовало понимать
совершенно буквально.
Bсе в том же 1903 году, когда Герцль повидался с В.К. фон Плеве, ему было
сделано в Англии альтернативное предложение - разместить сионистский
проект в Восточной Африке, под покровительством Великобритании. Влезать в
дела на Святой Земле англичане не захотели - примерно по тем же причинам,
по которым не хотели этого делать и русские - но Африка споров не вызвала
бы.
Англичане в ту пору очень носились с идеей "белых
доминионов" - колоний с более или менее европейским населением, которые
могли бы стать надежными оплотами Британской Империи - и посчитали, что
евреи их бы в качестве колонистов устроили.
Герцль был за то, чтобы принять предложение - но с ним
категорически не согласились его коллеги.
Oсобенно
негодовала российская делeгация - 136 псалом[1] сидел в памяти народа с времен вавилонского
плена:
"...если забуду тебя, Иерусалим, да отсохнет десница моя...".
Aнглийский "угандийский проект" отвергли - было решено "...строить дом в
Иерусалиме..."
Но ведь требовалось еще и разрешениe на строительство?
IV
Султан Абдул-Гамид в таком разрешении отказал. Иммиграция
в Турцию на индивидуальной основе не возбранялась, но переселенцы
становились подданными Османской Империи.
Был, правда, в Турции режим так называемых "капитуляций".
Возник он еще при Сулеймане Великолепном как уступка королю Франции, другу
и союзнику - но к началу ХХ века это уже было нечто совершенно иное.
Если заглянуть в энциклопедию, то мы увидим вот что:
"...всякий иностранец, пользующийся режимом капитуляций,
находился под защитой консула своей страны. Он освобождался от местных
сборов и налогов. Турецкая полиция без консула или его доверенного лица не
имела права проникать в квартиру иностранца или производить у него обыск.
Споры между иностранцами разрешались консульскими судами. При тяжбах с
турками иностранец обязан был обращаться к турецкому суду, но последний не
имел права разбирать дело без консула или его доверенного...".
Герцль только и мечтал получить такого рода
покровительство от какой-нибудь из великих держав - но, как мы знаем, ему
отказали и росскийский министр, и германский кайзер.
Но с началом Великой Войны в 1914 ситуация изменилась.
Турция встала на сторону Германии - и ее территории теперь
делались предметом торга и возможного раздела. Союзники России в 1915 году
посулили отдать ей Босфор и Дарданеллы, но потребовали компенсаций и
себе.
Основное же соглашение было разработано В ноябре 1915 года
дипломаты Антанты Франсуа Жорж-Пико и Марком Сайкс достигли некоего
базового соглашения (оно так и называлось "Соглашение Сайкса-Пико"), по
которому к Англии переходили обширные территории и в Меспотамии, и в
турецкой Палестине - например, районы вокруг городов Хайфа и Акко.
И получалось, что покровительство постройке еврейского
национального дома делалось для Англии уже не филантропией, а делом вполне
полезным. Сайкс вообще считал, что стремления сионистов к установлению
своего национального очага хорошо послужат интересам Империи, и
разговаривал с доктором Вейцманом как с представителем уже как бы
существующего британского протектората. Он, конечно, не раскрывал деталей
подписанного им соглашения с французами, но помог сионистской организации
войти в контакт с французским МИДом - этим занимался Нахум Соколов.
Принимали его в Париже вполне любезно.
И уж вовсе нечаемая поддержка неожиданно пришла из
Ватикана - папа римский, Бенедикт
XV,
обиняком и в предельно осторожных выражениях довел до сведения английского
правительства, что образование еврейского анклава в Палестине не встретит
возражений со стороны Святейшего Престола.
Дело было не в симпатии к сионистам, возникшей столь
внезапно, а в том, что до Рима дошли кое-какие сведения о том, что
Константинполь союзники пообещали отдать России - и это автоматически
повышало роль православного клира в Иерусалиме.
Hу, и решили, что поставить этому препону будет делом нелишним
У доктора Хаима Вейцмана, таким образом, оказывались на
руках некиe козыри, и он был полон решимости их разыграть - но тут
неожиданно для него в деле возник совершенно новый фактор. В Лондоне
появился некий российский подданный, который начал самую интенсивную
деятельность, добавившую доктору забот. Звали этого российского подданного
В.E. Жаботинский.
Он хотел организовать еврейский легион.
V
Публикация "Капитала" Карла Маркса создала огромное
движение, члены которого называли себя марксистами. Но движение, единое в
своей цели "...освобождения пролетариата от его цепей...", немедленно
раскололось на множество сект и течений, каждое из которых понимало слово
"марксизм" по-своему.
Публикация книги "Еврейское Государство" Теодора Герцля
тоже создала целое движение. Название "герцлизм" или, скажем,
"герцлианство" к нему не привилось - последователи Герцля называли себя
"сионистами" - но правило раскола сработало и здесь.
Сионисты могли быть и социалистами, и приверженцами
капитализма, и атеистами, и людьми глубоко религиозными. К тому же они
делились на сионистов английских, американских, германских и российских -
и так далее.
Все эти фракции в чем-то они ладили друг с другом, а в
чем-то не ладили - но оказалось, что идею отдельной еврейской военной
части встретила у них почти универсальное сопротивление.
Социалисты при этом возражали в принципе - по их мнению,
еврейскому национально-освободительному движению не следовало вмешиваться
в развязанную империалистами бойню. Особенно сильны были эти настроения в
России - к началу 1917 года там считалось, что любая помощь Антанте
послужит помощью и ненавистному царскому режиму.
Религиозные фракции полагали, что сам факт создания
еврейской военной части, сражающейся на стороне союзников, поставит под
удар еврейские общины по другую сторону фронта. И здесь тоже наибольшее
негодование идея еврейского легиона вызывала в России - в общинах черты
оседлости помнили об эксперимента польских повстанцев - от Т.Костюшко и до
Адама Мицкевича - с созданием "жидовских легкоконных полков". Последствия
для евреев вышли негативные.
В итоге на родине Жаботинского, в Одессе, его торжественно
прокляли в синагогe.
А видный сионистский деятель, Менахем Усышкин, сказал
матери Жаботинского, что ее сына следует повесить.
Наконец, против создания еврейского легиона возражали
очень многие британские евреи. Они считали себя англичанами -
отличавшимися от большинства разве что вероисповеданием. И само
предложение о создании "...отдельной еврейской военной части..."
воспринимали как покушение на свое равноправие.
Жаботинский, однако, настаивал на своем.
Он считал, что поражение Турции предопределено, что
Палестина так или иначе попадет в руки Антанты, что получение Хартии -
дело возможное и очень желательное - но заявку на "...еврейский
национальный дом..." следует подкрепить штыками.
И даже ссылался на некий накопленный опыт - в составе
английских частей, высадившихся под Галлиполи, был так называемый "Zion
Mule
Corps" - "Сионский корпус погонщиков мулов".
Звучало это неромантично - но отряд был совершенно
реальной воинской единицей, отвечал за транспортировку еды и боеприпасов в
окопы, насчитывал около шестисот человек, и хорошо показал себя под огнем.
Вообще-то про польские эксперименты мало кто помнил -
считалось, что никаких еврейских военных частей не было с того времени,
когда Тит Флавий разрушил Храм в Иерусалиме. Кто-то с этим положением не
соглашался и полагал, что отсчет следует вести с подавления восстания
Бар-Кохбы при императоре Адриане - но в любом случае речь шла о глубокой
древности.
Идея еврейского государства, предложенная Т.Герцлем, сама
по себе была невероятным полетом фантазии - но до вооруженного компонента
еврейского государства не додумался даже Герцль.
Тут было над чем подумать.
VI
Жаботинский говорил впоследствии, что превращению его идеи
о еврейском легионе в реальность поспособствовали два человека - и первым
из них оказался российский консул в Александрии, г-н Петров.
Участие консула было случайным - осенью 1914 в Александрии
появилось около тысячи евреев, высланных турецкими властями из Палестины в
Египет. Турки посчитали их "...нелояльным элементом, подлежащим
немедленному выселению..." Англичане разместили высланных в бараках, и
на том бы, скорее всего, дело бы и закончилось - но среди беженцев
оказалось около двухсот человек, которые были российскими подданными
призывного возраста.
Согласно режиму капитуляций, который действовал и в
Египте, они относились к юрисдикции консула Российской Империи - и г-н
Петров решил срочно призвать их в армию, и потребовал содействия и от
египетской полиции, и от представителя Англии в Александрии. Который, надо
сказать, и был тут настоящим хозяином.
Требование российского консула вызвало крупную
демонстрацию евреев Александрии - они потребовали беженцев не выдавать.
Все это произвело эффект, который по-русски следовало бы
назвать "...густо заварившейся кашей..." - и Жаботинский оказался в
самой
ee
середине.
Дело тут было в том, что он приехал в Александрию в
качестве военного корреспондента газеты "Русские Ведомости". Рубль в ту
пору - спасибо С.Ю.Витте - был все еще золотым, газета платила своему
лучшему журналисту хорошие деньги, и потому он поселился в прекрасном
отеле под названием "Regina
Palace".
Когда в Александрии появились высланные из Палестины
беженцы, он оставил свой номер в гостинице и поселился в тех же бараках, в
которых разместили и их.
Там он очень быстро оказался в комитете, занимавшемся
устройством в бараках и решавшим возникающие среди беженцев споры. Это
случилось совершенно естественно - помимо родного русского, Жаботинский
свободно говорил еще на 4-х европейских языках: английском, французском,
немецком и итальянском - а к 1914 выучил и иврит, и идиш.
Понятно, что его качества лингвиста тут очень пригодились.
И уже просто автоматически Жаботинский был вовлечен в
трехсторонние переговоры между нотаблями еврейской общины Александрии -
которые выдавать беженцев не хотели - российским консулом, который этой
выдачи требовал, и английским губернатором, который должен был этот вопрос
как-то решать.
Ну, и в итоге дело аккуратно положили под сукно, и выдача
беженцев российскому консулу так и не состоялась. Но как раз в это время
Жаботинский познакомился с человеком, к которому российский консул, г-н
Петров, отнесся в высшей степени корректно: немедленно начал выплачивать
причитавшуюся ему пенсию, и пригласил заходить, если понадобится какая-то
дополнительная помощь.
Этого человека звали Иосиф Владимирович Трумпельдор, и был
инвалидом русско-японской войны, потерявшим руку под Порт-Артуром, и
награжденным полным Георгиевским бантом. Такое отличие было очень редким -
за всю историю четырёхстепенного Знака Отличия Военного ордена его полными
кавалерами (обладателями всех четырёх степеней) стали всего около 2 тысяч
человек,
А Трумпельдора впридачу к этому в 1906 году, уже после
окончаноя войны с японцами, наградили присвоением ему чина прапорщика. В
военной иерархии Российской Империи он помещался примерно посередине между
фелдфебелем и подпоручиком, но считался офицерским.
Жаботинский поделился с ним своей идеей - создать
еврейский легион, который в числе союзных войск будет сражаться с турками
за Палестину - и получил от Трумпельдора полную поддержку. Предложение
оформили в виде документа, поставили на обсуждение на митинге, созванном в
бараках, собрали подписи людей, готовых в этот легион вступить, и
отправились с предложением к генералу Максвеллу, командующему английским
войсками в Египте. Трумпельдор собрал своих добровольцев и начал учить их
маршировать.
Дело вроде бы начало приобретать практический оборот.
VII
У Жаботинского есть книга, называется она "Слово о Полку".
И там описано, что получилось из ходатайства, обращенного к генералу
Максвеллу (Жаботинский, по нормам русского языка того времени, назыет его
"Максвелем").
Он очень доходчиво обьяснил, что никакого наступления на
Палестину в настоящее время не планируется, что принимать иностранцев в
английскую армию он не имеет права, и что максимум того, что он можно
практически сделать, это создание вспомогательной транспортной части.
Генералу Максвеллу для нее нужны погонщики мулов -и вот в этом
качестве он готов использовать еврейских волонтеров.
При обсуждении предложения мнения участников инициативного
комитета разошлись. Все его гражданские члены - включая Жаботинского -
сочли такой проект неподходящим, и даже в какой-то мере оскорбительным.
Вроде бы вот оно, великое дело - еврейский легион
добровольцев. Но его солдат собираются использовать не как воинов,
сражающихся на фронте, а как "...погонщиков ослов..."?
Единственным человеком, готовым принять предложение,
оказался Иосиф Трумпельдор.
Он посмотрел на предложение генерала Максвелла сугубо
практически, так сказать, "...без всякой лирики...". Для того, чтобы
освободить Палестину, турок надо разбить. А на каком фронте действовать -
это вопрос технический. Для того, чтобы вести войну, нужны и и штыки, и
транспортные средства - и то, и другое есть вещи необходимые. И опасность
и в траншеях и в службах подвоза боеприпасов очень часто одна и та же.
Поэтому где именно будут служить добровольцы - вопрос опять же
технический.
А уж беспокоиться насчет названия "погонщики ослов..."
- это и вовсе что-то детское. На идиш слово "лошадь" может быть довольно
оскорбительно - но если бы еврейских новобранцев пригласили служить в
кавалерию, они бы не обиделись?
На это пути Жаботинского и Трумпельдора на какое-то время
и разошлись.
Трумпельдор вступил в ряды "погонщиков", новой части был
назначен командир - им стал подполковник Джон Паттерсон - и началось ее
формирование и обучение.
А Жаботинский предложение не принял.
Как он сказал Трумпельдору на прощание:
"...Иосиф Владимирович, я уезжаю. Если генерал Максвель
переменит свое решение и согласится учредить настоящий боевой полк, я
приеду; если нет, поищу других генералов...".
И уехал в Европу. Искать других генералов.
VIII
На поиск "...нужных генералов..." у Жаботинского ушло
около трех лет. Как-то они все не находились, хотя он стучался в многие
двери. В Италии, например, в 1915 Жаботинский побеседовал с замесителем
министра колоний - и тот нашел идею легиона превосходной. Но сказал, что
сделать в данный момент ничего не может - "...как вам известно, друг мой,
Италия еще не вступила в войну..."
Франция в 1915 году в войну уже вступила, и сражалась не
на жизнь, а на смерть - но встреча Жаботинского с видным французским
дипломатом, Делькасссе, тоже никаких плодов не принесла.
В Англии лорд Китченер, фельдмаршал и военный
министр, в принципе стоял и против военных действий в Палестине - "...никаких экзотических фронтов...", и против формирования всяких там
сомнительных легионов - "...никаких экзотических полков...".
Но больше всеx
препятствий делу Жаботинского создали все-таки евреи.
После смерти Т.Герцля осталась созданная им так называемая
Всемирная сионистская организация. В 1915 году ее руководство собралось на
совещание в нейтральном Копенгагене - и единодушно выступило против
создания легиона.
Довод Жаботинского - для политического участия в решении
судьбы Палестины сионистам необходимо военное участие в борьбе за нее -
был отвергнут сразу, даже без обсуждения.
Cионистская организация во-первых, не хотела нарушать свою принципиальную
политику нейтралитета, во-вторых ее германские делегаты доказывали "...с
математической точностью...", что в войне победит Германия.
Так что помощи сионистов Жаботинский не получил -
наоборот, они ему активно мешали.
Еще одно крупное препятствие возникло в Англии. Кадры
легиона предполагалось набрать в среде евреев, которые так или иначе
бежали из России и остались в Великобритании - но они идти в армию
категорически не хотели.
Aгитационная работа, развернутая в их среде Жаботинским, результатов не
приносила.
Осенью 1916 года это положение дел лучше всех суммировал
некий анархист, с которым Жаботинский водил знакомство:
"...
Мистер Ж., — долго вы еще собираетесь метать горох об стенку? Ничего вы в
наших людях не понимаете. Вы им толкуете, что вот это они должны сделать
“как евреи”, а вот это “как англичане”, а вот это “как люди”...Болтовня.
Мы не евреи.
Мы не англичане. Мы не люди. А кто мы? Портные ...".
Так все и шло - до середины 1917 года.
В июле в Лондоне был опубликован приказ об учреждении
"еврейского полка".
IX
К этому времени многое изменилось. И ситуация на фронтах
показывала, что ход военных действий, в общем, склоняется в пользу
Антанты, и участие США в войне уже обозначилось, и "портные" как-то вдруг
осознали, что после введения в Англии призыва в армию очередь рано или
поздно дойдет и до них - и лучше уж служить в полку, составленным из людей
той же социальной среды, что и они - но дело сдвинулось с мертвой точки.
Ядром "еврейского полка" стали солдаты, отчисленные из
расформированного в 1916 галлиполийского отряда погонщиков мулов - причем
Иосифа Трумпельдора брать в новый полк не захотели. Он к этому времени
имел чин капитана, и был готов понизить его на два ранга, до чина "второго
лейтенанта" - но ему отказали, потому что солдаты колониальных
контингентов могли служить офицерами регулярных войск только в том случае,
если у них было британское гражданство, которого у Трумпельдора не было. А
взять его унтер-офицером тоже оказалось невозможным, потому что устав
запрещал принимать инвалидов в ряды регулярных полков.
С Жаботинским таких затруднений не возникло - он вступил в
формируемый полк рядовым, и был сильно занят: он попеременно то мыл полы в
сержантской столовой, то по специальному вызову отправлялся для
консультаций в Уайтхолл, в военное министерство Великобритании.
В конце концов ему присвоили некое странное звание -
сержанта, находящегося на капральском жалованье - и вопросы с мытьем полов
отпали.
Что и говорить - еврейский полк и правда получался "...экзотическим...".
Чего стоил хотя бы сам Жаботинский - видный журналист,
хорошо знакомый, например, с главным редактором газеты "Таймс" - в свои 36
лет отправившийся служить рядовым? Но и его товарищи по службе тоже были
неординарным народом.
В "Слове о Полку" он рассказывает о них - и право же, тут
стоит привести длинную цитату из оригинала:
"... Большинство, конечно, [евреи] уроженцы России,
в том числе три или четыре субботника чисто русской крови, — по-еврейски
"геры", как полагается, белокурые и синеглазые, притом с очень чистым
произношением по-древнееврейски — по-русски зато уже говорили с акцентом.
Один из них, Матвеев, добрался до Палестины всего за
несколько дней до войны: пришел пешком из Астрахани в Иерусалим прямо
через Месопотамию; в субботние вечера он очень серьезно напивался, совсем
по-волжскому, и тогда ложился в углу на свою койку и в голос читал псалмы
Давидовы в оригинале из старого молитвенника.
Еще там было семь грузинских евреев, все с очень длинными
именами, кончавшимися на "швили". Забавно было слышать, как английские
сержанты ломали себе над ними языки по утрам во время переклички:
"Паникомошиашвили!" — "Есть!". Это были семеро молодцов как на подбор,
высокие, стройные, с правильными чертами лица, и первые силачи на весь
батальон. Я их очень полюбил за спокойную повадку, за скромность, за
уважение к самим себе, к соседу, к человеку постарше. Один из них
непременно хотел отнять у меня веник, когда меня назначали мести. Другой,
Сепиашвили, впоследствии первый в нашем легионе получил медаль за
храбрость.
Кроме того, были среди нас египетские уроженцы, с которыми
можно было мне сговориться только по-итальянски или по-французски.
Два дагестанских еврея и один крымчак поверяли друг другу
свои тайны по-татарски.
А был там один, по имени Девикалогло, настоящий
православный грек, неведомо как попавший к нам, и с ним я уже, никак не
мог сговориться: если бы сложить нас обоих вместе, то знали мы вдвоем
десять языков — только все разные...".
Легион становился реальностью.
Официально он именовался 38-м батальоном королевских
фузилеров - в Англии, верной традициям, стрелков именовали старинным
словом "фузилеры" - но было понятно, что вслед за 38-ым сформируют и
другие батальоны, и что они "...будут носить еврейский характер...".
Легион Жаботинского теперь шел в том же политическом
русле, что и Хартия, над которой трудился доктор Вейцман.
X
Великий, долгожданный документ - та самая Хартия, которой
так долго и так тщетно добивался Теодор Герцль - была обнародована в виде
письма, датированного 2-м ноября 1917 года, обращенного к лорду Уолтеру
Ротшильду,виднейшему представителю британской еврейской общины. Письмо
предназначалось для передачи Сионистской федерации Великобритании, было
подписано министром иностранных дел, лордом Бальфуром, и гласило
следующее:
"...Уважаемый лорд Ротшильд,
Имею честь передать Вам от имени правительства Его
Величества следующую декларацию, в которой выражается сочувствие
сионистским устремлениям евреев, представленную на рассмотрение кабинета
министров и им одобренную:
«Правительство Его Величества с одобрением рассматривает
вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа, и
приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно
подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые
могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских
общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются
евреи в любой другой стране».
Я был бы весьма признателен Вам, если бы Вы довели эту
Декларацию до сведения Сионистской федерации.
Искренне Ваш,
Артур Джеймс Бальфур....".
Значение этого письма переоценить невозможно - рождение
еврейского государства теперь из тысячелетней мечты делало шаг в
реальность
Но все же к этому, пожалуй, следует добавить и еще пару
слов.
Во-первых, примерно через три месяца, в самом начале
февраля 1918 года, 38-ой батальон королевских фузилеров парадным строем
прошел по лондонским улицам - он отправлялся на турецкий фронт, в
Палестину.
Во-вторых, "Декларация Бальфура" была опубликована в том
же номере газеты "Таймс", где было опубликовано сообщение о так называемой
"...Октябрьской революции в России...".
***
Примечание
1. Псалом 136 (в еврейском оригинале) — в Ветхом Завете именуется
137 из Книги Псалмов Ветхого Завета — песня евреев, изгнанных из Израиля в
Вавилон (в 586 г. до н.э.). Пятый стих этого псалма: "Если я забуду тебя,
Иерусалим, пусть отсохнет десница моя".
В переводе Юлия Кима это звучит так:
Ерушалаим, счастье моё!
Что я спою вдали от тебя?
Что я увижу вдали от тебя
Глазами,
полными слёз?... |
|
|||
|