Чёрные лебеди

От “душ” Аристотеля, рыцари Знания

искали назвать минимальное в

понятиях жизни, сознания, мысли.

Живут-ли кристаллы, прионы и вирусы?

Сознание как мерцание: от крупинок

стабильности к зёрнышкам хаоса.

Мысль как дитя нарастания сложности

в витках степеней рекуррентности.

Когда пылающим соколом

взлетает новая мысль,

понятия стали упругими,

слова крошатся в руках.

Застыли все ветераны-взгляды,

идёт пересмотр всей армии…

Пока не рассыпется искрами

сгоревший звёздный корабль.

Человечество как авантюра Знания -

это весёлый способный ребёнок.

Гейзеры злобы из общества - можно

предвидеть, понять, уклониться.

Природа, в сравнении, кажется доброй.

Та часть неизвестного, что мы сознаём,

не смотрится срочной опасностью.

Гости из космоса, вирусы, роботы…

не страшно: договоримся опять.

Чёрные-чёрные, лебеди Рока,

не торопитесь нас унести.

Жизнь трупа значительно дольше:

скелетом, распятым в смоле,

плыву по Дороге Времени.
Таю и леденею

в пламени-холода времени.

При вспышке метаболизма,
в пучке разъерошенных смыслов.

я бил - крылышками мотылька -

не слыша мета-мелодии.

Выветривание - тайна бытия,

Уроборос - ритм ритмов, ведёт

очарованный танец материи:

создание как элемент распада.

Замыкаются линии времени
в бесконечностях полураспадов:

плыву по моей бесконечности
к нирване слияния в точку.

От жидоедов Москвы

я скрылся в храме Науки

и там остался, спасибо

тому же, от intellos Парижа.

Скульптура из страха, дитя

их смеси суда и ненависти,

превратил их мега-энергию -

надежду испепелить -

в сладчайшую волю жить,

в свежесть каждой минуты.

И таю - скульптура из льда -

при вспышках жара от них.

Тела одеты, но мозг обнажён.

Мы ВИДИМ чувства

других животных:

коллег, друзей и прохожих.

Cхватка чтения мыслей

идёт в любом разговоре.

Невидимый третий всех разговоров,

“мир-и-мораль”, наблюдает

каждую важную встречу.

Зло и Добро - это чуять Свидетеля,

заручаться поддержкой стаи.

Равноправию в стяжке не быть

без узких и точных целей.

Как зебра и страус: удвоить чуткость,

то есть сообщники по выживанию.

В семье, оно невозможно без третьих:

общих детей, врагов, предрассудков.

Среда влияет четырежды

сильнее общей генетики,

судя по близнецам,

сравнимым в их 50.

Культура—эпигенетика

ваяет в горниле общества.

Разве скользя в расщелинах,

между углями и бликами,

может уйти ящерка

к печам своего выбора.

По дороге в 1 миллиард

обещанных сердцебиений

Такие, кажется, разные; зато

похожие, глядя из Космоса.
Не будут нам братья-по-Космосу

ближе земных растений.

В 16-ом веке любили страдать,

сейчас обязательно - счастье,

любовь - ОК, людоедство - не очень.

Но всё это лишь социальные моды,

кастинги в универсалии.

Но свобода, порядок, амае, ислам…

несовместимы и неустранимы.

Нет “человечества” на Земле:

в шкурах религии и государства,

племена гоминидов делят планету,

в древнем наборе целей и чувств.

Мораль и политика - тоже не ново:

лгать мы умели и в Плейстоцене.

Между Землёй и Космосом

ещё бредём по пустыне.

Свободны от гнёта среды

с открытия земледелия,

но ещё такие же стаи

гоминидов с теми же идолами,

промежуточный вид -

 Человек “Разумный”.

Моисея не будет, но Ханаан,

как следующий вид, возможен.

Неразделённое знание -

слишком тяжёлая ноша.

Познание неотделимо от

желания быть понятным,

то есть приласканным.

Мозг, язык и абстракция

рождены не средой, а стаей.

Не абстрактны мотивы учёных.

Опасность? Пища-ли? Самка?

кипит всегда в подсознании.

Расширив саванну своих интересов,

опять подбираем падаль.

Разделать тушу теории,

гипотезой как копьём

в терпкую плоть непонятного.

Мы были ночными хищниками

или, скорее, падальщиками.

Научились жарить добычу,

но не делить, если важно.

Первичная сущность Хищника

усилилась и разветвилась.

Развились щупальца мозга,

внимательный взгляд стервятника.

Одежда - шкуры культуры -

прячет оскал души.

Таков же и я, но “ботаники”

пожирают разве абстракции.

Мы кажемся безобидными

за не-интерес к человечине,

уход к “несъедобной пище”.

Но это неверно: жестокость

как точность удара мыслью

в разделке туш неизвестного,

ближе к стержню Охотника

обычного: грабить людей.

Охота за знанием - это представить

лики явлений во Тьме Бытия,

и кастинг: связи среди соседств,

затем причины из корреляций.

Наука осталась магией -

сплетая желания с фактами,

бросаем сети причинности:

поймать, разделать, обжарить

съедобный кусок Необъятного.

Приручать - это форма охоты:

собак - бабуины, дельфины - губок,

тлей - муравьи, но и их - голубянки.

Волков - охотники, а их же,

как злаки и скот, - землепашцы

(не убил, приручил, Каин Авеля).

Капитализм приручает полуфашизмы.

Приручать - это склеить акты охоты

в многоклеточность целой системы,

паразитизм большого на среднем.

Так Кембрийское кредо “сожри соседа”

превратилось в изящное “ну, объясни им”.

Размеры живых: 10^{-8} — 10^{3} м.

Законы физики и измерения

беспредметны вне 10^{-17} — 10^{12}.

Но мир - это 10^{-35} — 10^{27}.

В бездонных глубинах Малого

таятся первопричины.

А их конечные следствия,

проскочив людскую срединность,

тают в высях Громадности.

Почувствовать вместе новые точки

в толще нашего Знания.

Центральную точку хондрита Земля

в железном кристалле ядра.

Центроид нашей галактики.

Есть центр и у Мира -

он в сверх-пустоте Эридана,

в холоднейшей точке/истоке,

в начале Большого Взрыва.

И самый дальний и быстрый,

глаз (с 63 KB памяти) -

Вояжёр-1 - бегущая точка,

фокус Большого Контакта.

В среднем, Космос - прохладный газ

(2.735 К), цвета “космический латте”,

протон (один) на 4 кубических метра.

Но массы пока хватает на плотность чёрной дыры.

Измерить/очислить Целое пытались и раньше.

От Песни Песней к Шиур Кома, размеры

Бога - 140 миллиардов Вселенных.

Время Вед - бесконечность жизней/нежизней

Брахм, каждая по 311.04 триллионов лет.

Одеяло бактерий окутало Землю, как

часть их диаспоры в нашем парсеке.

Если был и Адам, то Эукариот,

гигант по размеру и сложности,

дитя самой важной Встречи,

когда паразит ли, добыча ли

стали ядром, митохондрией.

Грибы, растения, мы (животные)

рассыпались по одеялу

в горячем супе бастерий,

вспыхивая и растворяясь…

Чем отличаемся мы от бактерий?

Пузырьком мимолетным, лети моя воля,

неуёмная блёстка в каскаде Вселенной.

Задолго до нас, цианобактерии,

первые сверхинженеры планеты,

выделяя О2, отравили живое;

остатки стали ДЫШАТЬ кислородом.

Так же и мы: продуктами мозга

перебьём остальных (и себя) животных,

перебьём всех коллег и посредников

по пищевым цепям, до простейших.

И выживут не тараканы и крысы,

а снова, как прежде, микробы-мутанты.

Над океаном первичной жизни

-   бактерий, архей и растений -

смерчами идут цепи хищников,

пожирая, растя колонии клеток.

Микрожизнь отвечает паразитизмом,

бесчисленной армией малых.

Потоки рождений и умираний

несутся как две Амазонки.

Но это и есть Эволюция Жизни:

микробы сложнеют, используя нас.

Через узкий проход в Грядущее

пропихнуть своё семя/отпрысков,

не это ли цель эволюции, булавка,

которой мы все приколоты?

Но сверхпаразит - общество

(другие цели других)

вставило лестницы средств

и супернормальные стимулы.

Знания, власть, наслаждение

из средств превратились в цели

(как я - наркоман науки).

Но может, это и есть Размножение -

почкование целей от средств -

сверхцель эволюции, как прыжок

к фотосинтезу или на сушу?

Прокрутив свою ленту назад,

увидеть себя до-гаметой,

искоркой первого взгляда,

надеждой отца и матери.

Увидеть мир-до-себя,

самое раннее утро.

Терять предрассудки

на тропах Познания,

может и погубить.

Уйдёт причинность и agency

(учуять тигра за шорохом),

растает запах надежды.

И за иллюзией личности,

воли/свободы и времени

уйдёт и иллюзия жить.

Числа живых и живших,

включая прионы и вирусы,

конечны, хоть и громадны.

Конечны и числа их состояний.

Склеив всё, мы получим Мегахимеру:

жизнь как одно большое число,

и всё же песчинку в величии

обоих, пространства и времени.

Вот так машины и чувствуют нас.

Задачи сложнеют быстрее нас.

Недалеки пределы мышления,

границы доступной сложности.

Размеры данных и сроки опытов

превзойдут человеко-возможное.

Машины и их людские подобия -

коллективы, киборги и гении -

закроют науку для одиночек.

Атлетизм ума превратится в спорт,

как орудия сняли потребность в силе.

Философы и математики, физики

отступят с боем, последними.

В громадных бесформенных данных,

за заборами опыта, чувств, аналогии,

без надежды и нуль-гипотезы,

почуять Непознаваемое и,

в судорогах несовершимости,

уткнуться в стенку аквариума.

Собирать и хранить

блестящие камушки -

предметы, люди и знания -

плотные зёрна значения.

Каждый владеет Лувром

своих концентратов смысла,

пытаясь понять свой аквариум,

обуздать безразличие мира.

В дожде ощущений, отсутствий, гипотез,

в нарастающем гуле вскипания тревоги,

Понимание встанет как радуга:

осмысление молний, обратно в стаю,

тепло и уют казуальности.

Я не боюсь нагромаждений:

чрезмерность - это часть сигнала

(для каши нет избытка масла).

У точности, своя эстетика,

свои приличия и адресат

с нехрупким фокусом внимания.

“О, поднимите мне веки,

будите спящую душу”:

стонет молчание-в-нас.

Измельчены и очищены,

выварены волей автора -

сорняки, колоски, недоделки,

отходы мысли и знания -

встают компостом Поэзии,

питательным кормом Любви.

Ощутить пространство безлюдия -

всё что не тронуто человеком -

ни рукой, ни глазами, ни мыслью.

Стада неосмысленных фактов,

объекты без контура и названия,

неизвестное Неизвестное,

никогда и ни в чём недоступное.

Исход игры совсем не ясен,

не выпить нам бокал планеты.

Летит и наш метеорит или

циклон мутаций вируса.

И за последний миллиард

до опаления Земли

другие хищники захватят

глаз бури всех существований.