Номер 6(63)  июнь 2015 года
Артур Штильман

Артур ШтильманКоллеги моего отца
Из глав, не вошедших в книгу воспоминаний о Москве

 Читая роман Елены Минкиной "Эффект Ребиндера", случайно наткнулся на знакомое имя - Григорий Семёнович Гамбург - многолетний коллега моего отца, дирижёр, композитор, альтист, бывший член оркестра Большого театра, бывший альтист квартета  имени Вильома, да и вообще человек известный среди музыкантов Москвы. Откуда автор романа могла узнать это имя, автор - немузыкант? Но вот, имя попало в роман, и сразу же у меня снова вызвало  в памяти всю историю жизни в Москве - в который  раз!  Я думал, что  полностью расстался с этой темой,  выпустив в 2014 году книгу в московском издательстве "Аграф" - "Москва, годы страха, годы надежд." В первом варианте она называлась проще - "Москва, в которой мы жили" и почти вся была опубликована здесь, на сайте в "Заметках по еврейской истории" в разных его журналах.

И вот  опять  вновь прочитанный роман вызвал в памяти самый мрачный период нашей жизни в Москве - с 1950-го по 1953-й, когда моего отца уволили из оркестра Кинематографии в сентябре 1950-го года. Правда, он был единственным  дирижёром, состоявшим в штате оркестра. Остальные работали вне штата - как приглашённые. Так повелось ещё со времён войны, когда отец вернулся из Фрунзе в марте 1942 года и сразу был зачислен в штат Студии документальных фильмов и оркестра Кинематографии.

В оркестре в ту пору работали многие оставшиеся в Москве музыканты  из разных оркестров и театров, включая Большой театр.

Записи к фильмам начинались поздно, так как необходимое напряжение электросети могло обеспечить относительно качественную запись лишь начиная с 8-и или 9-и вечера, а иногда и после 10-и. То есть когда заводы делали ночной перерыв (не все, конечно). Таким образом проходила работа студии и оркестра. Фронтовые кинооператоры (они же были, как правило, и режиссёрами своих документальных фильмов или сюжетов для "Новостей дня" - киножурнала, доставлявшегося даже во фронтовые части Красной Армии, находившиеся тогда очень близко от Москвы) выезжали на съёмки на фронт. Приезжая обратно  (часто не всем везло возвратиться...), привозили свой материал, он быстро проявлялся, монтировался и был готов к озвучиванию с диктором и сопровождающей музыкой. Диктором был, как правило, Леонид Хмара, работавший всю войну на этой студии в Лиховом переулке. Иногда бывало, что вмонтировали голос или "живого" Левитана, но это уже после 1943 года. Левитан был старым приятелем отца, ещё со времён его работы  на московском Радио в начале 1930-х годов, дирижировавшего тогда передачами для детей, и некоторыми другими. Я помню, как мы обедали по "талонам", полагавшимся моему отцу и Левитану в ЦДРИ как раз в начале лета 1943 года. Помню, что отец мой тогда отметил, что Левитан порядком моложе его - ему в то время было 27 лет (Википедия даёт его возраст на два года старше). Но всё это прелюдия к рассказу о двух коллегах отца, связанными с его жизнью в  Москве, которая могла бы и окончиться там же уже в начале 1950-х и, как это не покажется странным, именно не без "помощи" его старых коллег,  с одним из которых он начинал свою работу в кинематографии  на заре звукового кино в СССР. Вот, что вспоминал о них  известный московский музыкант - солист Большого Симфонического оркестра Радио БСО, флейтист и дирижёр Наум Зайдель:

"В классе Григория Семеновича (Гамбурга - А.Ш.)  мы играли Квинтет для духовых инструментов и ф-но Римского-Корсакова. В основном, он дирижировал в Оркестре Кинематографии, записывая музыку для художественных фильмов. Г.С. Гамбург тепло рекомендовал меня в оркестр. Работа была очень интересной. Высокопрофессиональный оркестр, огромный по составу мог разделиться и работать на двух киностудиях, например, на Мосфильме и студии документальных фильмов, одновременно. Кроме Григория Гамбурга постоянно дирижировали Арнольд Савельевич Ройтман и Давид Семёнович Штильман. Эти имена можно прочитать и сегодня в заглавных титрах советских фильмов 1950 годов (на российском телеканале «Наше кино» А.Ш.). Оркестр записывал музыку, специально написанную для художественных фильмов киностудии «Мосфильм» и других киностудий страны. Особенно запомнился мне требовательный, с «собачьим слухом» дирижер Арнольд Савельевич Ройтман. Среди многих других фильмов, он с оркестром в 1955 году озвучил немой художественный фильм «Пышка» (1934) по одноименной новелле Ги де Мопассана. В «Пышке» Фаина Георгиевна Раневская сыграла свою первую роль в кино (главную роль играла Татьяна Окуневская. А.Ш.). Музыку написал композитор Михаил Чулаки. «Пышка» – первая режиссерская работа Михаила Ромма – один из моих любимых фильмов."

***

 Вот текст в Википедии о профессоре Гамбурге :

Григорий (Герман) Семёнович Гамбург (22 октября (9 октября) 1900, Варшава, Российская империя — 28 октября 1967, Москва, СССР) — советский дирижёр, композитор, альтист, скрипач. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1965).

Окончил Тбилисскую консерваторию по классу композиции у Николая Черепнина и скрипки у В. Р. Вильшау, а также — Московскую консерваторию по классам дирижирования у Николая Малько, композиции у Николая Мясковского и скрипки у Бориса Сибора.

В 1924 — 1930 — участник государственного квартета им. Страдивариуса в качестве альтиста. С 1928 по 1941 преподавал там же на отделении камерного ансамбля, удостоился в 1939-м году звания профессора.

С 1931 по 1962 — главный дирижёр оркестра кинематографии (тогда — Оркестр управления по производству фильмов), записал музыку ко многим фильмам (см. фильмографию).  Г.С.Гамбург  никогда этой позиции не занимал!  Её занимали в разное время Д.С.Блок, А.М.Пазовский, А.В.Гаук, Газиз Дугашев, В.Н.Васильев, Э.Л. Хачатурян. (А.Ш.);

 

Профессор Григорий Семёнович Гамбург /1898-1967/

В 1945 — 1954 гг. преподавал в Институте военных дирижеров. Профессор Музыкально-педагогического института им. Гнесиных (1954).

Скончался в Москве 28 октября 1967 года.

Вот то, что я знал со слов моего отца и по рассказам мне самого Григория Семёновича:

Родился в 1898 году в Баку в семье состоятельного дантиста. Начальное музыкальное образование получил там же в Баку. В Московской Консерватории учился у Сибора и Мостраса, как скрипач и как дирижёр у Константина Сараджева. Всё это он рассказывал мне лично, и в его словах можно было не сомневаться ещё и потому, что они подтверждались часто посещавшим нас его другом детства Валентином Николаевичем Котовским, также родившимся в Баку.

С началом Войны Консерватория эвакуировалась в город Пензу, но Гамбург по каким-то причинам остался в Москве. Я помню в Свердловске его жену Рахиль Соломоновну и дочь Нору, как-то пришедших к нам вместе с кем-то ещё. У жены Гамбурга началось тогда серьёзное нервно-психическое расстройство, и меня предупредила мама, чтобы я ни в коем случае не засмеялся, если Рахиль Соломоновна вдруг скажет что-нибудь несуразное. Это случалось во время их визита не раз, но я помнил  предупреждение мамы и держал себя в руках. Мне кажется, что они вернулись в Москву только в начале 1944 года. Причин такого, сравнительно позднего их возвращения я тогда не знал.

Когда же мы возвратились домой из Фрунзе в ноябре 1942 года, то вскоре отец рассказал нам с мамой довольно неприятную историю, происшедшую буквально в первые недели после его приезда в Москву, ещё в марте того же года.

Дело было в том, что в нашей квартире не было отопления, так как зимой 1941 года вся отопительная система в нашем 3-м подъезде (секции) дома № 16 на Большой Калужской вышла из строя из-за морозов и отсутствия персонала в котельной. Тогда не было теплоцентралей, и каждый дом имел свою отопительную систему на один, или два дома. Словом, мой отец ночевал на студии в маленькой комнате, где днём работали монтажницы фильмов. Некоторое время он ночевал у брата мамы недалеко от площади Маяковского, и тут как-то Григорий Семёнович по-приятельски предложил ему переночевать у него на 3-й Миусской в его квартире, где он жил один. Отец воспользовался приглашением, пришёл после работы, вечером: выпили принесённой им водкой, закусили. Кое-как устроились на ночлег, укрывшись одним одеялом – больше в доме ничего не было, а холодно было здорово даже в ведомственном  доме Союза композиторов.

На следующее утро  отец пришёл на студию в Лихов переулок, и директор студии рассказал ему, что утром его посетил Г.С. Гамбург и буквально устроил скандал – почему у него так мало работы, а вот Штильман "не вылезает из студии"? Директор, по его словам, ответил, что таковы требования режиссёров и занятость определяется именно требованиями режиссёров, так как дирижёр в то время не только руководил оркестром для записи музыки, но и подбирал нотный материал с музыкой различных композиторов для определённых фильмов и разных художественных задач. Разговор принимал неприятное направление, и директор студии заметил, что он не волен советовать режиссёрам кого именно приглашать для определённых фильмов – дирижёров, диктора, или музыкального оформителя-композитора.

Этот инцидент был очень тревожным симптомом для уже довольно старой дружбы. Ещё работая главным дирижёром Московского Госцирка с 1937 по 1941 год, мой отец имел возможность заказать музыку Г.С.Гамбургу для ряда вновь ставившихся номеров новой цирковой программы. Композитор получил тогда за свою работу весьма приличные по тем временам деньги - более 7 тысяч рублей. Он  и его  жена пригласили моих родителей после той премьеры к себе в гости и устроили прекрасный банкет в честь такого события.

Никто бы не мог предугадать ничего подобного, происшедшего буквально через несколько недель, после начала работы моего отца на Студии после его возвращения в Москву. Причиной этого, вероятнее всего была самая простая зависть. Хотя, казалось бы - какая может быть зависть у профессора Консерватории, композитора, уважаемого московского музыканта? Но факт оставался фактом и, как показало будущее – оказался не случайным и не последним в череде многолетних взаимоотношений.

После войны Григория Семёновича в Консерватории на работе не восстановили. Тогда не восстановили ряд педагогов, как ни странно, именно оставшихся в Москве. Например, не желали восстановить профессора класса виолончели Марка Ильича Ямпольского. Только через несколько лет его удалось восстановить ценой огромных усилий.  Антисемитская компания началась в армии после лета 1943 года и начала разворачиваться сразу после войны. В Консерватории это было очень заметно.

Гамбург, как и Арнольд Савельевич Ройтман, не был в штате оркестра Кинематографии, но оба достаточно много работали  в озвучивании фильмов с рядом композиторов. Поэтому, несмотря на то, что они не были в штате, во время развернувшейся компании по борьбе с "космополитизмом" в 1948 году всем трём дирижёрам был вынесен "строгий выговор" за использование  "безыдейной" музыки  западных композиторов  в фильмах, требующих серьёзного идеологического  подхода.  Весной 1949 года всем троим выговор неожиданно  сняли.

 

 Афиша из болгарского журнала "Кино и фото" за 1946 год , с рекламой фильма "Болгария" по сценарию Ильи Эренбурга. В нижнем ряду слева направо: диктор Л.Хмара, дирижёр А.Ройтман, болгарский композитор Святослав Обретенов, мой отец Давид Штильман и болгарский кинооператор.

  И всё же Гамбург и Ройтман были менее уязвимы, так как оба не были в штате оркестра Кинематографии. Ройтман был в штате Большого театра. Бывший скрипач оркестра театра, учился дирижированию буквально "на ходу" когда работал с моим отцом на московском Радио ещё в начале 30-х годов, в Большом театре он занимал официально должность дирижёра сценно-духового оркестра и ассистента дирижёра. Иногда ему давали продирижировать "Севильским цирюльником" Россини в Филиале Большого театра, иногда, когда заболевал Юрий Файер, его приглашали продирижировать балетным спектаклем  "Дон Кихот" Минкуса.  "Спектакль "Севильский цирюльник" я слышал в его исполнении с моей мамой - папа, как всегда был занят записью музыки к какому-то  фильму на Студии в Лиховом переулке, а мы смогли пойти на спектакль Большого театра. Певцы тогда пели первоклассные, Розину исполняла, конечно, певица-сопрано, а не колоратурное меццо, как это принято в Италии и в других театрах мира, но впечатление от спектакля было отличное. Мне только показалось, что в финале 1-го Акта Ройтман несколько убыстрял темпы, то есть, как говорят музыканты "загонял". Я рассказал об этом отцу и он, оказалось, знал об этой особенности своего друга Арнольда, которого мы дома только так и называли. Ройтман обладал невероятными способностями: ещё будучи скрипачом, умел читать ноты с листа, даже если незнакомый текст ему ставили на пульт вверх "ногами". Кроме того, как справедливо отметил Наум Зейдель, он также обладал утончённым дирижёрским слухом. Здесь нужно немного объяснить читателю, что означает термин "абсолютный слух" и абсолютный "дирижёрский слух". Большинство любителей музыки полагает, что "абсолютный слух предполагает способность человека запоминать на слух музыкальное произведение и воспроизводить его, например  на рояле. Но это совсем не так.

При приёме детей в специальные музыкальные школы, слух определяется весьма просто: ребёнка просят спеть какой-нибудь знакомый напев, мелодию, или песню. Затем могут сыграть на рояле короткое мелодическое построение и попросить повторить это голосом. Если ребёнок (да и взрослый человек) способен повторить голосом интонационно чисто   данную мелодию, то его слух считается достаточно хорошим для начала его обучения. Если при попытке повторить голосом мелодию или песню не удаётся держать строй, то есть чистую интонацию и правильные, точные интервалы между нотами, то такой слух не считается достаточно подходящим для занятий музыкой. Но здесь существует много градаций. Действительно абсолютный слух необходим для обучения детей на струнных инструментах - скрипке, виолончели или альте и контрабасе. Абсолютный слух совершенно необходим также и при обучении игре на духовых инструментах. Иными словами на инструментах с нефиксированными нотами, в отличие от фортепиано, где нотный звукоряд уже готов и исполнителю нужно только научиться читать ноты и правильно их брать на клавиатуре. На первый взгляд это просто. Но для настоящей мастерской игры на  фортепиано также необходим абсолютный слух. Этого требует извлечение из инструмента огромного количества градаций тембров и гармонических сочетаний, придающих звуку ту, или иную окраску. А есть ещё и педаль! Так что кажущаяся "простота" обучения игре на рояле по сравнению с обучением на струнных или духовых действительно лишь кажущаяся. Во многих отношениях она сложнее и труднее, так как на рояле нет тех возможностей изменения тембра, вибрации, а порой и небольшого изменения звуковысотности нот, которые придают особую окраску мелодии в исполнении на скрипке,  флейте или кларнете, поддержанном гармонией аккордов аккомпанемента.

Вот Наум Зейдель назвал слух Арнольда Ройтмана "собачьим". Не знаю, был он  собачьим или кошачьим, но правда, что слух дирижёра должен существенно отличаться даже от абсолютного  слуха солиста струнника или духовика. Дирижёр должен слышать в сонме тембров все голоса оркестровой ткани и особенно "нестроящие" голоса духовых внутри аккордов. Каждому дирижёру природа отпустила такой дирижёрский слух? Увы, далеко не каждому. Ну, а как например, дирижёр, не обладающий абсолютным дирижёрским слухом может выйти из положения? Если он слышит, что  аккорд звучит не чисто, но какой именно голос звучит не чисто он не может сказать даже самому себе?

Такой дирижёр может быть вполне сведущим профессионалом и выходит из положения он довольно простым способом: он просит играть каждый голос аккорда по очереди все инструменты, участвовавшие в данный момент в исполнении данного аккорда. В конце концов он найдёт в "стоге сена" искомую иголку! Любой найдёт! Фокус в том, чтобы услышать, а не найти! Легенды говорили, что великий Густав Малер обладал "абсолютным дирижёрским слухом" -  он мог на слух определить, какой именно скрипач на последнем пульте вторых скрипок играл той, или иной аппликатурой, на той или иной струне и в определённой  позиции на своём инструменте. Это, конечно уникальное явление в истории музыки и музыкального исполнительства.

Другим важнейшим компонентом способности дирижёра управлять большим оркестром является ритм. Вот тут коллегу моего отца и многолетнего приятеля подстерегали большие опасности – ему всегда казалось, что оркестр всё время отстаёт от заданного им ритма – отстаёт от него, отстаёт от солистов – если они имелись  в данный момент. Это качество и не дало возможности А.С. Ройтману выдвинуться в постоянные ведущие дирижёры Большого театра.

Как уже говорилось, иногда ему приходилось заменять постоянных дирижёров балета и даже самого Ю.Ф. Файера. Как-то я помню утренний звонок Арнольда Савельевича отцу где-то в году 48-49-м. Он рассказал, что накануне внезапно заболел Файер и его вызвали продирижировать балетом  Минкуса "Дон Кихот"  с самой Майей Плисецкой в главной роли Китри. Наутро ему позвонил Файер и спросил, как прошёл спектакль? Ройтман ответил, что, кажется, всё было благополучно. "А точнее? К вам кто-нибудь заходил после спектакля?" - спросил Юрий Фёдорович. "Нет, никто", - был  ответ. "Вы знаете, Арнольд, мне ночью звонила Майя и говорила, что ей было очень неудобно во многих местах, вариациях и в её фуэтэ. Я понимаю, что вы не имели с ней репетиций, ни с оркестром, ни под рояль. Но у нас такая жизнь, что иногда приходится так сразу играть соло, дирижировать, танцевать. Это театр! Ну, вы сами всё это знаете. Так что, жаль, но Майе было неудобно". Арнольд был очень расстроен и, как можно понять, то была не его вина - действительно без всякой репетиции с примой балериной сразу выйти дирижировать спектаклем - это в какой-то мере была и театральная "подстава". Но что было делать? Возможно, что только он и был свободен в тот вечер, другие уже были заняты текущими репетициями, и после самого Файера, с которым любая балерина чувствовал себя на сцене, как "ребёнок в люльке", после Файера, знавшего всех балетных артистов, буквально каждый их вздох на сцене, любое время и детали исполнения ими самых сложных технических вариаций, после него ни один дирижёр не мог идти в сравнение с этим прославленным мастером балета. Таких дирижёров балета в мире было и есть очень немного.

 Однако, вернусь к работе в кино. После войны отец вместе с Ройтманом делали вдвоём музыкальное оформление для очень многих фильмов - они совместно подбирали к ним музыку, и дирижировали по очереди, чтобы каждый получил свою равную долю. Работали они  быстро и режиссёры были  очень довольны работой их "тандема". Но, конечно, часто они работали и порознь. Начиналась работа над фильмом с просмотра отснятого материала – в присутствии режиссёра, который излагал предположительный, ещё не написанный текст, а  также свою концепцию материала, настроения данного эпизода, чтобы дирижёр и он же музыкальный оформитель имел представление о замысле режиссёра и характере необходимой музыки для этих целей.

   Как-то отца пригласил сделать фильм один известный режиссёр-документалист. Отец начал работу над фильмом, уже подобрал музыку для большинства эпизодов и вскоре должны были начаться записи в студии с оркестром. Незадолго до этого режиссёр фильма встретил моего отца и спросил его: "Вы, оказывается, собираетесь работать совместно с Ройтманом?" "Нет, - ответил мой отец, - я об этом ничего не знаю". "Но Ройтман мне вообще предложил свои услуги, хотя я ему сказал, что вы уже начали работать над фильмом и мне неудобно теперь приглашать его". На следующий день мой отец позвонил Ройтману. Он сказал ему следующее: "Арнольд! Всё же должна  быть хоть какая-то этика! Вы знали, что режиссёр начал работать со мной, и теперь начинаете договариваться с ним о своей работе над фильмом?!". "Ах, Давид!" - ответил Арнольд вполне искренне. И тут он произнёс бессмертную, по моему мнению, фразу: "Где деньги – там нет этики!" Это было  в своём роде великолепно – так точно сформулировать жизненное кредо!

Мы иногда вместе с Ройтманом ездили в Серебряный бор, или в Химки. В 1948 году мой отец и Г.С. Гамбург получили машины  " Москвич" по ходатайству Комитета Кинематографии  (Тогда, кажется, это было ещё Министерство Кинематографии).  В том же году мой отец получил водительские права, и это давало возможность делать иногда такие выезды. С Г.С. Гамбургом мы вместе за город почти никогда не выезжали, хотя иногда ездили с ним по городу по каким-то общим делам. Помню, что с Гамбургом было всегда очень интересно, он был человеком большой и разносторонней культуры. С Ройтманом мне было откровенно скучно и неинтересно. Кроме разговоров о бемолях и диезах, а также о модуляциях, никакие иные темы его не интересовали.

Так жизнь и шла до самого сентября 1950 года, когда моего отца всё-таки "вычистили" из кинематографии. Как уже говорилось, он был единственным штатным дирижёром. Но может быть и пронесло бы, если бы... Но увы, это тоже история, хотя и история одной семьи, а в истории, как известно сослагательного наклонения не бывает.

С конца 1949-го началась уже настоящая чистка везде и всюду - гнали евреев заведующих кафедрами, лабораториями, директоров исследовательских медицинских институтов - словом это помнят все, кто тогда был в достаточно сознательном возрасте.

В Комитете Кинематографии начали собирать "материал" на моего отца. Началось всё как будто с небольшого недоразумения. Директором оркестра Кинематографии был тогда бывший администратор Хачек Енохович Хачатурян. Никакого отношения к семейству композиторов  он не имел. Просто однофамилец. Как-то он попросил отца одолжить ему 800 рублей. Через месяцев шесть-семь отец напомнил ему о долге и Хачатурян отнёсся к этому напоминанию с явной досадой и раздражением. Почему отец рассказал об этом Г.С. Гамбургу - я не понимал ни тогда, ни теперь. Григорий Семёнович, сказал, что отец ни в коем случае не должен был напоминать ему о долге, а просто подарить ему эти деньги и дал понять, что сам это делает уже давно. На это мой отец произнёс возмущённую тираду о том, что он человек честный, денег не ворует и совершенно не обязан давать взятки директору просто потому, что тот их желает получать. Он сказал, что платит за работу домашним работницам, автомеханикам или шоферам, помогающим в обслуживании машины, но дарить деньги он не будет никогда, так как никогда взяток никому не давал. Это было абсолютной правдой. Правдой было и то, что его коллеги не придерживались этих моральных правил, а как раз следовали правилу Ройтмана - "Где деньги – там нет этики". Вероятно, обстоятельства заставляли их делать такие "вложения" – это обеспечивало их появление  на студиях Мосфильма и Ленфильма. Вообще говоря, жизнь так устроена во всём мире, что "взятко-взятели" имеют особый нюх на потенциальных "взятко-дателей". При одном взгляде на моего отца любому было ясно, что к взятко-дателям он не принадлежит, и следовательно, ничего от него ждать не приходится.

 Кроме того Ройтман купил кооперативную квартиру в строившемся доме Большого театра на улице Горького, метрах в ста от Пушкинской площади. Квартира его стоила 120 тысяч рублей - сумма по тем временам – середины- конца 40-х годов – заоблачная, но и квартира была 4-х комнатная, с двумя туалетами и ванной.  Зарплата его в Большом театре немногим превышала 2 тысячи рублей, так что даже его месячные взносы за квартиру никак не могли выплачиваться из скромной зарплаты дирижёра сценно-духового оркестра Большого театра. Долгие годы Ройтман жил с семьёй в коммунальной квартире с тремя соседями в доме производственных мастерских Большого театра на ул. Станиславского. Всему можно найти объяснение, оправдание. Но началась новая волна охоты на "космополитов", то есть вычистка евреев из всех более или менее заметных мест. Хачек Хачатурян решил воспользоваться случаем и преподать моему отцу "предметный жизненный урок".

  В конце сентября отец возвратился из отпуска, пришёл в дирекцию оркестра, чтобы узнать о расписании работ на октябрь, а вместо этого ему секретарь предложила расписаться в ознакомлении с приказом зам. министра Кинематографии В. Переславцева, гласящего следующее: " За создание нездоровой атмосферы между дирижёрами Гамбургом, Ройтманом и Штильманом освободить от работы дирижёра Д.С. Штильмана с 30 сентября 1950 года". Мой отец знал, что создана какая-то странная комиссия, "расследовавшая" работу оркестра Кинематографии, куда вызывали Гамбурга и Ройтмана. Когда отец спросил Г.С. Гамбурга о чём шла речь во время длительного собеседования с председательницей комиссии некоей Петерсон, Григорий Семёнович сказал, что он не имеет права ничего говорить и рассказывать. Арнольд Ройтман сказал следующее: "Да так... ерунда всё это. О чём спрашивали? Да ни о чём! Непонятно вообще о чём всё это и зачем?" "Но вы же там были целый час, как вы сказали. Неужели за час ничего серьёзного не было сказано?"- продолжал спрашивать мой отец. "Да нет... Ерунда всё это. Ничего..." Всё это было ещё в августе, а теперь стало ясно, что это и было подготовкой для издания приказа об увольнении. Отец всё же пошёл в министерство и ему дали почитать показания его "друзей-коллег". Григорий Семёнович сказал буквально следующее:

"Д.С. Штильман – это такой человек, который пойдёт ради денег на любое преступление". Большая и буйная фантазия оказалась у старого, многолетнего приятеля отца, да к тому же профессора!

Арнольд Ройтман сказал, что  "Штильмана вообще плохо и мало знает и сказать о нём ничего не может". Теперь вспоминается роман Войновича "Претендент на престол"– вторая часть "Необыкновенных приключений солдата Ивана Чонкина", где похожая ситуация возникла между старыми друзьями-партийцами. "Ведь мы старые друзья и воевали вместе в гражданскую! Ты же меня знаешь!" "Знаю, но поверхностно! Где мы общались? Ну, на рыбалке, а какие там разговоры? ...Знаю, но поверхностно". Но теперь это мы читаем в романе, а тогда это было в реальной жизни. Да, вылететь с работы тогда было просто, но устроиться где бы то ни было – практически  совершено невозможно.  

  Прежде всего, была продана единственно ценная вещь – наша машина «Москвич». Эти деньги  дали нам возможность жить около восьми месяцев. Но что дальше? Мама  пошла в ВТО (Всероссийское театральное общество) и восстановилась в членстве этой организации. После чего она попросила найти для неё любую работу. Всё что могло предложить ВТО – это надомная работа в производственном комбинате по изготовлению сеток-вуалей для театральных мастерских.

  Мама получила в мастерских раму, нитки и нитрокраску, с помощью которой она наносила точки на каждом квадрате натянутых на раму ниток. Нитрокраска в небольшом количестве наливалась в маленькую бумажную воронку, наносилась одной каплей на нитки, быстро высыхала, и сетка срезалась с рамы ножницами, после чего процесс начинался сначала. Платили за каждую сетку несколько копеек. Не разгибая спины, работая по многу часов в день, мама не могла выработать за месяц более 400 рублей. От этой работы у неё начался хронический кашель, так как работа с нитрокраской без защитной маски была, естественно, вредной для дыхательных путей.

  Первым моему отцу протянул руку помощи дирижёр Виктор Сергеевич Смирнов, старый друг  ещё с начала 30-х годов. Он добился разрешения для отца провести живую передачу – почти часовую программу – с оркестром Народных инструментов всесоюзного Радио, которым он тогда руководил. Разрешение было дано, но без упоминания в передаче имени дирижёра. Это было совершенно неважно в тех обстоятельствах. За эту передачу отец получил порядка пятисот рублей, что было самым главным в те дни.

Помог  и другой добрый друг –  писать анонимные «внутренние рецензии» о музыкальном оформлении научно-популярных фильмов. И это стало возможным лишь благодаря тому, что музыкальным оформлением фильмов на студии  Научно-популярных фильмов заведовал старый приятель отца Иван Герасимович Гусев, бывший когда-то исключительно одарённым  солистом-виолончелистом. Гусев происходил из старинной дворянской семьи, уцелевшей каким-то чудом в огне революций. К сожалению, Иван Герасимович, или, как его все звали, «Ванечка», страдал распространённым, увы, российским недугом - алкоголизмом. В остальном это был добрейший, интеллигентнейший и порядочный человек.

  За каждый такой анонимный «опус» отец получал 200 рублей. Иногда была возможность сделать 3-4 таких «обзора». В общем, доход на семью никак не достигал 1000 рублей в месяц. Но благодеяния Гусева на этом не кончились. Так как объем работ на «Научпопе», как кратко называли эту студию, по каким-то причинам возрос, то  работы у Гусева стало столько, что он один справиться уже не мог. Одним словом, он нелегально приглашал отца делать с ним пополам музыкальное оформление к фильмам с помощью записанных ранее оркестровых фонограмм, что было практикой  на этой студии уже несколько  лет. При огромных познаниях моего отца в области музыки, подходящей для кино, сделать музыкальное оформление для любого фильма не представляло для него большого труда. И.Г. Гусев стал действительно нашим ангелом-хранителем в тот самый трудный период жизни. Конечно, хорошо, что никто не выдал «Ванечку», несомненно делавшего всё это нелегально на свой страх и риск, за что он мог довольно серьёзно поплатиться. Так продолжалось одиннадцать месяцев, пока другой наш ангел-хранитель – профессор Григорий Арнольдович Столяров – не предпринял очень важных шагов  в устройстве на работу моего отца в сентябре 1951 года в   Институт военных дирижёров в качестве старшего преподавателя.

   В то время это было настоящим чудом! Людей продолжали гнать с работы, и устроиться куда-либо не было никакой возможности. Отец много раз ходил в Комитет по делам искусств в разные отделы с просьбой о работе. В отделе музыкальных театров  была вакансия дирижёра в театре оперетты в Сталинграде, но узнав фамилию отца, там  сказали, что вакансия уже занята. Так было и в других местах – всё было хорошо  до выяснения его фамилии…

   В день очередного отказа в работе  мой отец в коридоре Комитета по делам искусств неожиданно встретил Юрия Сергеевича Юрского. Это была их первая встреча со времени нашего общего житья в гостинице «Большой Урал» в Свердловске в 1941 году. Тот, как видно, уже знал о положении отца и потому повёл себя  весьма сдержанно, если не сказать, что вообще был  раздосадован этой встречей. Юрий Сергеевич работал теперь в одном из отделов, ведавших «художественной частью» работы театров.  Жена Юрия Сергеевича, и, стало быть, мать будущего знаменитого актёра Сергея Юрского, была еврейкой. Может быть, поэтому он был так сдержанно отчуждён? Хотя, наверное, это было бы слишком благородным объяснением.

  На вопрос отца, как дела, Юрий Сергеевич ответил, глядя в сторону, что неплохо. Отец ему сказал, что у него дела обстоят как раз  исключительно плохо, и вот только что пришёл отказ от его кандидатуры на пост дирижёра Театра оперетты в Сталинграде. Отец, конечно, был накалён после очередного отказа и от столь холодно-безучастного  поведения бывшего своего приятеля, и, не удержавшись, сказал: «Ну, что ж Юра, желаю тебе успехов в борьбе с такими, как я!» Юрский ни слова не говоря, развернулся в обратную сторону и проследовал в свой кабинет. Больше они никогда не встречались.     

***

 Но всё это было даже не самым страшным. В те времена очень часто вскоре за изгнанием с работы следовало самое страшное, что могло произойти в "царстве свободы трудящихся всех стран" -  арест. Вот это столь часто следовало тогда одно за другим, что мы жили в ежедневном страхе – а  что если Хачек Хачатурян напишет новую "характеристику" - теперь уже на арест? Разве можно было быть уверенным после всего происшедшего в том, что бывшие коллеги не сыграют и тут своей роли, предназначенной им где-то в других местах и учреждениях?

Оглядываясь назад, только теперь понимаешь, что это самое страшное как раз не входило в планы ни Хачека Хачатуряна, ни его бывших коллег. Почему? По одной простой причине. Если бы это, не дай Б-г произошло, то в поле зрения сразу бы попали как коллеги, так и директор. За ним водились некоторые грешки в виде финансовых нарушений: вскоре после войны оркестр получил по репарации из Германии огромное количество нотного матриала, который был не учтён, не каталогизирован, чем воспользовался Х. Хачатурян и совершенно беззастенчиво начал продавать ноты из библиотеки в разные города и разным учреждениям за наличный расчёт. Это было нарушением правил финансовой дисциплины. Мой отец говорил об этом в своё время Хачатуряну и предупреждал его о возможных неприятностях в будущем. Одним словом, Хачатурян счёл за лучшее моего отца не направлять на арест. Естественно, что и профессор Г.С. Гамбург, человек очень умный и весьма недурной психолог, также ясно представлял себе, что бы он сам сделал на месте арестованного – первым делом "заложил" бы всех своих коллег!  Так и получилось, что арест моего отца в тот момент был никому не выгоден, а может быть именно Г.С. Гамбург даже и сам повлиял на Хачека Хачатуряна с целью удержания его от дальнейших радикальных шагов. Одним словом – самого  страшного,  к великому нашему счастью – не  произошло!

А пока Новый ,"счастливый" 1951 год нас пригласил к себе домой встретить Арнольд Роймтан в его роскошную, невероятную для Москвы новую квартиру, в которую он вселился всего около года назад со своей семьёй - женой и сыном. 

***

   Мои родители как-то исхитрились купить бутылку шампанского, что при наших делах пробивало существенную брешь в ежедневном бюджете. Но не приходить же в гости с пустыми руками?! Итак, где-то около половины одиннадцатого вечера мы прибыли в квартиру, кажется, на пятом этаже нового дома Большого театра на улице Горького. Там уже сидели на диване и вокруг небольшого кофейного столика виолончелист Исаак Маркович Буравский – концертмейстер  виолончелей оркестра Большого театра и ещё полгода назад, то есть примерно в одно время с моим отцом. Мне тут же вспомнилась совсем курьёзная история: нашего соседа по дому на Большой Калужской, профессора Ерусалимского, тоже выгнали из МИДа, но вскоре он получил... Сталинскую премию за  книгу по истории дипломатии! Это было совершенно поразительно даже на фоне тех дней и событий. Профессор продолжал преподавать в высшей дипломатической школе, труд его оценили, а из МИДа всё-таки уволили!

Вскоре я вспомнил – где я видел Белу Гейгера. Он был добрым знакомым  семьи Давида Ойстраха и сидел вместе с папой, мамой и другим другом семьи Ойстрахов – Ильёй  Борисовичем Швейцером – года полтора назад в Большом зале Консерватории, когда Игорь Ойстрах впервые исполнил с оркестром Консерватории Концерт для скрипки с оркестром Бетховена. Тогда Бела был в сером мундире МИДовского служащего. Теперь он был в простом костюме. Вдруг погас свет и Исаак Маркович Буравский, окончив свой традиционный рассказ о том, как он играл концерт в госпитале в 1915 году в присутствии великого князя  (какого – я не помню), покинул квартиру Ройтмана, предпочтя, вероятно, без света сидеть в своей квартире. Но свет дали где-то без пятнадцати минут 12. Наша хозяйка – жена  Арнольда Ройтмана принесла "плетёнку" – нечто вроде небольшой корзинки – с пирожками из Елисеевского магазина и поставила её на кофейный столик вместе со стаканами для шампанского. Наша бутылка пришлась очень кстати! Не знаю, предполагалось ли что-нибудь в присутствии Буравского, но мы уже были гостями явно не того сорта, которых следовало принимать в традиционном московском стиле. Бела Гейгер с женой это тоже поняли  и в начале первого они начали собираться и уходить, а мы ушли вскоре вслед за ними. Всё получилось почти, как у Чехова: " Принесли русское шампанское... Гости выпили и разошлись..." (А.П. Чехов. "Водевиль". 1884 год).

По дороге домой я сказал родителям, что никогда больше в этой квартире  не буду ни при каких обстоятельствах! Если зовут в гости, то гостей следует принять, как гостей, а такие номера... Родители были со мной согласны, и мы были довольны, когда без особых проблем с помощью двух трамваев в начале второго  ночи добрались до дома. 

***

       В июне 1951-го года, наш добрый друг Григорий Арнольдович Столяров договорился со своим бывшим учеником, а теперь начальником всех военных оркестров  Советского Союза генералом И.В. Петровым о приёме отца на предмет разговора о работе в любом возможном месте в качестве дирижёра. Иван Васильевич Петров знал отца давно – много раз они встречались во время звукозаписей к фильмам о праздничных парадах на Красной площади, или в других фильмах, связанных с военной тематикой. Он принял отца в своём кабинете в Наркомате обороны на Знаменке в точно назначенное время. Был  он в  высшей степени любезен и участлив. Он сказал тогда буквально следующее:

«Давид Семёнович! Вы ведь знаете о негласной установке ЦК в отношении лиц еврейской национальности? Есть вакантное место в Институте военных дирижёров, но…  Но, если я пойду к своему начальству с вашими документами, то первым вылечу из кабинета я, а за мной ваши документы. Но если Григорию Арнольдовичу удастся договориться на месте, в самом институте, и они пришлют мне заявку с вашей фамилией - то тогда документы поступят ко мне и я их, конечно, подпишу. Если план удастся, то всё будет в порядке и вы будете работать. Передайте всё это, пожалуйста Григорию Арнольдовичу». Отцу оставалось только поблагодарить Петрова за добрые слова, но надежд на осуществление этого плана у него было мало. Однако Столярову удалось уговорить начальника Института, и бумага легла на стол Петрова.  Он, как и обещал, немедленно её подписал. Наконец-то с сентября 1951 года отец снова будет работать! В это было трудно поверить. И трудно передать, как все мы были счастливы!

 Теперь уже можно было как-то продержаться до сентября. Самое ведь главное в той атмосфере были не только 1275 рублей в месяц - ставка старшего преподавателя Института военных дирижёров, самым главным была справка о месте работы! Домоуправление требовало её каждый год, и теперь можно было не бояться, что милиция начнёт углублённо интересоваться, почему такой-то нигде постоянно не работает? Ведь за милицией стояло гораздо более грозное ведомство.

 Как было прекрасно всем нам убедиться в том, что мир не без добрых людей, наших искренних друзей, да и вообще порядочных людей! С таким настроением было гораздо легче держаться в бодром состоянии духа, дававшим мне возможность не сбавлять темпа в моих усилиях на новом этапе работы под руководством профессора Цыганова. Но до того времени - сентября 1951 года должно было пройти ещё мучительно долгое время  бесцельных поисков работы моим отцом.

Так мы дотянули до весны 1953-го года, когда отец снова написал письмо с просьбой о восстановлении на работе в кинематографии на имя В.Ф. Рязанова - второго заместителя министра Кинематографии И.Г. Большакова.

Оттепель всё же была очень капризной и изменчивой. В конце апреля мой отец получил уведомление, как и все его штатские коллеги – преподаватели Института военных дирижёров – о том, что по окончании учебного года, в середине мая все они увольняются из штата преподавателей по приказу Министерства обороны  о сокращении штатов Института. Снова возник кошмар безработицы, которую мы пережили в течение 11 месяцев – с октября 1950 года по сентябрь 1951-го – после увольнения отца с работы дирижёра оркестра Кинематографии.      Периодически он писал письма с просьбой о пересмотре дела заместителям председателя Комитетеа по кинематографии  Переславцеву и Рязанову. Каждый раз Переславцев, бывший кинооператор, работавший в прошлом даже с Эйзенштейном, налагал свои резолюции с отказом от пересмотра с видимым удовольствием. Другой заместитель - первый заместитель Большакова  Рязанов - слыл приличным человеком. Отец написал ему новое письмо с просьбой о восстановлении на работе ещё в середине апреля.

     И снова произошло чудесное совпадение - в начале мая, через несколько дней после уведомления об увольнении из Института, отцу позвонила секретарь Рязанова и сказала следующее: «Василий Фёдорович просит вас прийти к нему на приём в следующий вторник в два часа дня». Новость была совершенно ошеломляющей!  Но ещё больше ошеломил приём, оказанный Рязановым моему отцу, который, как и полагалось члену партии, был готов каяться в несовершённых  им грехах. Рязанов  не дал ему даже начать свою речь. Он сказал следующее: «Давид Семёнович! Вы прекрасный работник. Мы это знаем. Забудьте обо всём, что тогда произошло! Вы должны вернуться на работу с гордо поднятой головой! Вы ни в чём не были виноваты!  Было такое время… Я желаю вам успехов в вашей работе».  Рязанов осведомился у отца, удобно ли ему начинать работу с 1-го июня? В чём получил немедленный ответ, что, конечно, вполне удобно. Мы не могли поверить в это чудо! «Вы должны вернуться на работу с гордо поднятой головой!» Вот это-то и было самым невероятным!

Теперь уже можно было поверить в то, что это действительная оттепель! Это известие было для моей семьи самым замечательным подарком, а для меня дополнительным стимулом в подготовке к новым, трудным испытаниям - поступлению в Консерваторию. В начале июня родители как-то сумели (денег на это почти не было) подарить мне гоночный велосипед - подарок к окончанию школы. Теперь я на своем «транспорте» объезжал в разных концах Москвы своих друзей и знакомых. Можно было ненадолго отвлечься от предстоящих новых испытаний. Велосипед стал символом нашего возвращения к нормальной жизни. В мои исполнившееся 18 лет жизнь и будущее казались прекрасными!

***

  ; Мой отец вернулся на студию в Лиховом переулке для начала просто посмотреть и послушать запись музыки к фильму. Дело было в середине мая. По иронии судьбы дирижировал в тот вечер Г.С. Гамбург. Он увидел отца в аппаратной звукорежиссёра и спросил концертмейстера оркестра: " А что тут делает Штильман?" - "Он возвращается на работу ! "- ответил концертмейстер.  Наверное, это было шоком для Григория Семёновича. Но он довёл работу до конца. Вскоре он встретился на студии с отцом и приветствовал его, как будто ничего и никогда не происходило.  Отец повёл себя таким же образом. Нужно сказать, что Гамбург начал звонить нам домой, и старался восстановить старый контакт, который существовал между ними до 1950-го года. Григорий Семёнович стал посещать даже мои выступления в Консерватории на вечерах класса Цыганова или кафедры А.И. Ямпольского. Всегда потом звонил и говорил подолгу со мной, излагая свои безусловно интересные и ценные для меня  соображения относительно интерпретации того или иного произведения, стиля, тонкостей деталей исполнения. Для меня это было приятно и полезно, и я ценил его расположение ко мне. Даже когда я заболел и потом два месяца находился в Крыму в туберкулёзном санатории, Григорий Семёнович писал мне письма туда, поддерживая мой дух и сообщая много интересного из истории собственной жизни. Через год – в мае 1956-го – он также подробно обсуждал со мной первые выступления незабываемых гастролей Исаака Стерна.

Где-то в середине 50-х у Григория Семёновича случился первый инфаркт. Он довольно скоро от него оправился и как только врачи разрешили ему снова работать, я помню, что мой отец пригласил его на свою запись музыки к какому-то фильму  и в первый раз после болезни предложил Григорию Семёновичу продирижировать для записи небольшим эпизодом. Григорий Семёнович очень оценил этот дружеский жест моего отца и прислал открытку со словами благодарности за столь дружеское участие. Довольно скоро он начал работать.  Мы иногда встречались в "Болшево", в Доме творчества кинематографистов, где Григорий Семёнович любил отдыхать. В 1967 году он летом отдыхал там, и мы часто общались во время моего недельного пребывания там после приезда из месячной поездки по ГДР. Я не мог тогда предположить, что его не станет уже в октябре того же года. Он вполне хорошо себя чувствовал после последнего инфаркта, но как видно, коварная болезнь притаилась, но не отступила.

Я был на его похоронах в Институте им. Гнесиных. Скрипач Марк Затуловский, пианист Йохелес и виолончелист Власов играли Трио Чайковского "Памяти великого артиста". Отец работал и на похороны попасть не смог. При всей неоднозначности многолетних отношений Гамбурга с моим отцом, в тот день закрылась какая-то важная страница в нашей жизни.;;  

***

     Здоровье А.С.Ройтмана в начале 1960-х тоже оставляло желать лучшего. Он постоянно плохо себя чувствовал, и врачи при тогдашней технике диагностики не могли поставить правильного диагноза его заболевания. Вероятнее всего у него тогда начал развиваться рассеянный склероз. Это не было болезнью Альцхаймера, память ему служила отлично, но он очень уставал, не мог долго концентрироваться  и дирижирование из удовольствия становилось для него большой проблемой.

Летом 1960-го после окончания Консерватории я провёл две недели в Болшево, когда там находился и Ройтман. Он был рад, что встретил меня и мог рассказывать о своих успехах, о которых ему там не с кем было поделиться. Только недавно вышел фильм И.А. Пырьева "Белые ночи" по Достоевскому, музыкальное оформление к которому сделал Ройтман.  Он говорил мне: " Понимаешь, фильм этот сам по себе - ничего особенного, ну просто ничего, и только моя музыка (в фильме была использована музыка Глазунова, Рахманинова, Р. Штрауса и др. композиторов - А.Ш.) сделала из него нечто значительное!" Он смотрел на меня ясными глазами,  и  я  не вполне был уверен - серьёзно он это говорит, или шутит? Но нет – он был в этом уверен совершенно серьёзно! Я терпеливо выслушивал его, но стремился поскорее присоединиться  к своей компании – очень милой молодой паре – дочери известного кинооператора Михаила Ошуркова Ирине и её мужу, с которыми я с удовольствием проводил в Болшеве своё время. Оба были интеллигентными и остроумными людьми, и общение с ними доставляло мне большое удовольствие.

***

 1965-м году А.С. Ройтман и Г.С. Гамбург были представлены Союзом композиторов, а именно его киносекцией, специальным ходатайством за подписями нескольких композиторов в Комитет по делам Кинематографии о присвоении им звания Заслуженных деятелей искусств РСФСР. В том же году оба они получили это звание, о чём мой отец узнал, как говорится "из газет". Оба хранили это в величайшей тайне от него, что конечно, обидело моего отца. Он считал, что не заслужил у них такого отношения. Он, вместе с Гамбургом начинал  свою деятельность на заре звукового кинематографа в СССР, а Ройтман начал свою работу в кино примерно с 1944 года.

  Конечно, все эти звания отражают лишь тщетность человеческих усилий - Г.С. Гамбург ушёл из жизни через два года после получения этого звания, а Арнольд Ройтман в конце 50-х начал тяжело болеть, что привело его к концу в 1971 году. Последние года три он уже не мог работать.

 Мой отец получил это звание в 1972 году, и, как ему сообщил председатель Комитета по Кинематографии в то время – не помню его фамилии - "Вы давно заслужили этот диплом и звание, но были люди, которые тормозили это дело не один год". Кто – он не уточнял. Отец проработал с этим званием до своего отъезда к нам в Нью-Йорк -  до конца 1981 года. Он оставил свой диплом, которым очень дорожил, жене своего брата, которая уезжая в 1988-м году в Америку оставила все документы и фотографии своей домработнице, выкинувшей всё на помойку. Что и свидетельствует о тщетности человеческих усилий в стремлении к знакам отличия. Конечно нужно было оставлять ценные для себя вещи надёжным людям. Наши венгерские друзья забрали из Москвы его ордена: советский "Знак почёта" и болгарский "Крест за гражданские заслуги" за фильм "Болгария", выпущенный в 1946 году. Он никогда не простил жене брата такое отношение к дорогому для него документу, но сделанного не вернёшь...


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:2
Всего посещений: 3586




Convert this page - http://7iskusstv.com/2015/Nomer6/Shtilman1.php - to PDF file

Комментарии:

Люся Ройтман
Одесса, - at 2020-09-17 01:34:30 EDT
Мир это зеркало,и он возвращает каждому его собственное изображение. В годы войны люди шли в бой за Родину, за Сталина.В послевоенные годы , весь дом в котором жили больше ста семей разных национальностей прибегали ко мне и кричали ,что сегодня наш брат Ройтман играет. Они считали его своим братом, а фильмы ,где он был дирижером своими фильмами. Это было норма сказать на любимую музыку, что это моя музыка, мой театр, моё кино. Если автор статьи это не понимает, то я желаю автору знать,что такое жить -значит чувствовать и мыслить,страдать и блаженствовать,всякая другая жизнь -смерть (Белинский). После более 45 лет после смерти Арнольда Ройтмана ,прочитав Ваше "произведение" отвечаю " только встала любовь из гроба.Укоризненно Вам кивая,что ж Вы сделали.Я ж живая "
Ида Ройтман
Одесса, - at 2020-09-13 12:50:25 EDT
У автора прослеживается narcissistic perso laity disorder. C возрастом приходит мудрость ,а здесь инфантилизм. Вы знаете, что такое рассеянный склероз? Какая безграмотность это писать. Как чётко Арнольд Ройтман дал характеристику этой семьи, сказав,что знает поверхностно. В статье много искаженных фактов,которые к сожалению,являются отражением непрофессионализма и зависти. Мне доставило большую боль и чувство дискриминации ,за еврея,который умер в нищете, но не изменив главному призванию быть рабом искусства.
А.B.
Beaverton, OR, USA - at 2020-09-10 06:36:05 EDT
Aртур Шт. - Читая роман Елены М. "Эффект Ребиндера", случайно наткнулся на знакомое имя - Григорий Семёнович Гамбург - многолетний коллега моего отца, дирижёр, композитор, альтист, бывший член оркестра Большого театра, бывший альтист квартета  имени Вильома, да и вообще человек известный среди музыкантов Москвы. Откуда автор романа могла узнать это имя, автор — немузыкант?... И вот  опять  вновь прочитанный роман вызвал в памяти самый мрачный период нашей жизни в Москве - с 1950-го по 1953-й, когда моего отца уволили из оркестра Кинематографии в сентябре 1950-го года. Правда, он был единственным  дирижёром, состоявшим в штате оркестра. Остальные работали вне штата...
...текст в Википедии о профессоре Гамбурге: Григорий (Герман) Семёнович Гамбург ...Заслуженный деятель искусств РСФСР (1965)..С 1931 по 1962 — главный дирижёр оркестра кинематографии (тогда — Оркестр управления по производству фильмов), записал музыку ко многим фильмам (см. фильмографию).  Г.С.Гамбург  никогда этой позиции не занимал!  Её занимали в разное время Д.С.Блок, А.М.Пазовский, А.В.Гаук, Газиз Дугашев, В.Н.Васильев, Э.Л. Хачатурян... (А.Ш.)
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
- А что если не Локшина, а м-м Р. или скажем – м-м М. - действительно удалось уговорить стать "глазами и ушами" славного Комитета?
- Это не исключено. Верю, что Александр Локшин был человеком, который никогда не шёл на компромиссы со своей совестью.
Верю А. Локшину и стою на этом. За авторов чудовищных оскорбительных комментов НЕ ПОРУЧУСЬ.
Они идут вперёд со славной ВИКой. С чем их сердечно поздравляем.
P.S. “Именно в музыке сильнее всего повелевает неумолимый закон о совершенном, перед лицом которого несовершенное должно исчезнуть." - Альберт Швейцер.
Подробнее на livelib.ru: https://www.livelib.ru/author/432937-artur-shtilman

Роза Ройтман
Балта, - at 2020-09-10 01:24:36 EDT
Это что обсуждение Фильма Секс в большом городе ? У автора вероятно возрастная деменция. Я бы с ним шампанское на Новый Год пить не стала. НЕ ПРИСТОЙНО СТАВИТЬ ДИАГНОЗ MULTIPLE SCLEROSIS AND Alzheimer disease Арнольду Ройтману имея немедицинское образование. МОГУ ПРИЕХАТЬ В НЬЮ ЙОРК И ПОДАТЬ ЗА КЛЕВЕТУ И НЕДОСТОВЕРНУЮ ИНФОРМАЦИЮ


АДЕЛЬ
Самара. Сызрань , - at 2020-09-05 18:32:33 EDT
Арнольд Ройтман был раб искусства,который посвятил всю свою жизнь работе .Для него музыка была его жизнь . Обсуждать его квартиру,считаю признаком низкой самооценки этих людей и завистью к нему как гениальному человеку и неуважение его потомков. Этот человек был предан работе и всегда был готов помочь в тяжелую минуту. Он давал энергию, чтобы идти вперед. "Есть люди, чье служение отчизне, мы в благодарной памяти храним. Есть люди и чьи памятные жизни, и есть навеки памятники им."
Наум Зайдель – Alokshin
Israel - at 2015-10-09 22:11:29 EDT
Уважаемый Александр Локшин,
как часто случается со мной я заметил эту непростительную оплошность слишком поздно, когда читал мною написанное в Гостевой.
Представляю, как в волнении заколотилось ваше сердце. Прошу прощение. Следует читать: Баршай был в тесных творческих контактах как с С. Рихтером, оппонентом в вопросе о композиторе Локшине, так и Д. Шостаковичем.

ALokshin
- at 2015-10-09 20:26:37 EDT
Уважаемый Наум Зайдель! Вы пишете: "Баршай был в тесных творческих контактах с Рихтером, и Д. Шостаковичем, оппонентами в вопросе о композиторе Локшине."
В вопросах о стукачестве слово есть смертельное оружие (я не преувеличиваю), порой обоюдоострое. Тем более здесь необходима точность. Шостакович никогда не был оппонентом Баршая в вопросе о Локшине. Сохранилось письмо Юдиной Люблинскому от 28 февраля 1961 , где она пишет буквально следующее: "Шостакович теперь просто боготворит его [Локшина]. <...> Я рада, что человек осуществил свою задачу, не зра живет на свете, что не ошиблась веря в него, и не ошиблась, помогая ему в обычной жизни, и была ему другом в тяжелые дни и часы." . Имеется также письмо Бориса Тищенко (от 15 мая 2001), адресованное мне , где об отношении Шостаковича к Локшину сказано еще более отчетливо. Оба письма опубликованы в "Гении зла"-2005, стр.57-58 и 65-66.


Наум Зайдель - А.Локшину и Элиэзеру М. Рабиновичу
Israel - at 2015-10-09 11:07:45 EDT
"Я был бы рад, если бы достойнейший Маэстро Наум Зайдель пересмотрел и его мнение".

Р. Баршай всегда сам начинал разговоры о А.Л. Локшине. Зная его лично еще со студенческих лет, он больше, чем кто-либо исполнял его музыку. Мне кажется, он верил в него, как религиозные люди верят в Б-га. Чувствуя это, я никогда не задавал вопросов. Мне казалось, это было бы нетактично, как если бы я интересовался его личной жизнью. Баршай был в тесных творческих контактах с Рихтером, и Д. Шостаковичем, оппонентами в вопросе о композиторе Локшине. На свой вопрос “Достигли ли вы поставленной цели” – я ответил: По моему, - однозначно нет". Я не сказал - виновен. Не нужно вкладывать в мои уста слова, которые я не говорил. Я говорил о процессе вашей неутомимой деятельности в течение нескольких десятилетий. По сути дела вы вели и ведете сегодня журналистское расследование без прав, которыми наделены профессиональные журналисты, - брать интервью, задавать щекотливые вопросы, печатать статьи в СМИ, запрашивать документы в госучреждениях. За вашей спиной не стоит Союз журналистов, Союз композиторов. СМИ, формирующие общественное мнение, молчат. Если бы заинтересовался какой-нибудь амбициозный журналист журнала или агентства, раскрутил бы этот предмет как журналисты умеют это делать, довел бы расследование до широкой общественности. Тогда я бы сказал: Вы достигли поставленной цели. Возможно ли такое развитие в современной России? Вам, А. Локшин, лучше знать. С искренним уважением и лучшими пожеланиями.

Наум Зайдель -Артуру Штильману
Israel - at 2015-10-06 13:24:38 EDT
Маэстро Штильман - ревнивый, завистливый, неуравновешенный с психологией оркестрового лабуха скрипач.
Прочитайте его отзыв на статью Е. Майбурда "О Брамсе". Какой тон, какое пренебрежение к интеллигентному всесторонне образованному человеку!
А, Штильман - Sat, 31 May 2014 03:09:07(CET) Уважаемый Евгений Майбурд!
Нет слов, чтобы передать впчатления от Вашей статьи о Брамсе. Вы не имеете никакого понятия о его музыке. О его Сомфониях, фортепианных Концертах, фортепианной музыке, квартетах, ансамблях... Вы пишете, как тут часто говорилось, извините меня за повтор - "запредельную чушь" о музыке этого гения. Понятно, что Стасов для Вас абсолютный авторитет. Вы сами пишете о том, что Россия никогда не понимала и так и не поняла Брамса. Но Россия до сих пор не поняла Запада и жизни на Западе, сколько бы ново-русских там не околачивалось! Так не нужно утверждеть в этом Ваших читателей! Вы профессионал в своём деле. Еслм честно, то и музыки Вашего лоюбимого Вагнера Вы тоже не понимаете.У Вас склад познаний об этом предмете, но никакого понятия о внутренней сущности и смысла воздействия на массы музыки этих разных гениев. Ну, что Вы пишете о Финале 4-й Брамса? Какие там "вариации"?!”
Какие там "вариации"?!”
Мне припомнилось, в далекие годы учебы в консерватории был у нас курс, который назывался Анализ форм в музыкальной литературе. На примере известных Симфоний различных авторов или фортепианных сонат Бетховена знакомились мы с сонатной формой - экспозиция, разработка, реприза, кода. Оказалось, Финал 4 Симфонии Й. Брамса написан в форме вариаций периода барокко, использованная самим Й Бахом – Чакона или Пассакалия. Всего 30 вариаций. С тех пор, когда мне доводилось играть эту Симфонию, я знал, - знаменитое соло флейты не что иное как 12 вариация, а следующая за ней соло тромбонов - 13 вариация. Е.М. Майбурд совершенно прав.
Немолодой любитель классической музыки - 2015-10-01 20:55:54(299) Уважаемые г-да музыканты, “…Недаром обсуждаемая глава г-на Штильмана имеет подзаголовок: "Из глав, не вошедших в книгу воспоминаний о Москве" - ведь пару лет назад автор счел нужным её не включить в книгу - по-моему, совершенно правильное решение, но почему-то послал ее Редактору в этом году... “ Могу предположить, - редактор издательства Аграф отказался печатать главу Коллеги моего отца. Маэстро Штильман решил “отомстить” опубликованием ее на портале Берковича, которого я сердечно поздравляю с днем рождения, желаю успехов и здоровья. Наум Зайдель.
Майа: at 2015-10-03 23:17:39 EDT
Интересно было почитать комментарии к этой статье Артура Штильмана, а затем перечитать внимательно и саму статью. Штильман, у вас поехала крыша, и это очень заметно постороннему глазу.Такое золотое дитя, из такой семьи...

Arthur SHTILMAN Н.Зайделю
NY, NY, - at 2015-09-29 17:50:27 EDT
Г-н флейтист!
…“Обожаемсый вами дирижёр Ройтман не стесняясь рассказывал отцу, что платил Лукиной/ которая к тому же была в него влюблена/!!/, и скорее всего платил не ей одной.
Как во городе было во Казани обычно в таких случаях говорили - Сошел с рельсов.

Спасибо большое читателям, которые поддержали меня в трудное время. Особенно, хочу поблагодарить А. Избицера за теплые слова, - моего старого знакомого по Гостевой.
FINITA LA COMEDIA

Майя
- at 2015-10-03 23:17:39 EDT
Интересно было почитать комментарии к этой статье Артура Штильмана, а затем перечитать внимательно и саму статью.

Штильман, у вас поехала крыша, и это очень заметно постороннему глазу.

Такое золотое дитя, из такой семьи...

Денег им не хватало, уволили папу, а мама лишилась домработницы и взялась за изготовление сеток с использованием опасной нитрокраски. И даже начала кашлять.

Моя мама в 1949 году с трудом получила работу учителя химии.

Когда пришла в школу с направлением от Районо, директор школы в её присутствии не постеснялся позвонить в Районо и спросить, зачем ему синагогу в школе устраивают.

Как вы думаете, сколько моя мама зарабатывала у такого антисемита-директора?
Вы правильно думаете.

Мой папа был скромный инженер-экономист


ALokshin
- at 2015-10-02 22:26:43 EDT
"A.S.
NY, NY, - 2015-10-02 19:23:52(373)

"Я был бы рад, если бы достойнейший Маэстро Наум Зайдель пересмотрел и его мнение".

А имеет ли какое-нибудь значение мнение "достойнейшего " Зайделя по поводу "ыиновности" композитора Локшина ? Думается, что нет.Что он знает вообще о Москве тех лет, живя в своей Казани почти до середины 1950-х? Ничего. Вот он обвинил меня, живого свидетеля тех лет во лжи и клевете, по поводу публикации этого очерка.Но ведь он ничего не знал и не знает о тех людях,их жизни и взаимоотношениях - как на местах их работы, так и и в частной жизни?!Так какое значение имеет его мнение? Пожалуй, что никакого.
История с композитором Локшиным покрыта завесой твйны : архивами ГБ. людьми, пекущимися до сих пор о рениэ Рихтера, хотя и почти всё самого рассказавшего о себе в фильмах Монсенжону. Так что задача доказательств невиновности ,переложенная с плеч "обвинителей на обвинфемого / сов. классика!/ пока что кажется трудно выполнимой, хотя и косвенных улик против обвинителей очень, очень много / Рихтера и Прохоровой/. Вот кратко суть вопроса, какой она представляется мне."
Какой все же великолепный удар в спину! Снимаю шляпу)

ALokshin
- at 2015-10-02 20:07:29 EDT
Прочел теперь маэстро Штильмана в Гостевой:
"Так что задача доказательств невиновности [Локшина]<...> пока что кажется трудно выполнимой"
Чушь.

Элиэзер М. Рабинович - А.А. Локшину и Н. Зайделю
- at 2015-10-02 06:47:40 EDT
Наум Зайдель Александр Локшин
Israel - at 2015-10-01 18:17:39 EDT
Уважаемый Александр Локшин,
к сожалению, я с вами не знаком лично и даже заочно. Но я прекрасно помню вашего отца… Я уже тогда был наслышан о якобы стукачестве вашего отца… Вы много сделали, надо вам памятник при жизни поставить. Достигли ли вы поставленной цели? По моему, - однозначно нет”.

ALokshin
- at 2015-10-01 20:29:01 EDT
Маэстро Зайдель пишет мне : "Достигли ли вы поставленной цели? По моему, - однозначно нет." Ну, нет так нет)
Желающие составить собственное мнение могут легально и бесплатно скачать книжку "Музыкант в Зазеркалье", изд.3 (2013)
http://publ.lib.ru/ARCHIVES/L/LOKSHIN_Aleksandr_Aleksandrovich/_Lokshin_A.A..html


С музыкой А.Л. Локшина которого, по словам Маэстро Зайделя, «в каждом разговоре или встрече с Р. Баршаем в Израиле, или телефонном разговоре он высказывался о музыке А. Локшина с восторгом, называя его гением, сравнивая его с Г. Малером», мне ещё предстоит ознакомиться, а имя сына я услышал только вчера. Но поскольку значительная часть моей семьи, как и семьи жены, была репрессирована и поскольку мне самому уже недалеко до восьмидесяти, то почувствовал, что имею некоторое право на моральное суждение и что такое суждение – в какой-то степени долг перед нашими родителями. Я ненавижу стукачей, но абсолютно, категорически, бескомпромиссно не принимаю недоказанные обвинения в сотрудничестве.

Я проглядел книгу А.А. Локшина, воспоминания друга С. Рихтера В.И. Прохоровой (доступны на Интернете) – одной из пострадавших и ставших самым жёстким обвинителем, не смог найти для просмотра фильм Иосифа Пастернака «Гений зла», но прочитал интервью с ним в 2007 году (http://www.cryptogsm.ru/gsm_interception/donos/433). Почему-то книгу «Музыкант в Зазеркалье» сын композитора начинает такой оценкой фильма:

«Моя книжка «Гений зла» побудила в свое время режиссера Иосифа Пастернака снять документальный фильм с тем же назва-нием (из которого, увы, исчезли кавычки) о композиторе Алексан-дре Лазаревиче Локшине (1920–1987), которого обвиняют в доно-сительстве.
Но виноват ли композитор в тех преступлениях, в которых его обвиняют? Задавая этот вопрос, Иосиф Пастернак не приходит ни к какому ответу…»


Как же так – «ни к какому ответу», тогда как в интервью режиссёр твёрдо отвечает на вопрос:

- А что если Локшина действительно удалось уговорить стать "глазами и ушами"
славного Комитета?

- Это исключено. Александр Локшин был человеком, который никогда не шёл на
компромиссы со своей совестью.


В свете этого я поражён тем, что моральнейший Геннадий Рождественский дал совершенно аморальный ответ вдове композитора, когда она спросила, почему он не играет музыку покойного мужа:

«"Пока Локшин не докажет, что невиновен в аресте двух людей, что он не стукач, его играть я не буду".

Ответ тем более аморален, что композитора уже не было в живых. Как можно живя в стране безумного издевательства над презумпцией невиновности, так присоединяться к правительству и поддаваться его правилам, отказывая в этой презумпции покойному коллеге? Коллеге, которого по гениальности приравнивают к Малеру?

Для меня прочитанное закрывает вопрос – невиновен. Я был бы рад, если бы достойнейший Маэстро Наум Зайдель пересмотрел и его мнение.

Соплеменник - ровестнику
- at 2015-10-02 01:31:07 EDT
Немолодой любитель классической музыки
- 2015-10-01 20:55:54(299)

Уважаемые г-да музыканты,

Мне кажется, вам следует прекратить дискуссию, которая выносит наверх сор и обвинения против близких вам людей, сообщает эти обвинения тем из нас, которые об этом понятия не имели и проверить или составить свое мнение не могут. Вам также надо учитывать, что в нашем возрасте состояние здоровья может искажать суждение, а критический комментарий - усиливать болезнь. ...
=======================================
Браво!
Но модерация как в рот воды набрала.

Немолодой любитель классической музыки
- at 2015-10-01 20:55:54 EDT
Уважаемые г-да музыканты,

Мне кажется, вам следует прекратить дискуссию, которая выносит наверх сор и обвинения против близких вам людей, сообщает эти обвинения тем из нас, которые об этом понятия не имели и проверить или составить свое мнение не могут. Вам также надо учитывать, что в нашем возрасте состояние здоровья может искажать суждение, а критический комментарий - усиливать болезнь. Недаром обсуждаемая глава г-на Штильмана имеет подзаголовок: "Из глав, не вошедших в книгу воспоминаний о Москве" - ведь пару лет назад автор счел нужным её не включить в книгу - по-моему, совершенно правильное решение, но почему-то послал ее Редактору в этом году?

ALokshin
- at 2015-10-01 20:29:01 EDT
Маэстро Зайдель пишет мне : "Достигли ли вы поставленной цели? По моему, - однозначно нет." Ну, нет так нет)
Желающие составить собственное мнение могут легально и бесплатно скачать книжку "Музыкант в Зазеркалье", изд.3 (2013)
http://publ.lib.ru/ARCHIVES/L/LOKSHIN_Aleksandr_Aleksandrovich/_Lokshin_A.A..html

A.S.to Maestro Zaidel
NY, NY, - at 2015-10-01 19:00:13 EDT
МАЭСТРО ЗАЙДЕЛЬ! Поскольку вы бывший дирижёр, хотя бы и камерного оркестра, то именно вас следует именовать "Маэстро", а не меня. Не ищите напрасно никаких следов моих записей - я не имел никаких связей с ДЗЗ, так как работал в МГФ - Московской Государственной Филармонии - её Концертном Бюро и в оркестре Большого театра.Увы, все мои выступления с оркестром в Большом Залке Консерватории остались только в воспоминаниях - моих и ,возможно, моих слушателей. Так устроена жизнь, что исполнительство живо только в момент исполнения, если не записано на плёнку, в чём вы так преуспели. Искренне рад за вас.Возвращаясь к очерку. Ещё раз - вы обвиняете меня во лжи, ничего не зная о жизни тех лет в Москве, не зная ни людей, ни той эпохи, свидетелями которой были мы, жившие тогда, можно сказать в эпицентре событий. Так что вы взяли на себя миссию не по вашей информированности или знаниям людей и времени и места, описываемых в моём очерке.О Сприкуте я, кажется вам ситуацию объяснил. Но вы всё равно ничего не поняли и не поймёте.Потому что считаете себя музыкантом высшего порядка, / а как же иначе - вы-дирижёр!/ и следовательно вы правы, а никто другой. По вашей версии и передача моего разговора с Борисом Гольдштейном - тоже ложь?! Поскольку это касаллось семейства Рихтер-Дорлиак - апи нужны письменные доказательства, заверенные а районном отделе КГБ! Иначе вы ничему не верите. И не надо.От вас и г-на "Харитонова" тоже ничего не надо. По свидетельству издательства, выпустивешего мои вомпоминания о Москве, книжка очень хорошо разошлась, к нашему общему удивлению, по причине неизвестности автора в сегодняшней Москве. Вторая книга " В Большом театре и Метрополитен Опера" была издана в С-ПЕТЕРБУРГЕ И ТАКЖЕ ПО ИНФОРМАЦИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА - ОЧЕНЬ ХОРОШО РАЗОШЛАСЬ. Вот и всё, чем могу вас "порадовать".
Наум Зайдель Александр Локшин
Israel - at 2015-10-01 18:17:39 EDT
Уважаемый Александр Локшин,
к сожалению, я с вами не знаком лично и даже заочно. Но я прекрасно помню вашего отца по работе в оркестре кинематографии в середине пятидесятых годов. Он неоднократно присутствовал на записях его киномузыки в студии документальных фильмов в Лиховом переулке. Я уже тогда был наслышан о якобы стукачестве вашего отца. Эти слухи распространялись в реальном времени и живыми людьми, пострадавшими якобы от донесений композитора Александра Локшина. Многое видные музыканты (Рихтер, Рождественский) верили косвенным доказательствам, отказывались исполнять его музыку. С другой стороны пару десятилетий в каждом разговоре или встрече с Р. Баршаем в Израиле, или телефонном разговоре он высказывался о музыке А. Локшина с восторгом, называя его гением, сравнивая его с Г. Малером. Вы, сын Локшина посвятили половину своей жизни, чтобы очистить его имя, доказать его непричастность к стукачеству. Вы много сделали, надо вам памятник при жизни поставить. Достигли ли вы поставленной цели? По моему, - однозначно нет. Поразительно, что вы, именно вы стали моим оппонентом в споре с А. Штильманом. Несомненно, он может писать и говорить все что пожелает. Я также имею права. Меня - читателя его тексты в данном случае не убеждают, о чем я по-дружески написал. Переслал ему электронной почтой. В ответ на следующий день последовали брань, обвинения во всех грехах - вариации на тему. Мой текст ему очень не понравился. Ему нужен отзыв, прославляющий его по всем параметрам. Он очень ревнив и нетерпим к другим. Я долго ждал, пока он остынет, придет в себя. Наоборот, он распалил себя докрасна. Непременно, хочу отметить, что ваш тон и стиль разговора диаметрально противоположны стилю Маэстро Штильмана. Никаких претензий к вам у меня нет. Кстати, А. Штильман называет меня в последние дни Гос. Флейтист. Как это понимать? Да, я флейтист, в прошлом, сейчас пенсионер. Играл в разных оркестрах, имеются сольные записи различных произведений, их можно найти на просторах интернета. Хотелось бы послушать игру скрипача Маэстро Артура Штильмана в записи. Подбросьте ссылку, пожалуйста. Приятно было с вами познакомиться и пообщаться. Желаю успеха, Наум Зайдель

Илья Грибовский
Хайфа, - at 2015-10-01 17:59:16 EDT
На пенсию ушел скрипач, -
финал для оперы нормальный.
Но пробудился в нем трепач,
как снял воротничок крахмальный.

Стал мемуары он строчить
на лад советской газетенки.
Тот смог квартиру получить,
а эти мерзли в комнатенке.

Кого-то в зависти хулит,
кому-то дело шьет крутое.
Про абсолютный слух бубнит,
и кто где был в года застоя.

И вязкий тягомотный слог,
как музыка плохая льётся.
На скрипке был, наверно, Б-г,
в литературу зря суётся.


Григорий
Иерусалим, Израиль - at 2015-10-01 08:18:17 EDT
Дорогой Артур! Плюньте вы на все эти нападки.... Вы написали интересный текст, а это главное... И не обращайте внимание на этих мосек...
Наум Зайдель Маэстро Штильману
Israel - at 2015-09-30 17:21:37 EDT
Наум Зайдель, Вы говорите: вот ваш отец Д.Штильман выступал на собрании по поводу эмиграции Сприкута. Да, выступал. Его протсо обязали – он был членом партии. Геннадий Николаевич Рождественский им не был, но сам признал, в своей “Еврейской Саге”, что как руководитель оркестра должен был тоже выступать на собрании по поводу отъезда его музыкантов, как это ни было ему неприятно.

Маэстро Штильман, вы беспардонно и намеренно лжете. Вы берете часть цитаты, заменяете несколько слов и передаете своими словами.

На самом деле Геннадий Николаевич Рождественский сказал:

Должен сказать, что перед отъездом из СССР, каждый из отъезжающих подвергался омерзительной публичной «проработке» на общем собрании оркестра, во время которой все, кому не лень, обливали его потоками грязи, явно получая при этом садистическое удовольствие. Само собой разумеется «задавали тон» этому позорному улюлюканью члены КПСС, тексты выступлений которых были предварительно «одобрены» начальством... К сожалению, я, как руководитель коллектива не мог не присутствовать на этих унизительных «аутодафе», но, слава Богу, благодаря своей чудом сохранившейся беспартийности (эта тема требует отдельного повествования!) каждый раз категорически отказывался выступать и «клеймить» отъезжающих музыкантов, что, мягко говоря, не очень нравилось «руководству» и, как я думаю, и самому Председателю... Я всегда считал и считаю неотъемлемым правом каждого человека выбирать для себя место жительства, потому не находил для себя возможным участие в «клеймении».

А. Избицер - Науму Зайделю
- at 2015-09-30 15:44:34 EDT
Дорогой Наум Зайдель!
Вы совершили мужественный поступок. Благодарю Вас! В писаниях Артура Ш. клевета – нередкая гостья. Желая опорочить кого-либо, А. Штильман не однажды выдавал то ли чьи-то сплетни, то ли собственные домыслы за достоверные факты. Причём, именно так, как Вы заметили: «Он считает, что его голословные обвинения должны приниматься без каких-либо сомнений и вопросов. Как Тора, дарованная на горе Синай». Однако чем более безапелляционен его тон, тем меньше доверия вызывают его «факты».
Вот один из последних его «подвигов»:
A.S.
NY, NY, - 2015-05-03 01:12:44(216)
Я был случайным свидетелем перед самым отъездом из Москвы в 1979 году, ожидая приёма директора театра в ложе и скрытый от всех, а секретарь обо мне просто забыла, и тут я стал невольным свидетелем речей "посланцев" и доверенных лиц Григоровича - нескольких молодых танцовщиков. Как они поносили Плисецкую! Стыдно было это слышать!


Вот она – клевета во всём своём блеске! Ибо утверждать, что танцовщики были посланы Григоровичем может только человек, присутствовавший при том, как Юрий Николаевич этих людей наставлял – и никто другой. Между тем, А. Штильмана явно «там не стояло».

Arthur SHTILMAN Н.Зайделю
NY, NY, - at 2015-09-29 17:50:27 EDT
Г-н флейтист!
Вы перевираете мои слова. Разве я где-то написал такие слова:“финансовые махинации”? Я написал о взятках, кои не были секретом в советском обществе на любых уровнях / от “доставания” продуктов в магазинах, до чего угодно в так сказать “сфере обслуживания”. Вы говорите: вот ваш отец Д.Штильман выступал на собрании по поводу эмиграции Сприкута. Да, выступал. Его протсо обязали – он был членом партии. Геннадий Николаевич Рождественский им не был, но сам признал, в своей “Еврейской Саге”, что как руководитель оркестра должен был тоже выступать на собрании по поводу отъезда его музыкантов, как это ни было ему неприятно. В его искренность возможно /? / вы поверите.Евгений Светланов в книге его интервью говорил, что он предлагал на коллегии Мин. Культуры написать от имени всех руководителей оркестров -главных оркестров Сов. Союза, письмо в Совет Министров СССР с просьбой запрещения эмиграции, иначе, говорил он-“ с чем мы останемся?”
Обожаемсый вами дирижёр Ройтман не стесняясь рассказывал отцу, что платил Лукиной/ которая к тому же была в него влюблена/!!/, и скорее всего платил не ей одной. Кстати вы лжёте, что Д.Штильман вообще не сделал ни одного фильма на ;Мосфильме. Фильмы такие были записаны и шли, их названий я не коллекционировал и сейчас не помню, но они были, это я точно помню, несмотря, на все усилия Ройтмана и Лукиной. Вот такие были дела. Вы ничего не можете возразить по поводу того, почему Ройтман не стал полноправным дирижёром Большого театра. Как я писал – по причине отсутствия дирижёрского ритма, что для балета абсолютно необходимо.Даже такой посредственный дирижёр и музыкант, как Альгис Жюрайтис, эти качеством полностью обладал.Он и был балетным дирижёром в течении многих лет в театре.Но мои любые свидетельства вы считаете ложью, хотя против факта непризнания “дирижёрского таланта “ Ройтмана в Большом театре вам возразить нечего.Что я ,собственно написал? Я написал, что его зарплата в Театре была порядка 2000 рублей – как штатного дирижёра банды / сценно-духового оркестра/, а квартира его стоила немыслимые, астрономические деньги тогда 120.000 рублей. Вот ему и приходилось всеми способами изыскивать возможности делать деньги в кино, чтобы выплачивать эту квартиру. Вспомните сами, сколько барахла приходилось вам самому покупать заграницей, а потом и продавать, чтобы расплатиться за кооператив! Возможно, что у вас были “трудовые сбережения” – не смею судить и считать чужие деньги – вам виднее. Но думаю, что много “халтур” приходилось брать и играть , чтобы как-то сводить финансовые “концы”- кто этого не знал в Москве?Вы подвергаете/совершенно глупо и безосновательно/ моё свидетельство звонка Ройтмана после его спектакля с Плисецкой, то есть после звонка Ю.Ф.Файера ему? А на каком омновании? А ни на каком – вы просто считаете меня лжецом – вот и всё “основание”. В заключение я скажу только одно: то что мы видели и пережили в Москве, вы не видели и не пережили в своей Казани. По ряду причин. Но об этом вообще ничего не знаете. НЕ знаете и об атмосфере, царившей тогда в Москве, так как приехали туда, когда всё уже было позади.
В связи с Праздниками ,тем не менее желаю приятного и здорвого отдыха на пенсии – в этом Году и во все последующие годы.
Не ваш Артур Штильман

ALokshin
- at 2015-09-29 07:06:22 EDT
С горечью прочел полемику между уважаемыми мной Артуром Штильманом и Наумом Зайделем. Сразу оговорюсь, что в этой полемике я принимаю сторону Артура Штильмана по нескольким причинам.
1. У меня был случай убедиться в достоверности того, что писал А.Штильман об одном пианисте, хулителе моего отца. (Те, кто в теме, поймут, о ком я.)
2. Автор воспоминаний может заботиться о том, чтобы не обидеть чьих-либо потомков, а может и не заботиться. Это его личное дело. Главное, чтобы Автор воспоминаний был уверен, что пишет правду. Если он ошибается, упомянутые потомки найдут способ ему ответить (в том числе через суд). Но главный суд - это суд читателей.
3. Наум Зайдель пишет: "Прошли те времена, сегодня к обвинениям должны быть представлены документы, свидетельские показания. Отсутствие оных не что иное как клевета, досужие вымыслы, порочащие доброе имя." Абсолютно не согласен, см. п.2. Автор имеет полное право писать о том , что видел и слышал, невзирая на то, что все свидетели умерли или их не было , а также на то, что у него нет никаких подтверждающих документов! Другое дело, что такая позиция чревата для Автора неприятностями. Но выбор - писать или не писать - делает Автор, а не кто-то еще. Особо подчеркиваю - речь идет об открытой публикации в свободном (а не тоталитарном) обществе, когда на публичные обвинения есть возможность столь же публично ответить или подать в суд.
4. Наум Зайдель пишет также следующее: "Он [Д. Штильман] сыграл роль со всей душой и от всего сердца. Предатель-гаденыш был осужден. Прошло несколько лет, Главным обвинитель Д. Штильман эмигрировал, благополучно приземлившись в Америке."
С тем же успехом о Д.Штильмане можно было написать: "Он мужественно сыграл свою роль вопреки своим убеждениям, прекрасно понимая , что спасает оркестр и многих музыкантов-евреев."
Я надеюсь, что буду понят правильно. Когда речь идет о фактах, мы имеем дело со свидетельством. Когда речь идет о мотивах - это всегда (всегда, Карл!) домыслы.

Наум Зайдель
Israel - at 2015-09-21 12:40:11 EDT
Артур Штильман сообщил мне о публикации главы, не вошедшей в изданную уже книгу. Сообщил с некоторой опаской: “Уверен, что она у Вас вызовет отрицательную реакцию”. Он не ошибся. После долгих раздумий и колебаний отослал отзыв г. Штильману. В ответ Артур разразился двумя письмами по e-mail, смысл которых был - сжигаю все мосты.
70 лет спустя А. Штильман обвиняет коллег своего отца в финансовых махинациях. "Правдой было и то, что его коллеги не придерживались этих моральных правил, а как раз следовали правилу Ройтмана - "Где деньги – там нет этики". Вероятно, обстоятельства заставляли их делать такие "вложения" – это обеспечивало их появление на студиях Мосфильма и Ленфильма". (А. Штильман)
"Кроме того Ройтман купил кооперативную квартиру в строившемся доме Большого театра на улице Горького, метрах в ста от Пушкинской площади. Квартира его стоила 120 тысяч рублей - сумма по тем временам – середины- конца 40-х годов – заоблачная, но и квартира была 4-х комнатная, с двумя туалетами и ванной. Зарплата его в Большом театре немногим превышала 2 тысячи рублей, так что даже его месячные взносы за квартиру никак не могли выплачиваться из скромной зарплаты дирижёра сценно-духового оркестра Большого театра". (А. Штильман)
Я по-дружески желал оградить Артура от возможных неприятностей. Наверно, живы еще сыновья, дочери, внуки, родственники Ройтмана, Гамбурга. После 25 лет пребывания в Америке А. Штильман поражает своей дремучестью. Он считает, что его голословные обвинения должны приниматься без каких-либо сомнений и вопросов. Как Тора, дарованная на горе Синай. Он живет в реалиях сталинских времен, когда из зависти, корысти, мелких карьеристских, финансовых интересов писались доносы, жалобы в соответствующие организации на соседей по квартире, коллег по работе. Там разберутся.
Прошли те времена, сегодня к обвинениям должны быть представлены документы, свидетельские показания. Отсутствие оных не что иное как клевета, досужие вымыслы, порочащие доброе имя. В течение нескольких десятков лет дирижер А. Ройтман озвучил сотни фильмов на Мосфильме. Дирижер Гамбург также работал на Мосфильме. Дирижер Штильман не был конкурентом Ройтмана и Гамбурга на Мосфильме. Он никогда не работал на Мосфильме, не записывал музыку к фильмам Мосфильма. Если я ошибаюсь, поправьте меня. Не понятно, почему появился приказ "За создание нездоровой атмосферы между дирижёрами Гамбургом, Ройтманом и Штильманом освободить от работы дирижёра Д.С. Штильмана с 30 сентября 1950 года". Что означает "создание нездоровой атмосферы"? Что послужило триггером для такого решения? Несколько слов о морали и этических ценностях. В далеком 1971 году виолончелист оркестра кинематографии Адик Сприкут выразил желание эмигрировать в Израиль. Мне довелось работать с Адиком Сприкут в Оркестре кинематографии 5 лет и 20 лет в Иерусалимском симфоническом оркестре. Рассказывают музыканты, мои давние друзья-москвичи, не провинциалы из пыльной Казани. Работали они в Оркестре кинематографии с 1947 года, по возрасту старше меня на 6 лет. Было организовано общее собрание, которое должно обсудить и осудить предательский поступок гаденыша. Главным обвинителем выступал на собрании не кто иной, как дирижер Д. Штильман. Он сыграл роль со всей душой и от всего сердца. Предатель-гаденыш был осужден. Прошло несколько лет, Главным обвинитель Д. Штильман эмигрировал, благополучно приземлившись в Америке.

AS -СОПЛЕМЕННИКУ
NY, NY, - at 2015-08-10 19:05:08 EDT
B ТИТРАХ ФИЛЬМОВ И ПО СЕЙ ДЕНЬ УКАЗАНЫ УЧАСТНИКИ, ТО ЕСТЬ ЛЮДИ ПРИНИМАВШИЕ УЧАСТИЕ в создании фильма. Указание "дирижёр" вовсе не означает "главный дирижёр" или "жудожественный руководитель", как и режиссёр не означает, что он руководитель данной студии - просто режиссёр данного фильма. Так вот - проф. Г.С.Гaмбург никогда не занимал поста гл. дирижёра оркестра Кинематографии. О ТОМ И РЕЧЬ. ОПЯТЬ ЖЕ: писать так может человек абсолютно несведущий в жизни того круга людей о котом речь в моей статье, хотя он и работал какое-то время в оркестре Кинематографии.Вот о чём и речь.
Соплеменник
- at 2015-08-10 15:49:30 EDT
Уважаемый Артур!
Позвольте один вопрос и одну поправку.

Вопрос: Вы писали, что Г.Гамбург никогда не занимал позиции главного дирижёра оркестра кинематографии. Но в титрах множества(!) послевоенных фильмов пишут: "Оркестр Министерства кинематографии. Дирижёр Г.Гамбург". Что не так?

Поправка: Вы пишете: "...за милицией стояло гораздо более грозное ведомство...". Дело обстояло несколько иначе. В описываемое Вами время милиция уже находилась в составе МГБ, т.е. с 1947 года по 1952 год была подразделением госбезопасности.

a.shtilman -н.зайделю
NY, NY, - at 2015-08-09 20:08:12 EDT
пОРАЗИТЕЛЬНЫЙ ДОКУМЕНТ - ЭТОТ "ОТЗЫВ"! ПОДВЕРГАЕТСЯ СОМНЕНИЮ ВСЁ - ИНЫМИ СЛОВАМИ - АВТОР - ЛГУН! А ТО, ЧТО ОН БЫЛ СВИДЕТЕЛМ ЗВОНКА РОЙТМАНА МОЕМУ ОТЦУ - НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ. а ВОТ, КСТАТИ, И "СЕКРЕТ" СРАВНИТЕЛЬНОЙ НЕПОПУЛЯРНОСТИ рОЙТМАНА, В ЭТОМ ОТЗЫВЕ - ИНОГДА ЗАПИСЫВАЛИ С НИМ - ДВЕ-ТРИ МИНУТЫ - ЭТО ЗА ЧЕТЫРЕ ЧАСА "смены" звукозаписи! Неудивительно, что ни режиссёры, ни директра картин не были в восторге от таких "темпов" работы! Это не я придумал. это в письме Зайделя. Помню тот звонок Ройтмана наутро после его спектакля с участием Плисецкой: Кстати, после того спектакля больше Ройтману не поручали дирижировать балетом" Надо было бы спросить Плисецкую"! Это надо дойти до такой мысли! Вообще поразительно, что здравомыслящий музыкант может косвенно тотально обвинить во лжи весь очерк, не имея понятия ни о жизни в Москве тех лет, ни о круге людей, описываемых здесь!Это очень просто - этого не было, потому что не могло быть, а свидетельство автора, в книга - всё это пустое! я знаю лучше! Ложь это! Вот так выглядит этот "отзыв". Ещё раз - неи имея понятия о жизни в Москве тех лет и в частности о жизни в том круге людей, о которых шла речь, нельзя делать вообще никаких выводов. Из Казани может быть было видно и далеко, но известно, / если известно / почти ничего, или совсем малое!Нельзя претендовать ни малейшее знание жизни в Москве, не живя там в те годы. Так можно сказать, что там вообще ничего не происходило!И никаких угроз еврейскому населению не существовало - ведь не живя в Москве никто ничего не знал!
Наум Зайдель
Israel - at 2015-07-15 11:46:49 EDT
Уважаемый Артур, извините за нескорый ответ. Глава из книги возвратила меня к моей юности, а главное, к первой важной должности в Государственном симфоническом оркестре кинематографии СССР, так он тогда назывался, получил книжечку-пропуск для входа в студию на Лиховом переулке. С 1953 директором и худож. рук. симф. оркестра стал Атовмьян Левон Тадевосович - друг композиторов Шостаковича и Прокофьева. Он давал возможность зарабатывать хорошие деньги дирижерам, композиторам, музыкантам в то тяжелое послевоенное время. Отношения между музыкантами были замечательными, что редко бывает в оркестрах, все были довольны, счастливы. Тем более, я с удивлением узнал какие подводные камни под ногами у дирижеров, с которыми оркестр работал чаще всего. Можно всему написанному верить, но можно все отвергать. Повествование основано на семейных разговорах, односторонняя информация не подтверждается документами, приводятся цитаты анонимных чиновников. Подвергается сомнению, бросается тень на репутацию А. С. Ройтмана в финансовых вопросах, - а на какие средства А.С. Ройтман купил квартиру, имея зарплату всего 2000 рублей? Я считаю, постановка вопроса неадекватна. Все, кто работал и получал зарплату 1200 руб., как, например, артисты оркестра Московской филармонии, могли купить квартиру. Надо полагать, Ройтман не был последним человеком в театре, он получал зарплату не меньше других, да к тому же озвучивал фильмы для Мосфильма. Как вы правильно заметили, Ройтман учился дирижированию буквально "на ходу". Действительно, у Ройтмана оркестр всегда отставал, играл позже, чем он хотел. В конце концов, играли в его темпах, но вопреки его жестам. При всех недостатках Ройтман был бескомпромиссным ко всему, что касается художественного качества записываемой музыки и окончательного результата. В этом ему помогала музыкальный редактор на Мосфильме Раиса Лукина. Оба они предъявляли самые высокие требования. Бывали дни, когда записывали только две минуты, иногда четыре. Телефонный звонок Ю.Ф. Файера Ройтману после спектакля балета Минкуса "Дон Кихот" Был ли звонок, или это анекдот. Можно было спросить Плисецкую, но совсем недавно она умерла. Кстати о Плисецкой. Мне довелось играть праздничный концерт в Кремлевском дворце съездов. Среди прочих многочисленных участников танцевала Плисецкая, дирижировал Ю.Ф. Файер. Я увидел его за дирижерским пультом на репетиции. Долго готовили сцену для номера Плисецкой, наконец, Файер глядя на сцену, спрашивает: - Майя, ты здесь, ты готова? - Я знал, у него плохо со зрением, но он не видит, что происходит на сцене! Кроме того, мы читали на страницах 7 искусств много любопытных вещей о нем. О присвоении звания Заслуженных деятелей искусств РСФСР. В 1965-м году А.С. Ройтман и Г.С. Гамбург были представлены Союзом композиторов, а именно его киносекцией. Само представление еще не гарантия, что звание будет дано. В советские времена все могло измениться, по разным причинам, лучше было тихо ждать, не искушая судьбу и помалкивать. Вы правильно сделали, не включив главу Коллеги моего отца в изданную уже книгу. Мне кажется, оркестровые трения, интриги, необоснованные увольнения 70-летней давности сегодня не волнуют общественность. В те времена творились дела намного страшнее. Главные протагонисты не были известными артистами на концертной эстраде, афиши с их фамилиями крупными буквами не красовались у концертных залов, не были видными общественными деятелями. Мелькающие титры в начале фильмов мало кто замечает, кроме музыкантов вроде меня и вас. Мне очень тяжело все это высказать вам, тяжело на душе, но решил высказаться. Вам еще тяжелее, полвека вы храните в себе чувство несправедливости к отцу.

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//